Неточные совпадения
— Я те задам! — проворчал Тагильский, облизнул губы, сунул руки в карманы и осторожно, точно кот, охотясь
за птицей, мелкими шагами
пошел на оратора, а Самгин «предусмотрительно» направился к прихожей, чтоб, послушав Тагильского, в любой момент незаметно уйти. Но Тагильский не успел сказать ни слова, ибо толстая дама возгласила...
Идешь вдоль опушки, глядишь
за собакой, а между тем любимые образы, любимые лица, мертвые и живые, приходят на память, давным-давно заснувшие впечатления неожиданно просыпаются; воображенье реет и носится, как
птица, и все так ясно движется и стоит перед глазами.
Как только начала заниматься заря, пернатое царство поднялось на воздух и с шумом и гамом снова понеслось к югу. Первыми снялись гуси,
за ними
пошли лебеди, потом утки, и уже последними тронулись остальные перелетные
птицы. Сначала они низко летели над землей, но по мере того как становилось светлее, поднимались все выше и выше.
Широкой полосой перед нами расстилались пески; они тянулись на три км. Далеко впереди, точно караван в пустыне, двигался наш отряд. Собрав поскорее
птиц, мы
пошли за ним следом.
Иногда Цыганок возвращался только к полудню; дядья, дедушка поспешно
шли на двор;
за ними, ожесточенно нюхая табак, медведицей двигалась бабушка, почему-то всегда неуклюжая в этот час. Выбегали дети, и начиналась веселая разгрузка саней, полных поросятами, битой
птицей, рыбой и кусками мяса всех сортов.
Только в стрельбе с подъезда к
птице крупной и сторожкой, сидящей на земле, а не на деревьях, собака мешает, потому что
птица боится ее; но если собака вежлива, [То есть не гоняется
за птицей и совершенно послушна] то она во время самого подъезда будет
идти под дрожками или под телегой, так что ее и не увидишь; сначала станет она это делать по приказанию охотника, а потом по собственной догадке.
За посудой его
посылаете; гоняете к прачке и равнодушно смеетесь над тем, что он ничего не делает и живет как
птица небесная, только для того, чтобы служить вам?
— Что ж, гадов выводит — и
за то спасибо! Вот у нас этой
птицы нет, оттого и гаду много! Как переехал
за Эйдкунен — ау, аисты! Ворона
пошла.
Отворились ворота, на улицу вынесли крышку гроба с венками в красных лентах. Люди дружно сняли шляпы — точно стая черных
птиц взлетела над их головами. Высокий полицейский офицер с густыми черными усами на красном лице быстро
шел в толпу,
за ним, бесцеремонно расталкивая людей, шагали солдаты, громко стуча тяжелыми сапогами по камням. Офицер сказал сиплым, командующим голосом...
— Ах, забияка! Вот я тебя! — и стучит в стекло пальцем на воробья, который синичку клюнул… Затем
идет в кабинет и работает. Перед обедом выходит в лес гулять, и
за ним три его любимые собаки: Бутылка, Стакан и огромная мохнатая Рюмка, которые были приучены так, что ни на одну
птицу не бросались; а после обеда спит до девяти часов.
С раннего утра передняя была полна аристократами Белого Поля; староста стоял впереди в синем кафтане и держал на огромном блюде страшной величины кулич,
за которым он
посылал десятского в уездный город; кулич этот издавал запах конопляного масла, готовый остановить всякое дерзновенное покушение на целость его; около него, по бортику блюда, лежали апельсины и куриные яйца; между красивыми и величавыми головами наших бородачей один только земский отличался костюмом и видом: он не только был обрит, но и порезан в нескольких местах, оттого что рука его (не знаю, от многого ли письма или оттого, что он никогда не встречал прелестное сельское утро не выпивши, на мирской счет, в питейном доме кружечки сивухи) имела престранное обыкновение трястись, что ему значительно мешало отчетливо нюхать табак и бриться; на нем был длинный синий сюртук и плисовые панталоны в сапоги, то есть он напоминал собою известного зверя в Австралии, орниторинха, в котором преотвратительно соединены зверь,
птица и амфибий.
