Неточные совпадения
Ужинали миролюбиво, восхищаясь вкусом сига и огромной индейки, сравнивали гастрономические богатства Милютиных лавок с богатствами Охотного ряда, и все, кроме Ореховой, согласились, что в Москве едят лучше, разнообразней. Краснов, сидя против Ногайцева, начал было
говорить о том, что непрерывный рост разума людей расширяет их вкус к
земным благам и тем самым увеличивает количество страданий, отнюдь не способствуя углублению смысла бытия.
«Отношение человека к жизни зависит от перемещения в пространстве. Наше,
земное пространство ограничено пределами, оскорбительными для нашего духа, но даже и в нем…» Дальше Кумов
говорил что-то невразумительное
о норманнах в Англии, в России, Сицилии.
Слушай: если два существа вдруг отрываются от всего
земного и летят в необычайное, или по крайней мере один из них, и пред тем, улетая или погибая, приходит к другому и
говорит: сделай мне то и то, такое,
о чем никогда никого не просят, но
о чем можно просить лишь на смертном одре, — то неужели же тот не исполнит… если друг, если брат?
И что же было возражать человеку, который
говорил такие вещи: «Я раз стоял в часовне, смотрел на чудотворную икону богоматери и думал
о детской вере народа, молящегося ей; несколько женщин, больные, старики стояли на коленях и, крестясь, клали
земные поклоны.
— А то сказал, что «привязанности,
говорит,
земные у тебя сильны, а любила ли ты когда-нибудь бога, размышляла ли
о нем, безумная?» Я стою, как осужденная, и, конечно, в этакую ужасную минуту, как вообразила, припомнила всю свою жизнь, так мне сделалось страшно за себя…
— А! теперь я понимаю, — сказал Милославский, — ты
говоришь не
о земном своем отечестве и хочешь сказать, что смерть твоя близка. Почему ты это думаешь?
И не будет у нас ни молока, ни хлеба, ни изобилия плодов
земных, не
говоря уже
о науках и искусствах. Мало того: мы можем очутиться в положении человека, которого с головы до ног облили керосином и зажгли. Допустим, что этот несчастливец и в предсмертных муках будет свои невзгоды ставить на счет потрясенным основам, но разве это облегчит его страдания? разве воззовет его к жизни?
Стрекоза, покачиваясь, словно в забытьи, беспрерывно кивал всем корпусом, касаясь рукой земли; Дыба и Удав что-то
говорили о"пределе",
о том, что
земная жизнь есть только вступление, а настоящая жизнь начнется — там;это же подтвердил и один из дьяконов, сказав, что как ни мудри, а мимоне проскочишь.
— Рудин! — воскликнул он, — зачем ты мне это
говоришь? Чем я заслужил это от тебя? Что я за судья такой, и что бы я был за человек, если б, при виде твоих впалых щек и морщин, слово: фраза — могло прийти в голову? Ты хочешь знать, что я думаю
о тебе? Изволь! Я думаю: вот человек… с его способностями, чего бы не мог он достигнуть, какими
земными выгодами не обладал бы теперь, если б захотел!.. а я его встречаю голодным, без пристанища…
Говорили отец и дочь с глазу на глаз, но по невидимым нитям этот разговор облетел в самое короткое время все, какие только есть на свете, музеи, цирки, паноптикумы, «шапито» и балаганы. Люди этих занятий пишут друг другу часто и всегда
о делах. Вскоре на всем
земном шаре стало известно, что Барнум со своей дочерью разъезжают по разным странам с целью найти для красавицы Мод подходящего мужа, а великому Барнуму — достойного преемника.
Простудился и Егор Тимофеевич: у него был жестокий насморк, и, кроме того, он потерял голос, так что
говорил сиплым, но громким шепотом. Но чувствовал он себя великолепно. За лето он вырастил сам, своими трудами, огромную тыкву и поднес ее фельдшерице; та хотела отнести ее на кухню, но Егор Тимофеевич не позволил, сам выбрал ей место на столе и часто забегал в комнату взглянуть на нее; тыква смутно напоминала ему
земной шар и
говорила о чем-то великом.
