Неточные совпадения
— Теперь благослови, мать, детей своих! — сказал Бульба. — Моли Бога, чтобы они воевали храбро, защищали бы всегда честь лыцарскую, [Рыцарскую. (Прим. Н.В. Гоголя.)] чтобы стояли всегда за веру Христову, а не то — пусть лучше
пропадут, чтобы и духу их не было на свете!
Подойдите, дети,
к матери: молитва материнская и на воде и на земле спасает.
Он
подошел к столу, пристально поглядел в листки, в написанное им предисловие, вздохнул, покачал головой и погрузился в какое-то, должно быть, тяжелое раздумье. «Что я делаю! На что трачу время и силы? Еще год
пропал! Роман!» — шептал он с озлоблением.
Он обошел весь сад, взглянул на ее закрытые окна,
подошел к обрыву и погрузил взгляд в лежащую у ног его
пропасть тихо шумящих кустов и деревьев.
Мы уже
подходили к ним, как вдруг впереди нас мелькнула женская фигура, быстро перебежала по груде обломков и поместилась на уступе стены, прямо над
пропастью.
Текучей воды было мало. Только одна река Перла, да и та неважная, и еще две речонки: Юла и Вопля. [Само собой разумеется, названия эти вымышленные.] Последние еле-еле брели среди топких болот, по местам образуя стоячие бочаги, а по местам и совсем
пропадая под густой пеленой водяной заросли. Там и сям виднелись небольшие озерки, в которых водилась немудреная рыбешка, но
к которым в летнее время невозможно было ни подъехать, ни
подойти.
«Иваны», являясь с награбленным имуществом, с огромными узлами, а иногда с возом разного скарба на отбитой у проезжего лошади, дожидались утра и тащили добычу в лавочки Старой и Новой площади, открывавшиеся с рассветом. Ночью
к этим лавочкам
подойти было нельзя, так как они охранялись огромными цепными собаками. И целые возы
пропадали бесследно в этих лавочках, пристроенных
к стене, где имелись такие тайники, которых в темных подвалах и отыскать было нельзя.
Прибавьте ко всему, мною сказанному, что, подозрив издалека нечто белое,
подходишь с сомнением, высматриваешь; то убеждаешься, что это заяц, то покажется, что совсем не заяц, а какая-то белая кость; иногда вся белизна
пропадет из глаз, потому что на ходу угол зрения охотника, заслоняемый и пересекаемый разными предметами, изменяется беспрестанно; наконец, уверившись совершенно, что это заяц, очень редко будешь иметь терпение
подойти к нему близко; все кажется, что как-нибудь зашумишь, испугаешь зайца, что он сейчас вскочит и уйдет, и охотник, особенно горячий, всегда выстрелит на дальную меру…
Вот
подойдет осень, и пойдет народ опять в кабалу
к Устюжанинову, а какая это работа: молодые ребята балуются на фабрике, мужики изробливаются
к пятидесяти годам, а про баб и говорить нечего, — которая пошла на фабрику, та и
пропала.
«Эх, все равно уж! — думал с отчаянием Ромашов,
подходя к роте. — И здесь плохо, и там плохо, — одно
к одному.
Пропала моя жизнь!»
Мороз пробежал по всем суставчикам приемыша, и хмель, начинавший уже шуметь в голове его, мгновенно
пропал. Он круто повернул
к двери и шмыгнул на улицу. Захар, больше владевший собою,
подошел к Герасиму, успевшему уже сменить батрака за прилавком, потом прошелся раза два по кабаку, как бы ни в чем не бывало, и, подобрав штофы под мышки, тихо отворил дверь кабака. Очутившись на крыльце, он пустился со всех ног догонять товарища.
Он показался тогда лишь, когда старик
подошел к краю широкой
пропасти, расходившейся амфитеатром.
Вы измучились, погубили
пропасть времени, вы в изумлении спрашиваете себя: зачем понадобилась эта мистификация? — а в эту самую минуту
к вам
подходит третий лжец и советует поискать Гороховую в окрестностях Екатерингофа.
Иногда молодёжь
подходила к тем огромным и глубоким вопросам, которые, раскрываясь пред человеком, как бездонные
пропасти, властно влекут его пытливый ум и сердце в свою таинственную тьму.
