Неточные совпадения
Хорошо. А почему прежде,
бывало, с восьми часов вечера у ней слипаются глаза, а в девять, уложив детей и осмотрев, потушены ли огни
на кухне, закрыты ли трубы, прибрано ли все, она ложится — и уже никакая пушка не разбудит ее до шести часов?
Но только Обломов ожил, только появилась у него добрая улыбка, только он начал смотреть
на нее по-прежнему ласково, заглядывать к ней в дверь и шутить — она опять пополнела, опять хозяйство ее пошло живо, бодро, весело, с маленьким оригинальным оттенком:
бывало, она движется целый день, как хорошо устроенная машина, стройно, правильно, ходит плавно, говорит ни тихо, ни громко, намелет кофе, наколет сахару, просеет что-нибудь, сядет за шитье, игла у ней ходит мерно, как часовая стрелка; потом она встанет, не суетясь; там остановится
на полдороге в
кухню, отворит шкаф, вынет что-нибудь, отнесет — все, как машина.
— У нас, в Обломовке, этак каждый праздник готовили, — говорил он двум поварам, которые приглашены были с графской
кухни, —
бывало, пять пирожных подадут, а соусов что, так и не пересчитаешь! И целый день господа-то кушают, и
на другой день. А мы дней пять доедаем остатки. Только доели, смотришь, гости приехали — опять пошло, а здесь раз в год!
Отец сам рассказал нам, смеясь, эту историю и прибавил, что верят этому только дураки, так как это просто старая сказка; но простой, темный народ верил, и кое — где уже полиция разгоняла толпы, собиравшиеся по слухам, что к ним ведут «рогатого попа».
На кухне у нас следили за поповским маршрутом: передавали совершенно точно, что поп
побывал уже в Петербурге, в Москве, в Киеве, даже в Бердичеве и что теперь его ведут к нам…
Ожидают ли в тюрьме посетителей, виден ли
на горизонте пароходный дымок, поругались ли в
кухне надзиратели или кашевары — всё это обстоятельства, которые имеют влияние
на вкус супа, его цвет и запах; последний часто
бывает противен, и даже перец и лавровый лист не помогают.
— Работа тяжелая, а нас брюшиной кормят, — заворчит,
бывало, кто-нибудь
на кухне.
На «Нырке» питались однообразно, как питаются вообще
на небольших парусниках, которым за десять-двадцать дней плавания негде достать свежей провизии и негде хранить ее. Консервы, солонина, макароны, компот и кофе — больше есть было нечего, но все поглощалось огромными порциями. В знак душевного мира, а может быть, и различных надежд, какие чаще
бывают мухами, чем пчелами, Проктор налил всем по стакану рома. Солнце давно село. Нам светила керосиновая лампа, поставленная
на крыше
кухни.
И от волнения стала мять в руках свой фартук.
На окне стояли четвертные бутыли с ягодами и водкой. Я налил себе чайную чашку и с жадностью выпил, потому что мне сильно хотелось пить. Аксинья только недавно вымыла стол и скамьи, и в
кухне был запах, какой
бывает в светлых, уютных
кухнях у опрятных кухарок. И этот запах и крик сверчка когда-то в детстве манили нас, детей, сюда в
кухню и располагали к сказкам, к игре в короли…
У нас никто не
бывал, кроме почтальона, приносившего сестре письма от доктора, да Прокофия, который иногда вечером заходил к нам и, молча поглядев
на сестру, уходил и уж у себя в
кухне говорил...
Бывало, сидит где-нибудь в сторонке с подвязанной щекой и непременно смотрит
на что-нибудь со вниманием; видит ли она в это время, как я пишу и перелистываю книги, или как хлопочет жена, или как кухарка в
кухне чистит картофель, или как играет собака, у нее всегда неизменно глаза выражали одно и то же, а именно: «Все, что делается
на этом свете, все прекрасно и умно».
Замечательный выдался денек.
Побывав на обходе, я целый день ходил по своим апартаментам (квартира врачу была отведена в шесть комнат, и почему-то двухэтажная — три комнаты вверху, а
кухня и три комнаты внизу), свистел из опер, курил, барабанил в окна… А за окнами творилось что-то, мною еще никогда не виданное. Неба не было, земли тоже. Вертело и крутило белым и косо и криво, вдоль и поперек, словно черт зубным порошком баловался.
Среди
кухни на коленях стоял кучер Пантелей, уволенный за пьянство еще в ноябре. Это был добрый человек, но во хмелю он
бывал буен и никак не мог уснуть, а всё ходил в корпуса и кричал там угрожающим тоном: «Мне все известно!» Теперь по его брыластому, опухшему лицу и по глазам, налитым кровью, видно было, что с ноября до праздника он пил не переставая.
Ему отвели над
кухней каморку; он устроил ее себе сам, по своему вкусу, соорудил в ней кровать из дубовых досок
на четырех чурбанах — истинно богатырскую кровать; сто пудов можно было положить
на нее — не погнулась бы; под кроватью находился дюжий сундук; в уголку стоял столик такого же крепкого свойства, а возле столика — стул
на трех ножках, да такой прочный и приземистый, что сам Герасим
бывало поднимет его, уронит и ухмыльнется.
Бывало, как только приедет начальство
на инспекторский смотр: бригадный ли, дивизионный ли, либо сам корпусный, тотчас меня к полковнику
на кухню прикомандируют.