Крутицкий. Я вам говорю. Скромен не по летам, умен, дворянин, может сделать отличную карьеру. Вообще славный малый… малый славный. Его рекомендовали мне для некоторых занятий; ну, я того, знаете ли, попытал его, что, мол, ты
за птица! Парень хоть куда! Далеко
пойдет, далеко, вот увидите.
В случае притравы успешной на другой день после обеда, когда жар посвалит, охотник
идет с ястребом в поле в сопровождении собаки, непременно хорошо дрессированной, то есть имеющей крепкую стойку и не гоняющейся
за взлетевшею
птицею; последнее качество собаки необходимо, особенно для гнездаря, который еще не вловился: если собака кинется на него, когда он схватит перепелку и свалится с ней в траву, то ястреб испугается, бросит свою добычу, и трудно будет поправить первое впечатление.
Выношенного ястреба, приученного видеть около себя легавую собаку, притравливают следующим образом: охотник выходит с ним па открытое место, всего лучше
за околицу деревни, в поле; другой охотник
идет рядом с ним (впрочем, обойтись и без товарища): незаметно для ястреба вынимает он из кармана или из вачика [Вачик — холщовая или кожаная двойная сумка; в маленькой сумке лежит вабило, без которого никак не должно ходить в поле, а в большую кладут затравленных перепелок] голубя, предпочтительно молодого, привязанного
за ногу тоненьким снурком, другой конец которого привязан к руке охотника: это делается для того, чтоб задержать полет голубя и чтоб, в случае неудачи, он не улетел совсем; голубь вспархивает, как будто нечаянно, из-под самых ног охотника; ястреб, опутинки которого заблаговременно отвязаны от должника, бросается, догоняет
птицу, схватывает и падает с добычею на землю; охотник подбегает и осторожно помогает ястребу удержать голубя, потому что последний очень силен и гнездарю одному с ним не справиться; нужно придержать голубиные крылья и потом, не вынимая из когтей, отвернуть голубю голову.
— Ты не отпирайся, у меня свои глаза есть, и я отплачу тебе откровенностью
за твою хитрость. На Глашке — дело
идет о ней, если я не ошибаюсь, — я никогда не женюсь, не потому что это пустая девчонка, а потому… как это тебе сказать?.. Ну, словом, нет у меня этих семейных инстинктов, нет умонаклонения к семейному очагу и баста. Да и жить, может, уж недолго осталось, дотяну как-нибудь по-прежнему вольной
птицей.
Кухарь, при помощи десятка баб, взятых с работы, управляется с
птицею, поросятами, кореньями, зеленью; булочница дрожит телом и духом, чтобы опара на булки была хороша и чтобы тесто выходилось и булки выпеклись бы на
славу; кухарка в другой кухне, с помощницами, также управляется с
птицею, выданною ей, но уже не кормленою, а из числа гуляющих на свободе, и приготовляет в больших горшках обед особо для конюхов гостиных, для казаков, препровождающих пана полковника и прочих панов; особо и повкуснее для мелкой шляхты, которые приедут
за панами: им не дозволено находиться
за общим столом с важными особами.
Узнала лесная челядь, что майор к ним в лес едет, и задумалась. Такая в ту пору вольница между лесными мужиками
шла, что всякий по-своему норовил. Звери — рыскали,
птицы — летали, насекомые — ползали; а в ногу никто маршировать не хотел. Понимали мужики, что их
за это не похвалят, но сами собой остепениться уж не могли. «Вот ужо приедет майор, — говорили они, — засыплет он нам — тогда мы и узнаем, как Кузькину тещу зовут!»
Вам хорошо — сполагоря живется,
У вас кормы и жалованье ратным,
А мы живем день
за день, точно
птицы,
Сегодня сыт и пьян, и
слава Богу,
А завтра сам как хочешь промышляй.
Не грабил бы, неволя заставляет.
За что теперь мы бьемся?
Так
шел он, бритый, в цилиндре, задумчиво помахивал рукою в палевой перчатке и что-то насвистывал — в тон
птицам, заливавшимся в лесу. А
за ним в свежем утреннем воздухе далеко тянулся легкий запах духов, вина и крепких сигар.
