Неточные совпадения
— А счастье наше — в хлебушке:
Я
дома в Белоруссии
С мякиною, с кострикою
Ячменный хлеб жевал;
Бывало, вопишь голосом,
Как роженица корчишься,
Как схватит животы.
А ныне, милость Божия! —
Досыта
у Губонина
Дают ржаного хлебушка,
Жую — не нажуюсь...
Вожеватов. Не разорюсь, Мокий Парменыч! Что ж делать, за удовольствия платить надо: они даром не достаются; а
бывать у них в
доме большое удовольствие.
Он был сыном уфимского скотопромышленника, учился в гимназии, при переходе в седьмой класс был арестован, сидел несколько месяцев в тюрьме, отец его в это время помер, Кумов прожил некоторое время в Уфе под надзором полиции, затем, вытесненный из
дома мачехой, пошел бродить по России,
побывал на Урале, на Кавказе, жил
у духоборов, хотел переселиться с ними в Канаду, но на острове Крите заболел, и его возвратили в Одессу. С юга пешком добрался до Москвы и здесь осел, решив...
Он закрыл глаза, и, утонув в темных ямах, они сделали лицо его более жутко слепым, чем оно
бывает у слепых от рождения. На заросшем травою маленьком дворике игрушечного
дома, кокетливо спрятавшего свои три окна за палисадником, Макарова встретил уродливо высокий, тощий человек с лицом клоуна, с метлой в руках. Он бросил метлу, подбежал к носилкам, переломился над ними и смешным голосом заговорил, толкая санитаров, Клима...
— За что же грубить? Я — ласковая, хорошенькая, пьяной — не
бываю.
Дом у нас приличный, вы сами знаете. Гости — очень известные, скандалить — стесняются. Нет,
у нас — тихо. Даже — скучно
бывает.
Бальзаминов. Вы не поверите, маменька, как,
бывало, начну думать, что увожу ее, так мне и представляется, что
у нас
дом свой, каменный, на Тверской.
—
У Муссинских? Помилуйте, да там полгорода
бывает. Как что делать? Это такой
дом, где обо всем говорят…
— Не могу: я
у князя Тюменева обедаю; там будут все Горюновы и она, она… Лиденька, — прибавил он шепотом. — Что это вы оставили князя? Какой веселый
дом! На какую ногу поставлен! А дача! Утонула в цветах! Галерею пристроили, gothique. [в готическом стиле (фр.).] Летом, говорят, будут танцы, живые картины. Вы будете
бывать?
— Она красавица, воспитана в самом дорогом пансионе в Москве. Одних брильянтов тысяч на восемьдесят… Тебе полезно жениться… Взял бы богатое приданое, зажил бы большим
домом,
у тебя бы весь город
бывал, все бы раболепствовали перед тобой, поддержал бы свой род, связи… И в Петербурге не ударил бы себя в грязь… — мечтала почти про себя бабушка.
Любила, чтоб к ней губернатор изредка заехал с визитом, чтобы приезжее из Петербурга важное или замечательное лицо непременно
побывало у ней и вице-губернаторша подошла, а не она к ней, после обедни в церкви поздороваться, чтоб, когда едет по городу, ни один встречный не проехал и не прошел, не поклонясь ей, чтобы купцы засуетились и бросили прочих покупателей, когда она явится в лавку, чтоб никогда никто не сказал о ней дурного слова, чтобы
дома все ее слушались, до того чтоб кучера никогда не курили трубки ночью, особенно на сеновале, и чтоб Тараска не напивался пьян, даже когда они могли бы делать это так, чтоб она не узнала.
Вот почему Марья, как услышала давеча, что в половине двенадцатого Катерина Николаевна будет
у Татьяны Павловны и что буду тут и я, то тотчас же бросилась из
дому и на извозчике прискакала с этим известием к Ламберту. Именно про это-то она и должна была сообщить Ламберту — в том и заключалась услуга. Как раз
у Ламберта в ту минуту находился и Версилов. В один миг Версилов выдумал эту адскую комбинацию. Говорят, что сумасшедшие в иные минуты ужасно
бывают хитры.
Из отрывков их разговора и из всего их вида я заключил, что
у Лизы накопилось страшно много хлопот и что она даже часто
дома не
бывает из-за своих дел: уже в одной этой идее о возможности «своих дел» как бы заключалось для меня нечто обидное; впрочем, все это были лишь больные, чисто физиологические ощущения, которые не стоит описывать.
Глядя на эти коралловые заборы, вы подумаете, что за ними прячутся такие же крепкие каменные домы, — ничего не
бывало: там скромно стоят игрушечные домики, крытые черепицей, или бедные хижины, вроде хлевов, крытые рисовой соломой, о трех стенках из тонкого дерева, заплетенного бамбуком; четвертой стены нет: одна сторона
дома открыта; она задвигается, в случае нужды, рамой, заклеенной бумагой, за неимением стекол; это
у зажиточных
домов, а
у хижин вовсе не задвигается.
Мне приходилось часто
бывать в
доме г-на Каннингама,
у которого остановился адмирал, и потому я сделал ему обычный визит.
