Неточные совпадения
Смеркалось; на
столе, блистая,
Шипел вечерний самовар,
Китайский чайник нагревая;
Под ним клубился легкий пар.
Разлитый Ольгиной рукою,
По чашкам темною струею
Уже душистый чай
бежал,
И сливки мальчик подавал;
Татьяна пред окном стояла,
На стекла хладные дыша,
Задумавшись, моя душа,
Прелестным пальчиком писала
На отуманенном стекле
Заветный вензель О да Е.
Зимними вечерами приятно было шагать
по хрупкому снегу, представляя, как дома, за чайным
столом, отец и мать будут удивлены новыми мыслями сына. Уже фонарщик с лестницей на плече легко бегал от фонаря к фонарю, развешивая в синем воздухе желтые огни, приятно позванивали в зимней тишине ламповые стекла.
Бежали лошади извозчиков, потряхивая шершавыми головами. На скрещении улиц стоял каменный полицейский, провожая седыми глазами маленького, но важного гимназиста, который не торопясь переходил с угла на угол.
Я выскочил из-за
стола, гляжу, он
бежит по коридору прямо в мою комнату; в руках у него гром и молния, а около него распространяется облако смрадного дыма.
Потом подвернулась какая то арфистка, а он на нее, потом
по столам побежал,
по посуде, через головы…
— Ведь что вы думаете? — продолжал он, ударив кулаком
по столу и стараясь нахмурить брови, меж тем как слезы все еще
бежали по его разгоряченным щекам, — ведь выдала себя девка, пошла да и выдала себя…
Она бросалась в постель, закрывала лицо руками и через четверть часа вскакивала, ходила
по комнате, падала в кресла, и опять начинала ходить неровными, порывистыми шагами, и опять бросалась в постель, и опять ходила, и несколько раз подходила к письменному
столу, и стояла у него, и отбегала и, наконец, села, написала несколько слов, запечатала и через полчаса схватила письмо, изорвала, сожгла, опять долго металась, опять написала письмо, опять изорвала, сожгла, и опять металась, опять написала, и торопливо, едва запечатав, не давая себе времени надписать адреса, быстро, быстро
побежала с ним в комнату мужа, бросила его да
стол, и бросилась в свою комнату, упала в кресла, сидела неподвижно, закрыв лицо руками; полчаса, может быть, час, и вот звонок — это он, она
побежала в кабинет схватить письмо, изорвать, сжечь — где ж оно? его нет, где ж оно? она торопливо перебирала бумаги: где ж оно?
Через минуту я заметил, что потолок был покрыт прусскими тараканами. Они давно не видали свечи и
бежали со всех сторон к освещенному месту, толкались, суетились, падали на
стол и бегали потом опрометью взад и вперед
по краю
стола.
Наконец отошел и обед. В этот день он готовится в изобилии и из свежей провизии; и хотя матушка,
по обыкновению, сама накладывает кушанье на тарелки детей, но на этот раз оделяет всех поровну, так что дети всесыты. Шумно встают они,
по окончании обеда, из-за
стола и хоть сейчас готовы
бежать, чтобы растратить на торгу подаренные им капиталы, но и тут приходится ждать маменькиного позволения, а иногда она довольно долго не догадывается дать его.
Девушка
побежала, но матушка,
по обыкновению, не вытерпела, встала из-за
стола и пошла вслед за нею.
По субботам, когда дед, перепоров детей, нагрешивших за неделю, уходил ко всенощной, в кухне начиналась неописуемо забавная жизнь: Цыганок доставал из-за печи черных тараканов, быстро делал нитяную упряжь, вырезывал из бумаги сани, и
по желтому, чисто выскобленному
столу разъезжала четверка вороных, а Иван, направляя их
бег тонкой лучиной, возбужденно визжал...
Я плюнул ему в лицо и изо всей силы ударил его
по щеке. Он хотел было броситься на меня, но, увидав, что нас двое, пустился
бежать, схватив сначала со
стола свою пачку с деньгами. Да, он сделал это; я сам видел. Я бросил ему вдогонку скалкой, которую схватил в кухне, на
столе… Вбежав опять в комнату, я увидел, что доктор удерживал Наташу, которая билась и рвалась у него из рук, как в припадке. Долго мы не могли успокоить ее; наконец нам удалось уложить ее в постель; она была как в горячечном бреду.
— Ну, Ваня, таково-то житье мое!
По этой причине непременно водочки! — решил Маслобоев, оправляя волосы и чуть не
бегом направляясь к графину. Но Александра Семеновна предупредила его: подскочила к
столу, налила сама, подала и даже ласково потрепала его
по щеке. Маслобоев с гордостью подмигнул мне глазом, щелкнул языком и торжественно выпил свою рюмку.
— Какой вопрос, дядюшка: умею ли писать по-русски! — сказал Александр и
побежал к комоду, из которого начал вынимать разные бумаги, а дядя между тем взял со
стола какое-то письмо и стал читать.
Сейчас
побежал в присутственное место. Стал посредине комнаты и хочет вред сделать. Только хотеть-то хочет, а какой именно вред и как к нему приступить — не понимает. Таращит глазами, губами шевелит — больше ничего. Однако так он одним своим нерассудительным видом всех испугал, что разом все разбежались. Тогда он ударил кулаком
по столу, расколол его и убежал.
Прежде всего
побежал в присутственное место. Встал посреди комнаты и хочет вред сделать. Только хотеть-то хочет, а какой именно вред и как к нему приступить — не понимает. Таращит глаза, шевелит губами — больше ничего. Однако ж так он этим одним всех испугал, что от одного его вида нерассудительного разом все разбежались. Тогда он ударил кулаком
по столу, разбил его и сам убежал.