Любка взмахнула обеими руками, отчаянно взвизгнула и
пошла за ним; сначала она прошлась боком-боком, ехидно, точно желая подкрасться к кому-то и ударить сзади, застучала дробно пятками, как Мерик каблуками, потом закружилась волчком и присела, и ее красное платье раздулось в колокол; злобно глядя на нее и оскалив зубы, понесся к ней вприсядку Мерик, желая уничтожить ее своими страшными ногами, а она вскочила, закинула назад голову и, взмахивая руками, как большая
птица крыльями, едва касаясь пола, поплыла по комнате…
Летит себе как
птица, как
птица… (тут схватывает он себя
за бока и прислоняется к фонарю, чтобы не упасть наземь); ты куда
идешь?» заключает от, наконец, блуждая глазами, налившимися кровью от натуги.
Грекова. Я горда… Не умею пачкать рук… Я вам сказала, милостивый государь, что вы или необыкновенный человек, или же негодяй, теперь же я вам говорю, что вы необыкновенный негодяй! Презираю вас! (
Идет к дому.) Не заплачу теперь… Я рада, что наконец-таки узнала, что вы
за птица…
Глупым называют только такого сокола, который верху не держит и сейчас бросается
за всякой дрянной
птицей.] спускают с руки сейчас по выезде в поле; он возьмет умеренный верх и
идет им впереди охотников, сам высматривает добычу и едва завидит — вдруг начинает подниматься выше и выше над самою
птицею; следовательно, сам и укажет охотникам добычу.
Дело произошло так, что Аллилуй, не желая более видеть неловких деревенских баб,
пошел исполнять другую работу и хотел очистить засиженные
птицами колокола; он делал это, держась
за веревочки и стоя сапогами на перилах, с которых он покачнулся, упал и разбился до смерти. Пришел священник, отец Ипполит, по фамилии Мирдаров, — дал Аллилую так называемую «глухую исповедь», а потом положил ему в рот причастие и тут же сразу прочел ему и отходную.
Впереди меня мелькнуло что-то темное, и невозможно было разобрать, что это: зверь или
птица. Я весь находился под впечатлением виденного. Все время мне представлялась шаровая молния, и я очень сожалел, что не
пошел за нею следом и не проследил до момента ее исчезновения.
Этот день прошел как-то скучно: все записи в дневниках были сделаны, съемки вычерчены,
птицы и мелкие животные препарированы. Словом, все было в порядке, и надо было заняться сбором новых материалов. Весь день мы провели в фанзе и рано вечером завалились спать. Как-то вышло так, что я проснулся ночью и больше уже не мог заснуть. Проворочавшись с боку на бок до самого рассвета, я решил одеться и
пойти на рекогносцировку в надежде поохотиться
за крохалями и кстати посмотреть, как замерзает река.
Я
пошла, но я не заняла той роли, которую вы мне подстроили, а я позаботилась о самой себе, о своем собственном деле, и вот я стала «ее превосходительство Глафира Васильевна Бодростина», делающая неслыханную честь своим посещением перелетной
птице, господину Горданову, аферисту, который поздно спохватился, но жадно гонится
за деньгами и играет теперь на своей и чужой головке.
И умер. И вот его хоронят. Все
птицы идут за гробом. И сам соловей, — гордый, великолепный соловей, — говорит над его могилою речь: умерший не выделялся красотою, не было у него звонкого голоса, но он был лучше и достойнее всех нас, у него было то, что дороже и красоты и всяких талантов...
Незаметно было
за разговором, как
шло время, а когда мальчишка-лавочник притащил большой чайник с кипятком и кумовья принялись пить чай, то время полетело быстро, как
птица.
— Памфалон, смехотворный Памфалон! скорей поднимайся и
иди с нами. Мы бежали впотьмах бегом
за тобою от нашей гетеры… Спеши скорей, у нас полон грот и аллеи богатых гостей из Коринфа. Бери с собой кольца, и струны, и Акру, и
птицу. Ты нынче в ночь можешь много заработать
за свое смехотворство и хоть немножко вернешь свою большую потерю.
— Где же правда? — вскричала она трепещущим голосом. — Когда люди кланяются человеку и считают его
за божество? Где же правда, если правдивое слово здесь так дико, что сказавшую это слово простую, маленькую девочку приняли
за посланницу Бога? Нет, не хочу я ни почестей, ни
славы. Сюда, ко мне, большая
птица, унеси, умчи меня отсюда!