Неточные совпадения
Читая эти письма, Грустилов приходил в необычайное волнение. С одной стороны, природная склонность к апатии, с
другой, страх чертей — все это производило в его голове какой-то неслыханный сумбур,
среди которого он путался в самых противоречивых предположениях и мероприятиях. Одно казалось ясным: что он тогда только
будет благополучен, когда глуповцы поголовно станут ходить ко всенощной и когда инспектором-наблюдателем всех глуповских училищ
будет назначен Парамоша.
Действительно, это
был он.
Среди рдеющего кругом хвороста темная, полудикая фигура его казалась просветлевшею. Людям виделся не тот нечистоплотный, блуждающий мутными глазами Архипушко, каким его обыкновенно видали, не Архипушко, преданный предсмертным корчам и, подобно всякому
другому смертному, бессильно борющийся против неизбежной гибели, а словно какой-то энтузиаст, изнемогающий под бременем переполнившего его восторга.
И
среди молчания, как несомненный ответ на вопрос матери, послышался голос совсем
другой, чем все сдержанно говорившие голоса в комнате. Это
был смелый, дерзкий, ничего не хотевший соображать крик непонятно откуда явившегося нового человеческого существа.
Правда, что тон ее
был такой же, как и тон Сафо; так же, как и за Сафо, за ней ходили, как пришитые, и пожирали ее глазами два поклонника, один молодой,
другой старик; но в ней
было что-то такое, что
было выше того, что ее окружало, — в ней
был блеск настоящей воды бриллианта
среди стекол.
Рассказы и болтовня
среди собравшейся толпы, лениво отдыхавшей на земле, часто так
были смешны и дышали такою силою живого рассказа, что нужно
было иметь всю хладнокровную наружность запорожца, чтобы сохранять неподвижное выражение лица, не моргнув даже усом, — резкая черта, которою отличается доныне от
других братьев своих южный россиянин.
Забавно
было наблюдать колебание ее симпатии между madame Рекамье и madame Ролан, портреты той и
другой поочередно являлись на самом видном месте
среди портретов
других знаменитостей, и по тому, которая из двух француженок выступала на первый план, Самгин безошибочно определял, как настроена Варвара: и если на видном месте являлась Рекамье, он говорил, что искусство — забава пресыщенных, художники — шуты буржуазии, а когда Рекамье сменяла madame Ролан, доказывал, что Бодлер революционнее Некрасова и рассказы Мопассана обнажают ложь и ужасы буржуазного общества убедительнее политических статей.
Дома он тотчас нашел
среди стихотворений подписанное — Иноков. Буквы подписи и неровных строчек
были круто опрокинуты влево и лишены определенного рисунка, каждая буква падала отдельно от
другой, все согласные написаны маленькими, а гласные — крупно. Уж в этом чувствовалась искусственность.
Самгину действительность изредка напоминала о себе неприятно: в очередном списке повешенных он прочитал фамилию Судакова, а
среди арестованных в городе анархистов — Вараксина, «жившего под фамилиями Лосева и Ефремова». Да, это
было неприятно читать, но, в сравнении с
другими, это
были мелкие факты, и память недолго удерживала их. Марина по поводу казней сказала...
Несколько человек, должно
быть — молодых, судя по легкости их прыжков, запутались
среди лошадей, бросаясь от одной к
другой, а лошади подскакивали к ним боком, и солдаты, наклоняясь, смахивали людей с ног на землю, точно для того чтоб лошади прыгали через них.
Среди этих домов люди, лошади, полицейские
были мельче и незначительнее, чем в провинции,
были тише и покорнее. Что-то рыбье, ныряющее заметил в них Клим, казалось, что все они судорожно искали, как бы поскорее вынырнуть из глубокого канала, полного водяной пылью и запахом гниющего дерева. Небольшими группами люди останавливались на секунды под фонарями, показывая
друг другу из-под черных шляп и зонтиков желтые пятна своих физиономий.
Там,
среди других,
была Анюта, светловолосая, мягкая и теплая, точно парное молоко. Серенькие ее глаза улыбались детски ласково и робко, и эта улыбка странно не совпадала с ее профессиональной опытностью. Очень забавная девица. В одну из ночей она, лежа с ним в постели, попросила...