Войдя в его великолепную квартиру собственного
дома с огромными растениями и удивительными занавесками в окнах и вообще той дорогой обстановкой, свидетельствующей о дурашных, т. е. без труда полученных деньгах, которая
бывает только
у людей неожиданно разбогатевших, Нехлюдов застал в приемной дожидающихся очереди просителей, как
у врачей, уныло сидящих около столов с долженствующими утешать их иллюстрированными журналами.
Бывало, принесут ей ребеночка, она возьмет и держит его
у себя в
доме, прикармливает.
— А мне с кухарками и кучерами
бывало весело, а с нашими господами и дамами скучно, — рассказывала она. — Потом, когда я стала понимать, я увидала, что наша жизнь совсем дурная. Матери
у меня не было, отца я не любила и девятнадцати лет я с товаркой ушла из
дома и поступила работницей на фабрику.
Весной, пока Виктор Васильич жил на поруках
у отца, Веревкин
бывал в старом бахаревском
доме почти каждый день.
— Да кто
у нас знакомые:
у папы
бывают золотопромышленники только по делам, а мама знается только со старухами да старцами. Два-три
дома есть, куда мы ездим с мамой иногда; но там еще скучнее, чем
у нас. Я замечала, что вообще богатые люди живут скучнее бедных. Право, скучнее…
Катерина Ивановна только слегка кивнула своей красивой головкой и добродушно засмеялась. Привалов рассматривал эту даму полусвета, стараясь подыскать в ней родственные черты с той скромной старушкой, Павлой Ивановной, с которой он когда-то играл в преферанс
у Бахаревых. Он, как сквозь сон, помнил маленькую Катю Колпакову, которая часто
бывала в бахаревском
доме, когда Привалов был еще гимназистом.
Впрочем, Зося оживлялась и сама, когда
у них в
доме бывал Лоскутов.
Здесь Лука узнал, что
у «Сереженьки» что-то вышло с старшей барышней, но она ничего не сказывает «самой»; а «Сереженька» нигде не
бывает, все сидит
дома и, должно быть, болен, как говорит «сама».
В «тверёзом» виде не лгал; а как выпьет — и начнет рассказывать, что
у него в Питере три
дома на Фонтанке: один красный с одной трубой, другой — желтый с двумя трубами, а третий — синий без труб, и три сына (а он и женат-то не
бывал): один в инфантерии, другой в кавалерии, третий сам по себе…
Лопуховы
бывают в гостях не так часто, почти только
у Мерцаловых, да
у матери и отца Мерцаловой;
у этих добрых простых стариков есть множество сыновей, занимающих порядочные должности по всевозможным ведомствам, и потому в
доме стариков, живущих с некоторым изобилием, Вера Павловна видит многоразличное и разнокалиберное общество.
Вера Павловна нежится; в своей комнате
бывает она теперь только, когда мужа нет
дома или когда он работает, — да нет, и когда работает, она часто сидит
у него в кабинете; когда заметит, что мешает, что работа требует полного внимания, тогда зачем же мешать?
— Ты дурно поступаешь со мною, Дмитрий. Я не могу не исполнить твоей просьбы. Но, в свою очередь, я налагаю на тебя одно условие. Я буду
бывать у вас; но, если я отправлюсь из твоего
дома не один, ты обязан сопровождать меня повсюду, и чтоб я не имел надобности звать тебя, — слышишь? — сам ты, без моего зова. Без тебя я никуда ни шагу, ни в оперу, ни к кому из знакомых, никуда.
Но
у него беспрестанно
бывали люди, то все одни и те же, то все новые; для этого
у него было положено: быть всегда
дома от 2 до З часов; в это время он говорил о делах и обедал.
На другой день, ровно в двенадцать часов, гробовщик и его дочери вышли из калитки новокупленного
дома и отправились к соседу. Не стану описывать ни русского кафтана Адриана Прохорова, ни европейского наряда Акулины и Дарьи, отступая в сем случае от обычая, принятого нынешними романистами. Полагаю, однако ж, не излишним заметить, что обе девицы надели желтые шляпки и красные башмаки, что
бывало у них только в торжественные случаи.
«Видишь ли, Прохоров, — сказал бригадир от имени всей честной компании, — все мы поднялись на твое приглашение; остались
дома только те, которым уже невмочь, которые совсем развалились да
у кого остались одни кости без кожи, но и тут один не утерпел — так хотелось ему
побывать у тебя…» В эту минуту маленький скелет продрался сквозь толпу и приближился к Адриану.
Одни сухие и недаровитые натуры не знают этого романтического периода; их столько же жаль, как те слабые и хилые существа,
у которых мистицизм переживает молодость и остается навсегда. В наш век с реальными натурами этого и не
бывает; но откуда могло проникнуть в
дом княгини светское влияние девятнадцатого столетия — он был так хорошо законопачен?
Химик года через два продал свой
дом, и мне опять случалось
бывать в нем на вечерах
у Свербеева, спорить там о панславизме и сердиться на Хомякова, который никогда ни на что не сердился.
