Фаддей Емельянович возьмет, положит в сторону всегда вертевшийся в руках его чулок со спицами, расседлает нос от окуляров, скинет с гвоздика свой неизменный длиннополый сюртук и ваточный картуз, наденет, и вот они рука в руку
идут в кладовую, где хранятся травник и другие целебные настойки, откуда через несколько времени возвращаются домой, хотя и тем же порядком и с тою же любовью, как пошли, но уже со значительно разрумянившимися носами и уже не тою твердою походкою.
Неточные совпадения
1-й гость (выходя из левой двери). B столовой нет, так, стало быть, где-нибудь
в кладовой. Надо бы Егорушку пощупать.
Пойдем через гостиную.
Чугунов. Конторская старая; тут и счеты есть. Из
кладовой мы ее достали, отсырела она, пятнышками
пошла. Векселя у меня
в ней всю ночь лежали, да и теперь пусть лежат, да выцветают, а то свежи чернила-то. Да тут им и быть следует! (Берет векселя у Мурзавецкой.) Поглядите, какая чистота-то!
Бросил Борис Тимофеич Сергея
в кладовой, пока взбитая
в чугун спина заживет; сунул он ему глиняный кувшин водицы, запер его большим замком и
послал за сыном.
Однажды
пошёл я
в кладовую за дрожжами — тут же
в подвале против пекарни тёмная
кладовая была — вижу, дверь не заперта, и фонарь там горит. Открыл дверь, а Миха ползает на животе по полу и рычит...
Каждый раз поворчит, поворчит да и
пошлет мать Софию, что
в ключах у ней ходит,
в кладовую за гостинцами девицам на угощенье.
Искусно после того поворотил Василий Борисыч рассуждения матерей на то, еретики ли беспоповцы, или токмо
в душепагубном мудровании пребывают…
Пошел спор по всей келарне. Забыли про Антония, забыли и про московское послание. Больше часа проспорили, во всех книгах справлялись, книг с десяток еще из
кладовой притащили, но никак не могли решить, еретики ли нет беспоповцы. А Василий Борисыч сидит себе да помалкивает и чуть-чуть ухмыляется, сам про себя думая: «Вот какую косточку бросил я им».
Слышит Дуня — смолкли песни
в сионской горнице. Слышит — по обеим сторонам
кладовой раздаются неясные голоса, с одной — мужские, с другой — женские. Это Божьи люди
в одевальных комнатах снимают «белые ризы» и одеваются
в обычную одежду. Еще прошло несколько времени, голоса стихли, послышался топот, с каждой минутой слышался он тише и тише. К ужину, значит,
пошли. Ждет Дуня. Замирает у ней сердце — вот он скоро придет, вот она узнает тайну, что так сильно раздражает ее любопытство.
После ужина Чикамасова показала мне епитрахиль, которую собственноручно вышивал Егор Семеныч, чтобы потом пожертвовать
в церковь. Манечка сбросила с себя на минуту робость и показала мне кисет, который она вышивала для своего папаши. Когда я сделал вид, что поражен ее работой, она вспыхнула и шепнула что-то на ухо матери. Та просияла и предложила мне
пойти с ней
в кладовую.
В кладовой я увидел штук пять больших сундуков и множество сундучков и ящичков.
— Их или людей во плоти и образе Готлиба и Арнольда. Я сам диву дался.
Пошли они по дорожке, прямо к
кладовой, что
в саду. Прыг, прыг и я за ними между кустами. Отперли
кладовую и выкатили оттуда несколько бочонков. «Поосторожнее с огнем!» — говорил амтман.
В тот день, когда граф пришел к такому выводу, он тотчас же сделал распоряжение возвратить
в барский дом Таню, считавшуюся племянницей покойной Минкиной, сосланную им же сгоряча на скотный двор. Девочке
шел в то время четырнадцатый год.
В том же письме Алексей Андреевич приказал взять из
кладовой и повесить портрет Настасьи Федоровны на прежнее место.
Туда и сюда суетились дворчане, несли оружие из
кладовой, пытали доброту коней, снаряжали обильным вытьем и пирогами оружейного, конюшего и прочих холопов, которые должны были
идти в поход вместе с сыном воеводы.
Слава о почти чудодейственном лечении матери Агнии облетела всю Москву и ежедневно множество недужных приходили искать у нее облегчения, не оставляя, конечно, труда целительницы без посильного вознаграждения. Последнего, впрочем, мать Агния не брала лично. Деньги больными опускались
в прибитую у дверей кельи кружку, а из нее, по желанию самой Агнии, поступали
в общие монастырские суммы.
В общую монастырскую
кладовую отправлялись и приношения натурою: крупа, мука, масло, рыба и прочее.
Завхоз дома отдыха с удовольствием предоставил ребятам кувшины и бидоны, — за ненадобностью, они без дела громоздились
в кладовых, — дом отдыха имел великолепную питьевую воду, и не нужно было
посылать за нею водовоза.