Но не
о земной любви
говорил юноша,
о земной понимала дева.
А когда возвращался Пустовалов, она рассказывала ему вполголоса про ветеринара и его несчастную семейную жизнь, и оба вздыхали и покачивали головами, и
говорили о мальчике, который, вероятно, скучает по отце, потом, по какому-то странному течению мыслей, оба становились перед образами, клали
земные поклоны и молились, чтобы бог послал им детей.
— Да хоть бы новые язы́ки…
Говорил я тебе про них, — сказал Егор Сергеич. — Приходят в восторг неописанный, чувствуют наитие и пророчествуют. И когда
говоришь новыми язы́ки, такое бывает в душе восхищение, что его ни с чем и сравнить нельзя. На небесах тогда себя чувствуешь, в невозмутимом блаженстве, все
земное забываешь. На себе испытал и могу поистине
о том свидетельствовать.
— Слава богу, у нас, оказывается, и переселяться-то некуда, — ответил Даев, видимо забавляясь негодованием Сергея Андреевича. — Можно ли серьезно
говорить у нас
о переселении? Культура земли самая первобытная, три четверти населения околачивается вокруг земли; этак нам скоро и всего
земного шара не хватит. Выход отсюда для нас тот же, что был и для Западной Европы, — развитие промышленности, а вовсе не бегство в Сибирь.
Не думая завязывать вновь былых связей, Хабар
говорил ей
о святости своих обязанностей перед отцом
земным и отцом небесным, перед сестрою, уверял ее клятвенно (без клятвы не поверила б), что навсегда оставил Гаиду и полюбит только ту суженую, беспорочную девицу, которая может быть его женою по выбору родителя и благословению божью.
— Несомненно, что граф Аракчеев для пользы затеянного им, по его мнению, великого дела, нашел нужным устранить тебя и устранил, без всякой даже мысли, справедливо ли это, или несправедливо. Это было необходимо, а потому это и сделано. Не
говорю не всегда ли, а скажу не часто ли в основу
земных судебных приговоров кладется именно этот закон
о необходимости.
— Если… Хорошо, допустим, что там найдут тех,
о которых
говорит старая сказка, то и тогда я совершаю этим далеко не дурное дело. Они оба искупили свою
земную вину строгим
земным наказанием, за что же они должны быть лишены погребения и кости их должны покоиться без благословения в этом каменном мешке? Вы, как служитель алтаря, батюшка, можете осудить их на это?
— Давно, —
говорит, — у него где-то сына, что ли, в набор было взяли, да что-то такое тонул он, да крокодил его кусал, а потом с наемщиком у него вышло, что принять его не могли, пока киевский Филарет благословил, чтобы ему лоб забрить; ну а сынишка-то сам собою после вскоре умер, заморили его,
говорят, ставщики, и жена померла, а сам он — этот человек — подумавши был в состоянии и… «надо,
говорит, мне больше не
о земном думать, а
о небесном, потому самое лучшее,
говорит, разрешиться и со Христом быть…»
Князья
земным поклоном встречают своего царя Лаилиэ, потом встают и по его приказу садятся перед ним, и старший из князей начинает
говорить о том, что нельзя долее терпеть всех оскорблений злого царя Асархадона и надо идти войной против него. Но Лаилиэ не соглашается с ним, а велит послать послов к Асархадону, чтобы усовестить его, и отпускает князей. После этого он назначает почтенных людей послами и внушает им подробно то, что они должны передать царю Асархадону.
Когда с пафосом
говорят о завоеваниях свобод революцией, то прежде всего должны были бы иметь в виду те права человека, которые не могут быть от него отняты ни во имя каких благ
земных.
Берг с нежною улыбкой
говорил с Верой
о том, что любовь есть чувство не
земное, а небесное.