Неточные совпадения
Выговорив самое главное, девушка повернула голову, робко посмотрев на старика. Лонгрен сидел понурясь, сцепив пальцы
рук между колен, на которые оперся локтями. Чувствуя взгляд, он поднял голову и вздохнул. Поборов тяжелое настроение, девушка подбежала к нему, устроилась сидеть рядом и, продев свою легкую
руку под кожаный рукав его куртки, смеясь и заглядывая
отцу снизу в лицо, продолжала
с деланым оживлением...
Ласкаясь к
отцу, что было необычно для нее, идя
с ним
под руку, Лидия говорила...
Как там
отец его, дед, дети, внучата и гости сидели или лежали в ленивом покое, зная, что есть в доме вечно ходящее около них и промышляющее око и непокладные
руки, которые обошьют их, накормят, напоят, оденут и обуют и спать положат, а при смерти закроют им глаза, так и тут Обломов, сидя и не трогаясь
с дивана, видел, что движется что-то живое и проворное в его пользу и что не взойдет завтра солнце, застелют небо вихри, понесется бурный ветр из концов в концы вселенной, а суп и жаркое явятся у него на столе, а белье его будет чисто и свежо, а паутина снята со стены, и он не узнает, как это сделается, не даст себе труда подумать, чего ему хочется, а оно будет угадано и принесено ему
под нос, не
с ленью, не
с грубостью, не грязными
руками Захара, а
с бодрым и кротким взглядом,
с улыбкой глубокой преданности, чистыми, белыми
руками и
с голыми локтями.
— Сатана, изыди, сатана, изыди! — повторял он
с каждым крестом. — Извергая извергну! — возопил он опять. Был он в своей грубой рясе, подпоясанной вервием. Из-под посконной рубахи выглядывала обнаженная грудь его, обросшая седыми волосами. Ноги же совсем были босы. Как только стал он махать
руками, стали сотрясаться и звенеть жестокие вериги, которые носил он
под рясой.
Отец Паисий прервал чтение, выступил вперед и стал пред ним в ожидании.
Очнувшись, снял он со стены дедовскую нагайку и уже хотел было покропить ею спину бедного Петра, как откуда ни возьмись шестилетний брат Пидоркин, Ивась, прибежал и в испуге схватил ручонками его за ноги, закричав: «Тятя, тятя! не бей Петруся!» Что прикажешь делать? у
отца сердце не каменное: повесивши нагайку на стену, вывел он его потихоньку из хаты: «Если ты мне когда-нибудь покажешься в хате или хоть только
под окнами, то слушай, Петро: ей-богу, пропадут черные усы, да и оселедец твой, вот уже он два раза обматывается около уха, не будь я Терентий Корж, если не распрощается
с твоею макушей!» Сказавши это, дал он ему легонькою
рукою стусана в затылок, так что Петрусь, невзвидя земли, полетел стремглав.
Пока Женни сняла
с себя мундир,
отец надел треуголку и засунул шпагу, но, надев мундир, почувствовал, что эфесу шпаги неудобно находиться
под полою, снова выдернул это смертоносное орудие и, держа его в левой
руке, побежал в училище.
Возьмет Гловацкий педагога тихонько за
руку и ведет к двери, у которой тот проглатывает последние грибки и бежит внушать уравнения
с двумя неизвестными, а Женни подает закуску
отцу и снова садится
под окно к своему столику.
Скоро и мы
с отцом нашли гнездо груздей; мы также принялись ощупывать их
руками и бережно вынимать из-под пелены прошлогодних полусгнивших листьев, проросших всякими лесными травами и цветами.
Нашу карету и повозку стали грузить на паром, а нам подали большую косную лодку, на которую мы все должны были перейти по двум доскам, положенным
с берега на край лодки; перевозчики в пестрых мордовских рубахах, бредя по колени в воде, повели
под руки мою мать и няньку
с сестрицей; вдруг один из перевозчиков, рослый и загорелый, схватил меня на
руки и понес прямо по воде в лодку, а
отец пошел рядом по дощечке, улыбаясь и ободряя меня, потому что я, по своей трусости, от которой еще не освободился, очень испугался такого неожиданного путешествия.