И еще раз убеждался в том, как много люди выдумывают, как они, обманывая себя и
других, прикрашивают жизнь. Когда Любаша, ухитрившаяся побывать в нескольких городах провинции, тоже начинала говорить о росте революционного настроения
среди учащейся молодежи, об успехе пропаганды марксизма, попытках организации рабочих кружков, он уже знал, что все это преувеличено по крайней мере на две трети. Он
был уверен, что все человеческие выдумки взвешены в нем, как пыль в луче солнца.
Турчанинов вздрагивал, морщился и торопливо
пил горячий чай, подливая в стакан вино. Самгин, хозяйничая за столом, чувствовал себя невидимым
среди этих людей. Он видел пред собою только Марину; она играла чайной ложкой, взвешивая ее на ладонях, перекладывая с одной на
другую, — глаза ее
были задумчиво прищурены.
Первый раз Клим Самгин видел этого человека без башлыка и
был удивлен тем, что Яков оказался лишенным каких-либо особых примет. Обыкновенное лицо, — такие весьма часто встречаются
среди кондукторов на пассажирских поездах, — только глаза смотрят как-то особенно пристально. Лица Капитана и многих
других рабочих значительно характернее.
Клим Самгин внутренне усмехнулся; забавно
было видеть, как рассказ Дьякона взволновал Маракуева, — он стоял
среди комнаты, взбивая волосы рукою, щелкал пальцами
другой руки и, сморщив лицо, бормотал...
Я всю жизнь прожила
среди революционеров, это
были тоже люди заблуждавшиеся, но никто из них не рассуждал так, как вы и ваши
друзья.
Воспитанный в недрах провинции,
среди кротких и теплых нравов и обычаев родины, переходя в течение двадцати лет из объятий в объятия родных,
друзей и знакомых, он до того
был проникнут семейным началом, что и будущая служба представлялась ему в виде какого-то семейного занятия, вроде, например, ленивого записыванья в тетрадку прихода и расхода, как делывал его отец.
А может
быть, сон, вечная тишина вялой жизни и отсутствие движения и всяких действительных страхов, приключений и опасностей заставляли человека творить
среди естественного мира
другой, несбыточный, и в нем искать разгула и потехи праздному воображению или разгадки обыкновенных сцеплений обстоятельств и причин явления вне самого явления.
Ей стало гораздо легче, когда заговорили о
другом и объявили ей, что теперь им можно опять жить вместе, что и ей
будет легче «
среди своих горе мыкать», и им хорошо, потому что никто, как она, не умеет держать дома в порядке.
Она
была отличнейшая женщина по сердцу, но далее своего уголка ничего знать не хотела, и там в тиши,
среди садов и рощ,
среди семейных и хозяйственных хлопот маленького размера, провел Райский несколько лет, а чуть подрос, опекун поместил его в гимназию, где окончательно изгладились из памяти мальчика все родовые предания фамилии о прежнем богатстве и родстве с
другими старыми домами.
Всё это
были как будто нарочно выдуманные учреждения для произведения сгущенного до последней степени такого разврата и порока, которого нельзя
было достигнуть ни при каких
других условиях, с тем чтобы потом распространить в самых широких размерах эти сгущенные пороки и разврат
среди всего народа.
Около таких лагун всегда держится много птиц. Одни из них
были на берегу моря,
другие предпочитали держаться в заводях реки.
Среди первых я заметил тихоокеанских чернозобиков. Судя по времени, это
были, вероятно, отсталые птицы.
Естественно, что наше появление вызвало
среди китайцев тревогу. Хозяин фанзы волновался больше всех. Он тайком послал куда-то рабочих. Спустя некоторое время в фанзу пришел еще один китаец. На вид ему
было 35 лет. Он
был среднего роста, коренастого сложения и с типично выраженными монгольскими чертами лица. Наш новый знакомый
был одет заметно лучше
других. Держал он себя очень развязно и имел голос крикливый. Он обратился к нам на русском языке и стал расспрашивать, кто мы такие и куда идем.
В азарт она не приходила, а впадала больше буколическое настроение, с восторгом вникая во все подробности бедноватого быта Лопуховых и находя, что именно так следует жить, что иначе нельзя жить, что только в скромной обстановке возможно истинное счастье, и даже объявила Сержу, что они с ним отправятся жить в Швейцарию, поселятся в маленьком домике
среди полей и гор, на берегу озера,
будут любить
друг друга, удить рыбу, ухаживать за своим огородом...
