— Ну, задача! — засмеялся он. — Батюшки, вода за шею потекла! Бррр… Промок, озяб, пьян, извозчика нет… недостает только, чтобы муж выскочил на улицу и отколотил меня палкой. Но что же, однако, делать? Нельзя тут до утра стоять, да и к чёрту платье пропадет… Вот что… Я позвоню еще раз и сдам Дуняше вещи, а сам
пойду в будку.
Неточные совпадения
А по ночам —
в простынях
пойдут, попа напугали, он бросился на
будку, а будочник, тоже испугавшись, давай караул кричать.
Я не бросился за народом, упирался и
шел прочь от
будок, к стороне скачек, навстречу безумной толпе, хлынувшей за сорвавшимися с мест
в стремлении за кружками.
Первая публикация появилась
в Петербурге, куда я
послал сообщение А.А. Соколову для «Петербургского листка», а потом его перепечатала провинция, а
в Москве появились только краткие известия без упоминания о городовом и разнесенной
будке.
Спускались сумерки. По линии,
в направлении к Москве, виднелись огоньки. Целое созвездие огоньков мерцало неопределенно и смутно. Один передвигался — это
шел товарный поезд. Беременная сторожиха выползла из
будки. Больной ребенок был у нее на одной руке, сигнальный фонарь
в другой… Заговорили рельсы, тихо, тонко, чуть слышно, как будто что-то переливалось под землей. Потом это перешло
в клокотание, и через две минуты тяжелый поезд прогромыхал мимо платформы.
На перекрестке стоял живой милиционер,
в запыленной витрине смутно виднелись железные листы с тесными рядами пирожных с рыжим кремом, сено устилало площадь, и
шли, и ехали, и разговаривали,
в будке торговали вчерашними московскими газетами, содержащими
в себе потрясающие известия, невдалеке призывно пересвистывались московские поезда. Словом, это была цивилизация, Вавилон, Невский проспект.
— А на дворе дождь… Так и хлыщет, пылит, ручьи
пошли. Мы эту погоду клянем
в поле, а им самое подходящее дело. Темно. Дождь по крыше гремит, часовой
в будку убрался да, видно, задремал. Окна без решеток. Выкинули они во двор свои узелки, посмотрели: никто не увидал. Полезли и сами…
Шли всю ночь. На заре вышли к реке, куда им было сказано, смотрят, а там — никого!
Стоит Семен над отвороченным рельсом, палки свои выронил. Поезд
идет не товарный, пассажирский. И не остановишь его ничем: флага нет. Рельса на место не поставишь; голыми руками костылей не забьешь. Бежать надо, непременно бежать
в будку за каким-нибудь припасом. Господи, помоги!
Он указал мне на несколько маленьких березок, едва белевших шагах
в пяти от нас, а сам
пошел в другую сторону и тотчас же бесшумно пропал
в темноте. Я с трудом отыскал свою
будку. Она состояла из двух тонких березок, связанных верхушками и густо закрытых с боков сосновыми ветками. Раздвинув ветки, я влез
в будку на четвереньках, уселся поудобнее, прислонил ружье к стволу и стал оглядываться.
Прямо передо мною тянулись ровные серые широкие грядки прошлогодней нивы (
в борозду между этими грядами я все и проваливался, когда
шел за Талимоном). Восток уже начал розоветь. Деревья и кусты вырисовывались бледными, неясными, однотонными пятнами. К смолистому крепкому запаху сосновых ветвей, из которых была сделана моя
будка, приятно примешивался запах утренней сыроватой свежести. Пахла и молодая травка, серая от росы…
На Нижней улице ему указали на другой желтый дом, с двумя
будками. Архип вошел. Передней тут не было, и присутствие начиналось прямо с лестницы. Старик подошел к одному из столов и рассказал писцам историю сумки. Те вырвали у него из рук сумку, покричали на него и
послали за старшим. Явился толстый усач. После короткого допроса он взял сумку и заперся с ней
в другой комнате.