Вот мы поднимаемся в гору, вот опускаемся… еще… еще немного… и заскрипели ворота… забегали люди, что-то красное сверкнуло мне в глаза сквозь смежившиеся веки. Это огни… Слышны голоса, топот… Чей-то крик — не то отчаянный, не то радостный… Это Барбале, я узнаю ее голос… Потом кто-то торопливо
бежит по аллее, и я слышу мучительно-вопрошающий, полный страдания голос...
Девочки с гувернанткою уже пришли. Я слышал в саду их голоса, различал голос Маши. Но долго еще взволнованно прихорашивался перед зеркалом, начесывал мокрою щеткою боковой пробор. Потом пошел на двор, позвал Плутона и со смехом, со свистом, с весело лающим псом бурно
побежал по аллее. Набежал на Плещеевых, — удивленно остановился, как будто и не знал, что Плещеевы у нас, — церемонно поздоровался.
Неточные совпадения
— Дурак, дурак! — вдруг вслух сказал он, хватая ландыши, ветку, и почти
бегом бросился
по аллее. — Я прощенья просил, а она… ах, ужели?.. Какая мысль!
«Но, но! с богом!» Кузов кареты и бричка начинают подпрыгивать
по неровной дороге, и березы большой
аллеи одна за другой
бегут мимо нас.
— Друг мой, успокойся! — сказала умирающая от избытка жизни Негрова, но Дмитрий Яковлевич давно уже сбежал с лестницы; сойдя в сад, он пустился
бежать по липовой
аллее, вышел вон из сада, прошел село и упал на дороге, лишенный сил, близкий к удару. Тут только вспомнил он, что письмо осталось в руках Глафиры Львовны. Что делать? — Он рвал свои волосы, как рассерженный зверь, и катался
по траве.
Совершенно опустевший омнибус остановился у Одеона. Пассажир от св. Магдалины посмотрел вслед Доре с ее сестрою. Они вошли в ворота Люксембургского сада. Пассажир встал последний и, выходя, поднял распечатанное письмо с московским почтовым штемпелем. Письмо было адресовано в Париж, госпоже Прохоровой, poste restante. [До востребования (Франц.)] Он взял это письмо и
бегом бросился
по прямой
аллее Люксембургского сада.
Вокруг всего пруда шел старинный сад: липы тянулись
по нем
аллеями, стояли сплошными купами; заматерелые сосны с бледно-желтыми стволами, темные дубы, великолепные ясени высоко поднимали там и сям свои одинокие верхушки; густая зелень разросшихся сиреней и акаций подступала вплоть до самых боков обоих домиков, оставляя открытыми одни их передние стороны, от которых
бежали вниз
по скатам извилистые, убитые кирпичом дорожки.
Я возвращался с охоты и шёл
по аллее сада. Собака
бежала впереди меня.
Бедняжка! Навстречу кортежу,
по аллее бежал ее сумасшедший отец, лесничий Скворцов. Размахивая руками, спотыкаясь и безумно поводя глазами, он представлял из себя достаточно непривлекательную картину. Всё бы это еще, пожалуй, было прилично, если бы он не был в своем ситцевом халате и в туфлях-шлепанцах, ветхость которых плохо вязалась с роскошью венчального наряда его дочери. Лицо его было заспано, волоса развевались от ветра, ночная сорочка была расстегнута.
Однако мне достало сил, чтобы
бегом пуститься к крыльцу
по чинаровой
аллее…
Аллея кончалась калиточкой. За нею
по косогору спускалась к реке узкая тропинка. Наташа неожиданно положила руки на плечи Веры и вместе с нею быстро
побежала под гору.
С утра пошел дождь. Низкие черные тучи
бежали по небу, дул сильный ветер. Сад выл и шумел, в воздухе кружились мокрые желтые листья, в
аллеях стояли лужи. Глянуло неприветливою осенью. На ступеньках крыльца чернела грязь от очищаемых ног, все были в теплой одежде.
— Вот как я тебе отомстила, Юлико! — кричу я ему и, забыв действительность,
бегу, как безумная,
по чинаровой
аллее.
Покамест сотский их отыскивал, мы пошли в сад. Сад огромный, версты на полторы тянется он
по венцу горы, а
по утесам спускается до самой Волги. Прямые
аллеи, обсаженные вековыми липами, не пропускающими света божьего, походили на какие-то подземные переходы. Местами, где стволы деревьев и молодых
побегов срослись в сплошную почти массу, чуть не ощупью надо было пробираться
по сырым грудам обвалившейся суши и листьев, которых лет восемьдесят не убирали в запущенном саду.