Неточные совпадения
На площади становилось все тише, напряженней. Все головы
поднялись вверх, глаза ожидающе смотрели в полукруглое ухо
колокольни, откуда были наклонно высунуты три толстые балки с блоками в них и, проходя через блоки, спускались к земле веревки, привязанные к ушам колокола.
Самгин стал слушать сбивчивую, неясную речь Макарова менее внимательно. Город становился ярче, пышнее;
колокольня Ивана Великого
поднималась в небо, как палец, украшенный розоватым ногтем. В воздухе плавал мягкий гул, разноголосо пели колокола церквей, благовестя к вечерней службе. Клим вынул часы, посмотрел
на них.
Вихров почти наизусть выучил всю эту дорогу: вот пройдет мимо гумен Воздвиженского и по ровной глинистой дороге начнет
подниматься на небольшой взлобок, с которого ненадолго бывает видно необыкновенно красивую
колокольню села Богоявления; потом путь идет под гору к небольшому мостику, от которого невдалеке растут две очень ветвистые березы; затем опять надо идти в гору.
На земле, черной от копоти, огромным темно-красным пауком раскинулась фабрика, подняв высоко в небо свои трубы. К ней прижимались одноэтажные домики рабочих. Серые, приплюснутые, они толпились тесной кучкой
на краю болота и жалобно смотрели друг
на друга маленькими тусклыми окнами. Над ними
поднималась церковь, тоже темно-красная, под цвет фабрики,
колокольня ее была ниже фабричных труб.
Собака потерлась о мои ноги, и дальше пошли втроем. Двенадцать раз подходила бабушка под окна, оставляя
на подоконниках «тихую милостыню»; начало светать, из тьмы вырастали серые дома,
поднималась белая, как сахар,
колокольня Напольной церкви; кирпичная ограда кладбища поредела, точно худая рогожа.
Вокруг них, над ними непроницаемо чёрная тьма, они даже глаз друг друга не видят и говорят беззвучным шёпотом. Пахнет сеном, берёзовыми вениками, из погреба
поднимается сыроватый, приятный холодок. Тяжёлая, точно из свинца литая, тишина облила городишко; иногда пробежит крыса, попищат мышата, да ежечасно
на колокольне у Николы подбитый колокол бросает в тьму унылые, болезненно дрожащие звуки.
Поднимается сторож-старик
На свою колокольню-руину,
На тени он громадно велик...
Волчье логово перед ним как
на блюдечке. Где-то вдали,
на колокольне, бьет шесть часов, и каждый удар колокола словно молотом бьет в сердце измученного зверюги. С последним ударом волк
поднялся с логова, потянулся и хвостом от удовольствия замахал. Вот он подошел к аманату, сгреб его в лапы и запустил когти в живот, чтобы разодрать его
на две половины: одну для себя, другую для волчихи. И волчата тут; обсели кругом отца-матери, щелкают зубами, учатся.
Вот
на колокольне Василия Великого вспыхнул пожаром красный бенгальский огонь и багровым заревом лег
на черную реку; И во всех концах горизонта начали зажигаться красные и голубые огни, и еще темнее стала великая ночь. А звуки все лились. Они падали с неба и
поднимались со дна реки, бились, как испуганные голуби, о высокую черную насыпь и летели ввысь свободные, легкие, торжествующие. И Алексею Степановичу чудилось, что душа его такой же звук, и было страшно, что не выдержит тело ее свободного полета.
Возок
поднялся на пригорок — и перед Хвалынцевым в версте расстояния развернулись то скученные, то широко разбросанные группы серых изб, сараи, амбары, овины и бани. Там и сям, над этими группами,
поднимались силуэты обнаженных деревьев и белелась каменная церковь с высокой пирамидальной
колокольней. Это было село Высокие Снежки.
Они ходили с целый час вправо и влево; опускались и
поднимались, посетив притворы, в низенькие, тесные, старинной постройки приделы; проходили по сводчатым коридорам и сеням, опять попадали в светленькие или темноватые церквушки; стояли перед иконостасами, могильными плитами; смотрели
на иконы и паникадилы,
на стенную живопись, хоругви, плащаницы, опять вышли
на двор, к часовне с останками Годуновых; постояли у розовой
колокольни, и Теркин, по указанию служителя, должен был прочесть вслух
на тумбе памятника два стиха, долго потом раздававшиеся в нем чем-то устарелым и риторическим — стихи в память подвижников лавры...
Бодрым, молодым движением Теркин юркнул в дверку и
поднялся наверх. Пономарь продолжал звонить, засунув бумажку в карман своих штанов. Он поглядывал наверх и спрашивал себя: кто может быть этот заезжий господин, пожелавший лезть
на колокольню? Из чиновников? Или из помещиков?.. Такого он еще не видал. Да в село и не заезжают господа. Купцы бывают, прасолы, скупщики меда, кож, льну… Село торговое… Только этот господин не смотрит простым купцом. Надо будет сказать батюшке. А он еще не приходил…
Тарантас спустился с дороги в лощину. Левее,
на пригорке, забелела
колокольня. Пошли заборы… Переехали мост и стали
подниматься мимо каких-то амбаров, а минут через пять въехали
на площадь, похожую
на поляну, обстроенную обывательскими домиками… Кое-где в окнах уже замелькали огоньки.
Когда мы садились в коляску, перед нами за деревней
поднялась конусом гора и
на ней деревянная церковь. Обвив ее кругом, ходили еще клубами тучи, но в одном месте сквозь облако прорвалась светлая точка, и первый луч ее заиграл
на кресте
колокольни. О! и теперь этот золотой луч играет
на нем в глазах моих.
В конце этой, постоянно скрадывающейся и исчезающей
на горизонте черты, снова вдруг выступает
на берегу тяжелое, очень старинное здание, окруженное каменной стеной, из-за которой тяжело
поднимается вверх желтая
колокольня, завершенная белым кирпичным куполом с проделанными в нем крошечными продолговатыми окошечками.