Между ними
были люди мягкие и люди суровые, люди мрачные и люди веселые, люди хлопотливые и люди флегматические, люди слезливые (один с суровым лицом, насмешливый до наглости;
другой с деревянным лицом, молчаливый и равнодушный ко всему; оба они при мне рыдали несколько раз, как истерические женщины, и не от своих дел, а
среди разговоров о разной разности; наедине, я уверен, плакали часто), и люди, ни от чего не перестававшие
быть спокойными.
Среди вологодских ссыльных моего времени
были и
другие явления.
Этюды с этих лисичек и
другие классные работы можно
было встретить и на Сухаревке, и у продавцов «под воротами». Они попадали туда после просмотра их профессорами на отчетных закрытых выставках, так как их
было девать некуда, а на ученические выставки классные работы не принимались, как бы хороши они ни
были. За гроши продавали их ученики кому попало, а встречались иногда
среди школьных этюдов вещи прекрасные.
Городок вообще
был полон сплетнями, и слух об этой связи тлел
среди других более или менее пикантных слухов, пока однажды дело не разразилось неожиданным и громким скандалом...
Каникулы
были на исходе, когда «окончившие» уезжали — одни в Киев,
другие — в Петербург.
Среди них
был и Сучков. В Житомире мы учились в одном классе. Потом он обогнал меня на год, и мысль, что и я мог бы уже
быть свободным, выступала для меня с какой-то особенной, раздражающей ясностью.
Я сразу заметил его
среди остальных учеников, и понемногу мы сблизились, как сближаются школьники: то
есть оказывали
друг другу мелкие услуги, делились перьями и карандашами, в свободные часы уединялись от товарищей, ходили вдвоем и говорили о многом, о чем не хотелось говорить с
другими.
В этом старце, давно пережившем свое время,
было что-то детски тихое, трогательно — печальное. Нельзя сказать того же о
других представителях nobilitatis harnolusiensis, хотя и
среди них попадались фигуры в своем роде довольно яркие.
Это
был большой крест с распятием, стоявший в саду нашего соседа пана Добровольского, на перекрестке нашего переулка и двух
других улиц,
среди кустов акации, бузины и калины, буйно разросшихся у его подножия.
— А между тем обидно, Тарас Семеныч. Поставьте себя на мое место. Ведь еврей такой же человек.
Среди евреев
есть и дураки и хорошие люди. Одним словом, предрассудок. А что верно, так это то, что мы люди рабочие и из ничего создаем капиталы. Опять-таки: никто не мешает работать
другим. А если вы не хотите брать богатства, которое лежит вот тут, под носом… Упорно не хотите. И средства
есть и энергия, а только не хотите.
Остановившись на глубине двух сажен, он послал к северу для промера своего помощника; этот на пути своем встречал
среди мелей глубины, но они постепенно уменьшались и приводили его то к сахалинскому берегу, то к низменным песчаным берегам
другой стороны, и при этом получалась такая картина, как будто оба берега сливались; казалось, залив оканчивался здесь и никакого прохода не
было.
Казалось, она
была частью его самого; звуки, которые она издавала, лились будто из собственной его согретой и разнеженной груди, и каждый изгиб его чувства, каждый оттенок его скорби тотчас же дрожал в чудесной дудке, тихо срывался с нее и звучно несся вслед за
другими,
среди чутко слушавшего вечера.
В течение нескольких секунд он стоял с приподнятым кверху и просветлевшим лицом. Он
был так странен, что все невольно обратились к нему, и кругом все смолкло. Всем казалось, что человек, стоявший
среди комнаты,
был не тот, которого они так хорошо знали, а какой-то
другой, незнакомый. А тот прежний исчез, окруженный внезапно опустившеюся на него тайной.
Все встретили князя криками и пожеланиями, окружили его. Иные
были очень шумны,
другие гораздо спокойнее, но все торопились поздравить, прослышав о дне рождения, и всякий ждал своей очереди. Присутствие некоторых лиц заинтересовало князя, например Бурдовского; но всего удивительнее
было, что
среди этой компании очутился вдруг и Евгений Павлович; князь почти верить себе не хотел и чуть не испугался, увидев его.