Бабенькины апартаменты были вытоплены. В спальной стояла совсем приготовленная постель, а на письменном
столе пыхтел самовар; Афимьюшка оскребала на дне старинной бабенькиной шкатулочки остатки чая, сохранившиеся после Арины Петровны. Покуда настаивался чай, Федулыч, скрестивши руки, лицом к барышне, держался у двери, а
по обеим сторонам стояли скотница и Марковна в таких позах, как будто сейчас,
по первому манию руки, готовы были
бежать куда глаза глядят.
Мы заняли
стол перед открытым окном, выходящим на Волгу, где в десять рядов стояли суда с хлебом и сотни грузчиков с кулями и мешками быстро, как муравьи, сбегали
по сходням, сверкая крюком,
бежали обратно за новым грузом.
Кручинина (садится у
стола). Какое злодейство, какое злодейство! Я тоскую об сыне, убиваюсь; меня уверяют, что он умер; я обливаюсь слезами,
бегу далеко, ищу
по свету уголка, где бы забыть свое горе, а он манит меня ручонками и кличет: мама, мама! Какое злодейство! (Рыдая, опускает голову на
стол.)
Речь эта произвела эффект необычайный. Крики: bravo! vive la France! [браво! да здравствует Франция!] (Прокоп,
по обыкновению, ошибся и крикнул: vive Henri IV! [да здравствует Генрих IV!]) неслись со всех сторон. Сейчас же все
побежали к закусочному
столу и буквально осадили его.
С половины двенадцатого до половины первого шел четвертый утренний урок для старших классов; а в половине первого снова
по звонку все
бежало в общую залу к двойному ряду
столов, где всякий за обедом занимал свое обычное место.
Фешка, краснея от натуги и того особенного волнения, которое неизменно овладевало ей в присутствии всякого постороннего «мущины», подала самовар и
бегом бросилась к двери, причем одним плечом попала в косяк; явилась Глафира Митревна, и мы по-семейному уселись вокруг
стола.
Анне Акимовне вдруг стало стыдно, что у нее горят щеки и что на нее все смотрят, она смешала на
столе карты и
побежала из комнаты, и когда
бежала по лестнице и потом пришла наверх и села в гостиной у рояля, из нижнего этажа доносился гул, будто море шумело; вероятно, говорили про нее и про Пименова и, быть может, пользуясь ее отсутствием, Жужелица обижала Варварушку и уж, конечно, не стеснялась в выражениях.
Родственник
побежал к жидам, чтобы их обрадовать, а они ему сейчас же обещанный дар выдали настоящими золотыми лобанчиками,
по два рубля семи гривен за штуку, только не прямо из рук в руки кучкой дали, а каждый лобанчик
по столу, покрытому сукном, перешмыгнули, отчего с каждого золотого на четвертак золотой пыли соскочило и в их пользу осталось.
Собака
бежит дальше. Степка, с серьезными, испуганными глазами, мчится
по столу, опрокидывая склянки, к другому окну и, вытянув голову, следит за убегающею собакою.
Нюточка долго
бежала по улице от этого вертепа,
бежала куда глаза глядят, пока несколько не пришла в себя, и тогда только при свете фонаря отыскала в портмоне записку, данную ей давеча в адресном
столе, взяла извозчика и поехала разыскивать Ардальона Полоярова.
— Черт!.. Дьявол!.. Издохнуть бы ему! — неистово вскрикнул Онисим Самойлыч, хватив изо всей мочи кулаком
по столу. Схватив картуз и надев его в комнате, кивнул головой Веденееву и вон
побежал.
Катя
побежала за свечкой. Токарев остановился у
стола. Ветер выл на дворе. В черном окне отражался свет лампы. На газетном листе желтел сушившийся хмель. Прусак пробежал
по столу, достиг газетного листа, задумчиво пошевелил усиками и
побежал вдоль листа к стене.
Рыбкин накинул себе петлю на шею и с удовольствием повесился. Шлепкин сел за
стол и в один миг написал: заметку о самоубийстве, некролог Рыбкина, фельетон
по поводу частых самоубийств, передовую об усилении кары, налагаемой на самоубийц, и еще несколько других статей на ту же тему. Написав всё это, он положил в карман и весело
побежал в редакцию, где его ждали мзда, слава и читатели.
Юрка остановил свою машину, вяло побрел в столовку.
По проходам и лестницам
бежали вниз веселые толпы девчат. Девчата, пересмеиваясь, стояли в длинных очередях к кассе и к выдаче кушаний. Буро-красные
столы густо были усажены народом, — пили чай, ели принесенный с собою обед или здесь купленные холодные закуски (горячие блюда в заводской столовке не готовились, — пожарная опасность от огня: бензин). Весело болтали, смеялись, спорили.
Да и самое исчезновение было,
по рассказам рабочих, крайне загадочно, не могла же на самом деле она, без всяких сборов, прямо от чайного
стола бежать на станцию железной дороги, бросив в доме совершенно чужого пьяного человека. Это было просто безумием, на которое была — он знал это — неспособна благоразумная Настя.
«Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Чтó бы мне с собой сделать?» И она быстро, застучав ногами,
побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на
столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала.
Глаша села к
столу, и через минуту ее китайские глазки наполнились крупными слезами, которые несколько секунд дрожали на ресницах и потом быстро
бежали ручейками
по щекам к нежному, тоненькому подбородку.
— Ужасти какие! В подвальной аптеке черные тараканы всю вазелинную смазь съели.
По всем
столам чисто как чернослив, блестят… У нас госпиталь образцовый, откуль такая нечисть завелась, бес их знает, Господи помилуй. За смотрителем
побежали…