Вдруг поднялся глухой шум и топот множества ног в зале,
с которым вместе двигался плач и вой; все это прошло мимо нас… и вскоре я увидел, что
с крыльца, как будто на головах людей, спустился деревянный гроб; потом, когда тесная толпа раздвинулась, я разглядел, что гроб несли мой
отец, двое дядей и старик Петр Федоров, которого самого вели
под руки; бабушку также вели сначала, но скоро посадили в сани, а тетушки и маменька шли пешком; многие, стоявшие на дворе, кланялись в землю.
Наконец раздался крик: «Едут, едут!» Бабушку поспешно перевели
под руки в гостиную, потому что она уже плохо ходила,
отец, мать и тетка также отправились туда, а мы
с сестрицей и даже
с братцем, разумеется,
с дядькой, нянькой, кормилицей и со всею девичьей, заняли окна в тетушкиной и бабушкиной горницах, чтоб видеть, как подъедут гости и как станут вылезать из повозок.
Сочинение это произвело, как и надо ожидать, страшное действие… Инспектор-учитель показал его директору; тот — жене; жена велела выгнать Павла из гимназии. Директор, очень добрый в сущности человек, поручил это исполнить зятю. Тот, собрав совет учителей и бледный,
с дрожащими
руками, прочел ареопагу [Ареопаг — высший уголовный суд в древних Афинах, в котором заседали высшие сановники.] злокачественное сочинение; учителя, которые были помоложе, потупили головы, а
отец Никита произнес, хохоча себе
под нос...
Помнится, я пробродил целый день, но в сад не заходил и ни разу не взглянул на флигель — а вечером я был свидетелем удивительного происшествия:
отец мой вывел графа Малевского
под руку через залу в переднюю и, в присутствии лакея, холодно сказал ему: «Несколько дней тому назад вашему сиятельству в одном доме указали на дверь; а теперь я не буду входить
с вами в объяснения, но имею честь вам доложить, что если вы еще раз пожалуете ко мне, то я вас выброшу в окошко.
Она отошла, а я было на том же месте остался, но только тот старый цыган, этой Груши
отец, и другой цыган подхватили меня
под руку, и волокут вперед, и сажают в самый передний ряд рядом
с исправником и
с другим и господами.
Глеб остолбенел. Лицо его побагровело. Крупные капли пота выступили на лице его. Не мысль о рекрутстве поражала старика: он, как мы видели, здраво, толково рассуждал об этом предмете, — мысль расстаться
с Ваней, любимым детищем, наконец, неожиданность события потрясли старика. Так несбыточна казалась подобная мысль старому рыбаку, что он
под конец махнул только
рукой и сделал несколько шагов к реке; но Ваня тут же остановил его. Он высказал
отцу с большею еще твердостью свою решимость.
Фома, облокотясь на стол, внимательно слушал
отца и,
под сильные звуки его голоса, представлял себе то плотника, обтесывающего бревно, то себя самого: осторожно,
с протянутыми вперед
руками, по зыбкой почве он подкрадывается к чему-то огромному и живому и желает схватить это страшное что-то…
В большом доме напротив, у инженера Должикова играли на рояле. Начинало темнеть, и на небе замигали звезды. Вот медленно, отвечая на поклоны, прошел
отец в старом цилиндре
с широкими загнутыми вверх полями,
под руку с сестрой.
№ 1.Директор, генерал-майор Перский (из воспитанников лучшего времени Первого же корпуса). Я определился в корпус в 1822 году вместе
с моим старшим братом. Оба мы были еще маленькие.
Отец привез нас на своих лошадях из Херсонской губернии, где у него было имение, жалованное «матушкою Екатериною». Аракчеев хотел отобрать у него это имение
под военное поселение, но наш старик поднял такой шум и упротивность, что на него махнули
рукой и подаренное ему «матушкою» имение оставили в его владении.
Подождав, не скажет ли брат ещё чего,
отец ушёл
под руку с Яковом, молчаливо опустив голову. Внизу он сказал...
На скамье,
под окном кухни, сидел согнувшись Мирон; в одной его
руке дымилась папироса, другою он раскачивал очки свои, блестели стёкла, тонкие золотые ниточки сверкали в воздухе; без очков нос Мирона казался ещё больше. Яков молча сел рядом
с ним, а
отец, стоя посреди двора, смотрел в открытое окно, как нищий, ожидая милостыни. Ольга возвышенным голосом рассказывала Наталье, глядя в небо...