— И даже, князь, вы изволили позабыть, — проскользнул вдруг между стульями неутерпевший Лебедев, чуть не в лихорадке, — изволили позабыть-с, что одна только добрая воля ваша и беспримерная доброта вашего сердца
была их принять и прослушать и что никакого они права не имеют так требовать, тем более что вы дело это уже поручили Гавриле Ардалионовичу, да и то тоже по чрезмерной доброте вашей так поступили, а что теперь, сиятельнейший князь, оставаясь
среди избранных
друзей ваших, вы не можете жертвовать такою компанией для этих господ-с и могли бы всех этих господ, так сказать, сей же час проводить с крыльца-с, так что я, в качестве хозяина дома, с чрезвычайным даже удовольствием-с…
— Врожденных вкусов нет, как и способностей. Иначе бы таланты зарождались только
среди изысканного высокообразованного общества, а художники рождались бы только от художников, а певцы от певцов, а этого мы не видим. Впрочем, я не
буду спорить. Ну, не цветочница, так что-нибудь
другое. Я, например, недавно видал на улице, в магазинной витрине сидит барышня и перед нею какая-то машинка ножная.
Одну минуту он совсем уж
было остановился на Жене, но только дернулся на стуле и не решился: по ее развязному, недоступному и небрежному виду и по тому, как она искренно не обращала на него никакого внимания, он догадывался, что она — самая избалованная
среди всех девиц заведения, привыкшая, чтобы на нее посетители шире тратились, чем на
других.
Среди кадетов, отправлявшихся в подобного рода экспедиции, всегда
было условлено называть
друг друга вымышленными именами. Это
была не так конспирация, или уловка против бдительности начальства, или боязнь скомпрометировать себя перед случайным семейным знакомым как своего рода игра в таинственность и переодевание, — игра, ведшая свое начало еще с тех времен, когда молодежь увлекается Густавом Эмаром, Майн-Ридом и сыщиком Лекоком.
Среди всякого общества много такого рода людей: одни из них действуют на среду софизмами,
другие — каменной бесповоротной непоколебимостью убеждений, третьи — широкой глоткой, четвертые — злой насмешкой, пятые — просто молчанием, заставляющим предполагать за собою глубокомыслие, шестые — трескучей внешней словесной эрудицией, иные хлесткой насмешкой надо всем, что говорят… многие ужасным русским словом «ерунда!». «Ерунда!» — говорят они презрительно на горячее, искреннее, может
быть правдивое, но скомканное слово.
У него не
было близких, сердечных
друзей между товарищами, но его мнения и суждения имели
среди них значительную авторитетность.
На этого верного слугу
было возложено довольно щекотливое поручение: конвоировать до Заозерного завода «галок» Раисы Павловны, потому что они
среди остального дамского общества, без своей патронессы, являлись пятым колесом, несмотря на всесильное покровительство Прейна;
другим не менее важным поручением
было встретить и устроить Прозоровых, потому что m-me Дымцевич, царившая в Заозерном на правах управительши, питала к Луше вместе с
другими дамами органическое отвращение.
— Ясно, — перебила I, —
быть оригинальным — это значит как-то выделиться
среди других. Следовательно,
быть оригинальным — это нарушить равенство… И то, что на идиотском языке древних называлось «
быть банальным», у нас значит: только исполнять свой долг. Потому что…
Все, что не находило себе места в городе, всякое выскочившее из колеи существование, потерявшее, по той или
другой причине, возможность платить хотя бы и жалкие гроши за кров и угол на ночь и в непогоду, — все это тянулось на остров и там,
среди развалин, преклоняло свои победные головушки, платя за гостеприимство лишь риском
быть погребенными под грудами старого мусора.
Но все-таки оба они продолжали говорить шепотом, и в этих тихих, отрывистых словах,
среди тяжелого, густого мрака,
было много боязливого, смущенного и тайно крадущегося. Они сидели, почти касаясь
друг друга. У Ромашова глухими толчками шумела в ушах кровь.
Эта сторона
была вся в черной тени, а на
другую падал ярко-бледный свет, и казалось, на ней можно
было рассмотреть каждую травку. Выемка уходила вниз, как темная пропасть; на дне ее слабо блестели отполированные рельсы. Далеко за выемкой белели
среди поля правильные ряды остроконечных палаток.
Батюшку поминутно бранила: говорила, что лучше
других хотел
быть, да худо и вышло; дескать, жену с дочерью пустил по миру, и что не нашлось бы родственницы благодетельной, христианской души, сострадательной, так еще бог знает пришлось бы, может
быть,
среди улицы с голоду сгнить.
Такова
была среда, которая охватывала Имярека с молодых ногтей. Живя
среди массы людей, из которых каждый устраивался по-своему, он и сам подчинялся общему закону разрозненности. Вместе с
другими останавливался в недоумении перед задачами жизни и не без уныния спрашивал себя: ужели дело жизни в том и состоит, что оно для всех одинаково отсутствует?