Неточные совпадения
Ямщик пообедал, задал корму лошадям, потом лег спать, а проснувшись, объявил, что ему ехать не следует, что есть мужик Шеин, который живет
особняком, на юру, что очередь за его сыновьями, но он богат и все отделывается. Я
послал за Шеиным, но он рапортовался больным. Что делать? вооружиться терпением, резигнацией? так я и сделал. Я прожил полторы сутки, наконец созвал ямщиков, и Шеина тоже, и стал записывать имена их
в книжку. Они так перепугались, а чего — и сами не знали, что сейчас же привели лошадей.
Еще с начала вечера во двор
особняка въехало несколько ассенизационных бочек, запряженных парами кляч, для своей работы, которая разрешалась только по ночам. Эти «ночные брокары», прозванные так
в честь известной парфюмерной фирмы, открывали выгребные ямы и переливали содержимое черпаками на длинных рукоятках и увозили за заставу. Работа
шла. Студенты протискивались сквозь вереницы бочек, окруживших вход
в общежитие.
Ребенок рос одиноко; жизнь родителей, тоже одинокая и постылая, тоже
шла особняком, почти не касаясь его. Сынок удался — это был тихий и молчаливый ребенок, весь
в отца. Весь он, казалось, был погружен
в какую-то загадочную думу, мало говорил, ни о чем не расспрашивал, даже не передразнивал разносчиков, возглашавших на дворе всякую всячину.
Дело
пошло. Деньги потекли
в кассу, хотя «Новости дня» имели подписчиков меньше всех газет и
шли только
в розницу, но вместе с «пюблисите» появились объявления, и расцвел А.Я. Липскеров. Купил себе роскошный
особняк у Красных Ворот. Зеркальные стекла во все окно, сад при доме, дорогие запряжки, роскошные обеды и завтраки, — все время пьют и едят. Ложа
в театре, ложа на скачках, ложа на бегах.
Мы прошли мимо академии, потом по плотине и
пошли к небольшой дачке, стоявшей
особняком среди молодого ельника.
В комнатке топилась печка, горела лампа, и
в окно виднелись три фигуры.
Николай и Ольга с первого взгляда поняли, какая тут жизнь, но ничего не сказали друг другу; молча свалили узлы и вышли на улицу молча. Их изба была третья с краю и казалась самою бедною, самою старою на вид; вторая — не лучше, зато у крайней — железная крыша и занавески на окнах. Эта изба, неогороженная, стояла
особняком, и
в ней был трактир. Избы
шли в один ряд, и вся деревушка, тихая и задумчивая, с глядевшими из дворов ивами, бузиной и рябиной, имела приятный вид.
Тот всегда выходит вместе с тобой на дело;
идет по улице и вдруг начинает
в нос бормотать, таинственно: «Направо каменный
особняк, Шпехт Арнольд Карлович, архитектор; непременно лично; будет сначала ругать скверными словами; не смущайся, уговаривай его, как верблюда; пятерка».
— Ну, вот… — Леонид
шел, качая
в руке винтовку. —
В банкирском
особняке, где я сейчас живу, попалось мне недавно «Преступление и наказание» Достоевского. Полкниги солдаты повыдрали на цигарки… Стал я читать. Смешно было. «Посмею? Не посмею?» Сидит интеллигентик и копается
в душе. С какой-то совсем другой планеты человек. Ну, вот сегодня, с махновцем этим… Ты первого человека
в жизни убила?
Вдоль тротуара, по той стороне,
идет чугунная решетка купеческих хором. Дом —
особняк в греческом стиле — позади садика с фонтаном, прикрытым деревянным шатром. Деревья
в инее. Так красиво, а любоваться не хочется.