Меньше полусотни сажен осталось до фабрики, когда котёл покачнулся особенно круто и не спеша съехал
с переднего катка, ткнувшись в песок тупой мордой, — Никита видел, как его круглая пасть дохнула в ноги
отца серой пылью. Люди сердито облепили тяжёлую тушу, пытаясь подсунуть
под неё каток, но они уже выдохлись, а котёл упрямо влип в песок и, не уступая усилиям их, как будто зарывался всё глубже. Артамонов
с рычагом в
руках возился среди рабочих, покрикивая...
Отцы стравливали детей, как бойцовых петухов; полупьяные, они стояли плечо в плечо друг
с другом, один — огромный, неуклюжий, точно куль овса, из его красных, узеньких щелей
под бровями обильно текли слёзы пьяного восторга; другой весь подобрался, точно готовясь прыгнуть, шевелил длинными
руками, поглаживая бёдра свои, глаза его почти безумны. Пётр, видя, что борода
отца шевелится на скулах, соображает...
Летом, когда вы жили
с Гаврилой на Половинке, я как-то выпил
с отцом Андроником, и выпил так, сущую малость; пришел домой, лег было спать, а тут Глашка
под пьяную
руку подвернулась…
С каким живым удовольствием маленький наш герой в шесть или семь часов летнего утра, поцеловав
руку у своего
отца, спешил
с книгою на высокий берег Волги, в ореховые кусточки,
под сень древнего дуба!
Один козак, бывший постарее всех других,
с седыми усами, подставивши
руку под щеку, начал рыдать от души о том, что у него нет ни
отца, ни матери и что он остался одним-один на свете. Другой был большой резонер и беспрестанно утешал его, говоря: «Не плачь, ей-богу не плачь! что ж тут… уж бог знает как и что такое». Один, по имени Дорош, сделался чрезвычайно любопытен и, оборотившись к философу Хоме, беспрестанно спрашивал его...
Весло задевало опустившийся в воду ивняк, путалось в стеблях кувшинок, срывая их золотые головки;
под лодкой вздыхала и журчала вода. Почему-то вспомнилась мать — маленькая старушка
с мышиными глазками: вот она стоит перед
отцом и, размахивая тонкой, бессильной
рукой, захлёбываясь словами, хрипит...
Кунин провел
рукой по глазам, и ему показалось, что
рука его от этого стала мокрой. Он отошел от окна и мутными глазами обвел комнату, в которой ему еще слышался робкий, придушенный голос… Он взглянул на стол… К счастью,
отец Яков забыл второпях взять
с собой его проповеди… Кунин подскочил к ним, изорвал их в клочки и
с отвращением швырнул
под стол.
— Ни единый час не изнесу ее из моленной, — тихо, но
с твердой решимостью сказала мать Августа. — Больше ста семидесяти годов стоит она на одном месте. Ни при старых матерях, ни при мне ее не трогивали, опричь пожарного случая. Не порушу завета первоначальника шарпанского
отца Арсения. Он заповедовал не износить иконы из храма ни
под каким видом. У нас на то запись
руки его…
Будучи перевенчан
с Алиной, но не быв никогда ее мужем, он действительно усерднее всякого родного
отца хлопотал об усыновлении себе ее двух старших детей и, наконец, выхлопотал это при посредстве связей брата Алины и Кишенского; он присутствовал
с веселым и открытым лицом на крестинах двух других детей, которых щедрая природа послала Алине после ее бракосочетания, и видел, как эти милые крошки были вписаны на его имя в приходские метрические книги; он свидетельствовал
под присягой о сумасшествии старика Фигурина и отвез его в сумасшедший дом, где потом через месяц один распоряжался бедными похоронами этого старца; он потом завел по доверенности и приказанию жены тяжбу
с ее братом и немало содействовал увеличению ее доли наследства при законном разделе неуворованной части богатства старого Фигурина; он исполнял все, подчинялся всему, и все это каждый раз в надежде получить в свои
руки свое произведение, и все в надежде суетной и тщетной, потому что обещания возврата никогда не исполнялись, и жена Висленева, всякий раз по исполнении Иосафом Платоновичем одной службы, как сказочная царевна Ивану-дурачку, заказывала ему новую, и так он служил ей и ее детям верой и правдой, кряхтел, лысел, жался и все страстнее ждал великой и вожделенной минуты воздаяния; но она, увы, не приходила.
