Неточные совпадения
Покончив с работой, я еще раз напился чаю, завернулся в одеяло и,
повернувшись спиной
к огню, сладко уснул.
Выйдя от Луковникова, Галактион решительно не знал, куда ему идти. Раньше он предполагал завернуть
к тестю, чтобы повидать детей, но сейчас он не мог этого сделать. В нем все точно
повернулось. Наконец, ему просто было совестно. Идти на квартиру ему тоже не хотелось. Он без цели шел из улицы в улицу, пока не остановился перед ссудною кассой Замараева. Начинало уже темнеть, и кое-где в окнах мелькали
огни. Галактион позвонил, но ему отворили не сразу. За дверью слышалось какое-то предупреждающее шушуканье.
— Прошу вас, — ближе
к делу! — сказал председатель внятно и громко. Он
повернулся к Павлу грудью, смотрел на него, и матери казалось, что его левый тусклый глаз разгорается нехорошим, жадным
огнем. И все судьи смотрели на ее сына так, что казалось — их глаза прилипают
к его лицу, присасываются
к телу, жаждут его крови, чтобы оживить ею свои изношенные тела. А он, прямой, высокий, стоя твердо и крепко, протягивал
к ним руку и негромко, четко говорил...
Вдруг Гамлет-Вольский выпрямился,
повернулся к Горацио, стоявшему почти на авансцене спиной
к публике. Его глаза цвета серого моря от расширенных зрачков сверкали черными алмазами, блестели
огнем победы… И громовым голосом, единственный раз во всей пьесе, он с торжествующей улыбкой бросил...
Климков согнулся, пролезая в маленькую дверь, и пошёл по тёмному коридору под сводом здания на
огонь, слабо мерцавший где-то в глубине двора. Оттуда навстречу подползал шорох ног по камням, негромкие голоса и знакомый, гнусавый, противный звук… Климков остановился, послушал, тихо
повернулся и пошёл назад
к воротам, приподняв плечи, желая скрыть лицо воротником пальто. Он уже подошёл
к двери, хотел постучать в неё, но она отворилась сама, из неё вынырнул человек, споткнулся, задел Евсея рукой и выругался...
Наши приятели, не говоря ни слова, пошли вслед за незнакомым. Когда они стали подходить
к огням, то заметили, что он был в военном сюртуке с штаб-офицерскими эполетами. Подойдя
к биваку Зарецкого, он
повернулся и сказал веселым голосом...
Лодка плавно
повернулась и пошла назад
к гавани, где
огни фонарей столпились в разноцветную группу и видны были стволы мачт.
Сгоношили мы немаленький плот, — рассказчик опять
повернулся ко мне, — поплыли вниз по реке. А река дикая, быстрая. Берега — камень, да лес, да пороги. Плывем на волю божию день, и другой, и третий. Вот на третий день
к вечеру причалили
к берегу, сами в лощине
огонь развели, бабы наши по ягоды пошли. Глядь, сверху плывет что-то. Сначала будто бревнушко оказывает, потом ближе да ближе — плотишко. На плоту двое, веслами машут, летит плотик, как птица, и прямо
к нам.
Но я гораздо энергичнее, чем прежде, попросил сотского молчать. Талимон принялся рассказывать, но сначала немного стеснялся и все озирался на своего противника. Александр по-прежнему тупо и печально глядел на
огонь, не изменяя своей жалкой позы. Время от времени он коротко кивал головой и приговаривал: «Да, да… это верно… это так». Сотский с умышленной небрежностью
повернулся спиной
к рассказчику.
Савелий сердито выдыхнул из груди весь воздух и резко
повернулся к стене. Минуты через три он опять беспокойно заворочался, стал в постели на колени и, упершись руками о подушку, покосился на жену. Та все еще не двигалась и глядела на гостя. Щеки ее побледнели, и взгляд загорелся каким-то странным
огнем. Дьячок крякнул, сполз на животе с постели и, подойдя
к почтальону, прикрыл его лицо платком.