— Первое, что я сделал, я снял сапоги и, оставшись в чулках,
подошел к стене над диваном, где у меня висели ружья и кинжалы, и взял кривой дамасский кинжал, ни разу не употреблявшийся и страшно острый. Я вынул его из ножен. Ножны, я помню, завалились за диван, и помню, что я сказал себе: «надо после найти их, а то
пропадут». Потом я снял пальто, которое всё время было на мне, и, мягко ступая в одних чулках, пошел туда.
Митя. Эх,
пропадай моя голова! Уж была не была! (
Подходит к Пелагее Егоровне.) Пелагея Егоровна, жаль вам дочь отдавать за старого, аль нет?
Митя (
подходит к Гуслину). Никто мне не поможет.
Пропала моя голова! Полюбилась мне больно Любовь Гордеевна.
Как будто мы оба чувствовали, в каком месте была
пропасть, отделявшая нас, и боялись
подходить к ней.
Мне хотелось
подойти с ним вместе
к пропасти и сказать: вот шаг, я брошусь туда, вот движение, и я погибла, — и чтоб он, бледнея на краю
пропасти, взял меня в свои сильные руки, подержал бы над ней, так что у меня бы в сердце захолонуло, и унес бы куда хочет.
Мигачева. И не кажись ты мне на глаза отныне и до века! И
к воротам ты не
подходи! Хоть бы ты провалился куда, развязал бы мою голову. Нет вот на человека
пропасти!
Он пошел с пригорка, а Харько все-таки посвистал еще, хоть и тише… Пошел мельник мимо вишневых садов, глядь — опять будто две больших птицы порхнули в траве, и опять в тени белеет высокая смушковая шапка да девичья шитая сорочка, и кто-то чмокает так, что в кустах отдается… Тьфу ты
пропасть! Не стал уж тут мельник и усовещивать проклятого парня, — боялся, что тот ему ответит как раз по-прошлогоднему… И
подошел наш Филипп тихими шагами
к вдовиному перелазу.
Трилецкий. Жизнь — копейка! Прощай, Мишка!
Пропала твоя копейка! Чего глазеете? Сам застрелился! Расстроилась компания! (Плачет.) С кем я теперь на твоих поминках пить буду! О, дураки! Не могли уберечь Платонова! (Встает.) Отец, поди скажи Саше, чтоб она умирала! (Покачиваясь,
подходит к Войницеву.) Ты-то чего? Эх! (Обнимает Войницева.) Умер Платошка! (Рыдает.)
Олень
подошел к речке напиться, увидал себя в воде и стал радоваться на свои рога, что они велики и развилисты, а на ноги посмотрел и говорит: «Только ноги мои плохи и жидки». Вдруг выскочи лев и бросься на оленя. Олень пустился скакать по чистому полю. Он уходил, а как пришел в лес, запутался рогами за сучья, и лев схватил его. Как пришло погибать оленю, он и говорит: «То-то глупый я! Про кого думал, что плохи и жидки, то спасали, а на кого радовался, от тех
пропал».
И нашла на него такая злость на Макара Семенова, что хоть самому
пропасть, а хотелось отмстить ему. Он читал молитвы всю ночь, но не мог успокоиться. Днем он не
подходил к Макару Семенову и не смотрел на него.
«А что, если он проснется, когда я
подойду к калитке, и поднимет шум? — мелькнула у меня тревожная мысль. — Тогда весь мой план
пропал!»
— У Крошки
пропала книжечка. Крошка не выносила книжечку из класса, значит, ее взял кто-нибудь из девочек. Стыд и позор всему классу! Между нами воровка! Этого никогда еще не было. Таня Петровская посоветовала нам целовать крест, чтобы узнать воровку. Воровка не посмеет
подойти к кресту… Или ее оттолкнет от него… или вообще произойдет что-нибудь чудесное… Становись, Джаваха, в шеренгу, сзади Мили Корбиной, и целуй крест.
Вся эта комната была устлана восточными коврами, и в ней звук шагов совершенно
пропадал. Запах дорогих сигар и каких-то тонких духов, доходивший из спальни, куда вела стеклянная низкая дверь,
подходил к убранству этого не очень высокого, но поместительного покоя, драпированного, по-заграничному, темно-красным сукном.