К нему-то я и обернулся. Я оставил чужой мне мир и воротился к вам; и вот мы с вами живем второй год, как
бывало, видаемся каждый день, и ничего не переменилось, никто не отошел, не состарелся, никто не умер — и мне так
дома с вами и так ясно, что
у меня нет другой почвы — кроме нашей, другого призвания, кроме того, на которое я себя обрекал с детских лет.
Она меня с ума в эти три недели сведет! Будет кутить да мутить. Небось, и знакомых-то всех ему назвала, где и по каким дням
бываем, да и к нам в
дом, пожалуй, пригласила… Теперь куда мы, туда и он… какова потеха! Сраму-то, сраму одного по Москве сколько! Иная добрая мать и принимать перестанет; скажет:
у меня не въезжий
дом, чтобы любовные свидания назначать!
В.И. постоянно
у нас
бывал, был другом
дома, объяснялся мне в любви, целовал в плечо, называл себя моим последователем.
У нас в
доме начали часто
бывать молодые (относительно молодые) писатели, которых раньше не
бывало, бывшие младороссы, принявшие советскую ориентацию.
Белый постоянно
бывал у нас в
доме, ел, пил и даже иногда спал
у нас.
В соседнем флигеле
дома Мосолова помещался трактир Гусенкова, а во втором и третьем этажах — меблированные комнаты. Во втором этаже номеров было около двадцати, а в верхнем — немного меньше. В первый раз я
побывал в них в 1881 году,
у актера А. Д. Казакова.
Мосолов умер в 1914 году. Он пожертвовал в музей драгоценную коллекцию гравюр и офортов, как своей работы, так и иностранных художников. Его тургеневскую фигуру помнят старые москвичи, но редко кто удостаивался
бывать у него. Целые дни он проводил в своем
доме за работой, а иногда отдыхал с трубкой на длиннейшем черешневом чубуке
у окна, выходившего во двор, где помещался в восьмидесятых годах гастрономический магазин Генералова.
У него в
доме никто не
бывал: принимал только в сенях.
Бывали здесь богатые купеческие свадьбы, когда около
дома стояли чудные запряжки;
бывали и небогатые, когда стояли вдоль бульвара кареты, вроде театральных, на клячах которых в обыкновенное время возили актеров императорских театров на спектакли и репетиции.
У этих карет иногда проваливалось дно, и ехавшие бежали по мостовой, вопя о спасении… Впрочем, это было безопасно, потому что заморенные лошади еле двигались… Такой случай в восьмидесятых годах был на Петровке и закончился полицейским протоколом.
Вот этот самый Шпейер, под видом богатого помещика, был вхож на балы к В. А. Долгорукову, при первом же знакомстве очаровал старика своей любезностью, а потом
бывал у него на приеме, в кабинете, и однажды попросил разрешения показать генерал-губернаторский
дом своему знакомому, приехавшему в Москву английскому лорду.
Вася, еще когда служил со мной
у Бренко, рассказывал, что в шестидесятых годах в Питере действительно существовал такой клуб, что он сам
бывал в нем и что он жил в
доме в Эртелевом переулке, где
бывали заседания этого клуба.
После смерти Е. И. Козицкой
дом перешел к ее дочери, княгине А. Г. Белосельской-Белозерской. В этом-то самом
доме находился исторический московский салон дочери Белосельского-Белозерского — Зинаиды Волконской. Здесь в двадцатых годах прошлого столетия собирались тогдашние представители искусства и литературы. Пушкин во время своих приездов в Москву
бывал у Зинаиды Волконской, которой посвятил известное стихотворение...
В качестве большой, Устенька могла теперь уходить из
дому одна и
бывала у отца ежедневно. Когда она объяснила ему, в чем дело, старик задумался.
Наконец, все было кончено. Покойница свезена на кладбище, поминки съедены, милостыня роздана, и в малыгинском
доме водворилась мучительная пустота, какая
бывает только после покойника. Сестры одна за другой наезжали проведать тятеньку, а Харитон Артемьич затворился
у себя в кабинете и никого не желал видеть.
Галактион действительно прервал всякие отношения с пьяной запольской компанией, сидел
дома и
бывал только по делу
у Стабровского. Умный поляк долго приглядывался к молодому мельнику и кончил тем, что поверил в него. Стабровскому больше всего нравились в Галактионе его раскольничья сдержанность и простой, но здоровый русский ум.
Галактион слушал эту странную исповедь и сознавал, что Харитина права. Да, он отнесся к ней по-звериному и, как настоящий зверь, схватил ее давеча. Ему сделалось ужасно совестно. Женатый человек,
у самого две дочери на руках, и вдруг кто-нибудь будет так-то по-звериному хватать его Милочку…
У Галактиона даже пошла дрожь по спине при одной мысли о такой возможности. А чем же Харитина хуже других?
Дома не
у чего было жить, вот и выскочила замуж за первого встречного. Всегда так
бывает.
Подходя к
дому, Галактион удивился, что все комнаты освещены. Гости
у них почти не
бывали. Кто бы такой мог быть? Оказалось, что приехал суслонский писарь Замараев.
Теперь мать жила в двух комнатах передней половины
дома,
у нее часто
бывали гости, чаще других братья Максимовы...