Карп Карпович был грамотный.
С малолетства жил всегда при господах и при
отце Погореловой состоял в должности земского. Кроме книг священного писания, он читал много книг и светских, какие, разумеется, попадались
под руку. По большей части это были романы иностранных писателей в плохих переводах, которыми тогда была наводнена русская книжная торговля.
Весь необузданный, страстный темперамент юноши вылился в этих словах. Неприятный огонь снова пылал в его глазах,
руки были сжаты в кулаки. Он дрожал всем телом
под влиянием дикого порыва возмущения. Очевидно, он решился начать борьбу
с отцом, которого прежде так боялся. Но взрыва гнева
отца, которого ожидал сын, не последовало. Иван Осипович смотрел на него серьезно и молчал
с выражением немого упрека по взгляде.
«Херувимская» поется хорошо, так хорошо, что школьники оставляют свое чистописание и начинают следить за движениями Алексея Алексеича.
Под окнами останавливается народ. Входит в класс сторож Василий, в фартуке, со столовым ножом в
руке, и заслушивается. Как из земли вырастает
отец Кузьма
с озабоченным лицом… После «отложим попечение» Алексей Алексеич вытирает со лба пот и в волнении подходит к
отцу Кузьме.
Поутру следующего дня Тони прислала просить ее к себе, и все для нее объяснилось. Лорин был изуродован мятежниками в роковую ночь на 11-е января, на его лице остался глубокий шрам, трех пальцев на одной
руке недоставало. Володя пал
под вилою злодея, но пал
с честью, со славой, сохранив знамя полку. Все это рассказала Тони бедной своей подруге. Что чувствовала Лиза, услышав ужасную весть, можно себе вообразить! Но ей было теперь не до себя. Как передать эту громовую, убийственную весть
отцу?
— Ушиб немного висок… упал
с лестницы… пройдет… Но
отец,
отец! ах, что
с ним будет! Вот уж сутки не пьет, не ест, не спит, все бредит, жалуется, что ему не дают подняться до неба… Давеча к утру закрыл глаза; подошел я к нему на цыпочках, пощупал голову — голова горит, губы засохли, грудь дышит тяжело… откроет мутные глаза, смотрит и не видит и говорит сам
с собою непонятные речи. Теперь сидит на площади, на кирпичах, что готовят
под Пречистую, махает
руками и бьет себя в грудь.
— Боярский сын он. Отец-то его у царя, бают, в приближении и милости… Наглядишься ты на московские порядки
под очами царскими, скуку-то как
рукой снимет… Может, и меня, старуху, возьмешь
с собой…
С сыном на
руках, упала она на колени перед крестом,
под которым было похоронено тело дорогого для нее человека —
отца ее ребенка. Сына затем она поставила на ноги, малютка удивленно смотрел на мать.
Но тот только махнул
рукой и, промямлив что-то себе
под нос, встал из-за стола, подошел к матери, наскоро чмокнул её
руку, тоже самое проделал
с рукой отца и поспешно вышел из комнаты, сказав
с порога, что он опоздает в училище и должен спешить поэтому. Тут только хозяин дома оторвался от своей газеты.
Отец грубо подхватил его
под руки и буквально бросил в дорожную карету, затем обратился к жене, по обыкновению,
с каким-то резким замечанием.
В гостиной кипел самовар на круглом столе. Перед ним сидела Наталья Николаевна. Соня морщилась и улыбалась
под рукой матери, щекотавшей ее, когда
отец и сын
с сморщенными оконечностями пальцев и лоснящимися щеками и лбами (у
отца особенно блестела лысина),
с распушившимися белыми и черными волосами и сияющими лицами вошли в комнату.
— А вот же посватаю и высватаю: это дело мое, а ты знай сам средство, как
с нею обходиться, — и
с этим он прямо
с места направился к
отцу красавицы, взял его
под руку в сторону и стал просить у него
руки дочери для жениха, которого он рекомендует.