Неточные совпадения
Прислонясь
к спинке кресла, на котором застал меня дядя, я не сомневался, что у него в кармане непременно есть где-нибудь ветка омелы, что он коснется ею моей головы, и что я тотчас скинусь белым зайчиком и поскачу в это широкое поле с темными перелогами, в которых растлевается флером весны подернутый снег, а он скинется
волком и пойдет меня гнать… Что шаг, то становится все страшнее и страшнее… И вот дядя
подошел именно прямо ко мне, взял меня за уши и сказал...
— Верно! — заревел Буркин. — Знаете ли что? Москва-то приманка. Светлейший хочет заманить в нее Наполеона, как
волка в западню. Лишь он
подойдет к Москве, так народ высыпет
к нему навстречу, армия нахлынет сзади, мы нагрянем с попереку, да как начнем его со щеки на щеку…
Совсем близко
подошел волк к разыгравшимся зайцам, слышит, как они над ним смеются, а всех больше — хвастун Заяц — косые глаза, длинные уши, короткий хвост.
Ездить верхом потому необходимо, что только конского следа зверь не боится; охотники уверяют, что если подъедешь
к приваде на санях и, еще хуже,
подойдешь пешком, то
волки и лисы перестанут ходить на притраву.
Когда снег углубеет, то заячьи капканы ставят на лыжах, но
к волчьим и лисьим капканам, то есть
к местам, на которых они ставятся, на лыжах не
подходят. Лыжи необходимы для преследования попавшего
волка, если снег уже глубок.
Я, удостоверившись, что стреляный
волк точно издох, лег подле него во вражке, а кучеру велел уехать из виду вон, в противоположную сторону; я надеялся, что другой
волк подойдет к убитому, но напрасно: он выл, как собака, перебегал с места на место, но ко мне не приближался.
Волчье логово перед ним как на блюдечке. Где-то вдали, на колокольне, бьет шесть часов, и каждый удар колокола словно молотом бьет в сердце измученного зверюги. С последним ударом
волк поднялся с логова, потянулся и хвостом от удовольствия замахал. Вот он
подошел к аманату, сгреб его в лапы и запустил когти в живот, чтобы разодрать его на две половины: одну для себя, другую для волчихи. И волчата тут; обсели кругом отца-матери, щелкают зубами, учатся.
В самом деле,
волки никак не смели близко
подойти к огню, хоть их, голодных, и сильно тянуло
к лошадям, а пожалуй, и
к людям.
А сам на уме: «И тому не хотел я сказать, как на Ветлугу его посылал, и вон какое дело вышло… Не было б и теперь чего?.. Не сказать ли уж лучше до отъезда?.. Да нет, нет!.. Тот был сорвиголова, а этот смиренник, тихоня, водой его не замутишь… Лучше после… Опять же как-то и не приходится самому дочь сватать… Обиняком бы как-нибудь. Подошлю-ка я
к нему Никитишну!.. Да успеем еще!.. Это дело не
волк — в лес не уйдет!»
Красный татарин вошел, проговорил что-то, точно ругается, и стал; облокотился на притолку, кинжалом пошевеливает, как
волк исподлобья косится на Жилина. А черноватый, — быстрый, живой, так весь на пружинах и ходит, —
подошел прямо
к Жилину, сел на корточки, оскаливается, потрепал его по плечу, что-то начал часто-часто по-своему лопотать, глазами подмигивает, языком прищелкивает, все приговаривает: «корошо урус! корошо урус!»