Неточные совпадения
Первый раз
в жизни я видел такой страшный лесной пожар. Огромные кедры, охваченные пламенем, пылали, точно факелы. Внизу, около земли, было море огня. Тут все горело: сухая трава, опавшая листва и валежник; слышно было, как лопались от жара и стонали живые деревья. Желтый дым большими
клубами быстро вздымался кверху. По земле
бежали огненные волны; языки пламени вились вокруг пней и облизывали накалившиеся камни.
В час, когда вечерняя заря тухнет, еще не являются звезды, не горит месяц, а уже страшно ходить
в лесу: по деревьям царапаются и хватаются за сучья некрещеные дети, рыдают, хохочут, катятся
клубом по дорогам и
в широкой крапиве; из днепровских волн выбегают вереницами погубившие свои души девы; волосы льются с зеленой головы на плечи, вода, звучно журча,
бежит с длинных волос на землю, и дева светится сквозь воду, как будто бы сквозь стеклянную рубашку; уста чудно усмехаются, щеки пылают, очи выманивают душу… она сгорела бы от любви, она зацеловала бы…
— Вот что, брательники… Поедемте-ка лучше к девочкам, это будет вернее, — сказал решительно старый студент Лихонин, высокий, сутуловатый, хмурый и бородатый малый. По убеждениям он был анархист-теоретик, а по призванию — страстный игрок на бильярде, на
бегах и
в карты, — игрок с очень широким, фатальным размахом. Только накануне он выиграл
в купеческом
клубе около тысячи рублей
в макао, и эти деньги еще жгли ему руки.
Легко сказать,
бежать! Вы
бежите — а он за вами! Он, этот земский авгур, населяет теперь все вагоны, все гостиницы! Он ораторствует
в клубах и ресторанах! он проникает
в педагогические, экономические, сельскохозяйственные и иные собрания и даже защищает там какие-то рефераты. Он желанный гость у Елисеева, Эрбера и Одинцова, он смотрит Патти, Паску, Лукку, Шнейдер. Словом, он везде. Это какой-то неугомонный дух, от вездесущия которого не упастись нигде…
Но как забыть — вот вопрос! Куда
бежать, где скрыться от его вездесущия! На улице,
в трактире,
в клубе,
в гостиной — оно везде или предшествует вам, или
бежит по пятам. Везде оно гласит: уничтожить, вычеркнуть, запретить!
Но не успел кончить — озарилась светом вся ночь, и все яблони
в саду наперечет, и все цветы на клумбах, и все мужики, и телеги во дворе, и лошади. Взглянули: с той стороны, за ребром крыши и трубою, дохнулся к почерневшему небу красный
клуб дыма, пал на землю, колыхнулся выше — уже искорки
побежали.
Бахтиаров развлекался
в клубах, обедал
в гостиницах, а остальное время выезжал рысаков и присутствовал на
бегах.
В Петербурге его можно было встретить везде и повсюду: и на обеде
в английском
клубе, и на рауте князя Г.,
в салоне графини К.,
в опере, и вообще
в любом спектакле, на бирже, и на
бегах,
в Летнем саду, у генеральши Пахонтьевой, у любой артистки,
в танцклассах у Гебгардт и Марцинкевича,
в гостях у содержателя гласной кассы ссуд Карповича,
в редакции «Петербургской Сплетни»,
в гостиной любой кокотки — словом, куда ни подите, везде вы могли бы наткнуться на графа Слопчицького.
Намокшие травы низко склонились к земле, примолкло все живое, притихло, лишь изредка на роняющей желтые листья березе закаркает отчаянно мокрая ворона, либо серый, летом отъевшийся русак, весь осклизлый от мокреты, высунет, прядая ушами, головку из растрепанного ветром, полузасохшего бурьяна и, заслышав вдали топот лошадиных копыт, стремглав метнется
в сторону и с быстротой вольного ветра клу́бом покатится по полю, направляя пугливый свой
бег к перелеску.
В такие тихие ночи можно наблюдать свечение моря. Как
клубы пара,
бежала вода от весел; позади лодки тоже тянулась длинная млечная полоса.
В тех местах, где вода приходила во вращательное движение, фосфоресценция делалась интенсивнее. Точно светящиеся насекомые, яркие голубые искры кружились с непонятной быстротой, замирали и вдруг снова появлялись где-нибудь
в стороне, разгораясь с еще большей силой.
Через низкие ограды садов, пригнувшись, скакали всадники
в папахах, трещали выстрелы, от хуторов
бежали женщины и дети. Дорогу пересек черный, крючконосый человек с безумным лицом, за ним промчались два чеченца с волчьими глазами. Один нагнал его и ударил шашкой по чернокудрявой голове, человек покатился
в овраг. Из окон убогих греческих хат летел скарб, на дворах шныряли гибкие фигуры горцев. Они увязывали узлы, навьючивали на лошадей. От двух хат на горе черными
клубами валил дым.
Высунувшись наружу и глядя назад, я видел, как она, проводив глазами поезд, прошлась по платформе мимо окна, где сидел телеграфист, поправила свои волосы и
побежала в сад. Вокзал уж не загораживал запада, поле было открыто, но солнце уже село, и дым черными
клубами стлался по зеленой бархатной озими. Было грустно и
в весеннем воздухе, и на темневшем небе, и
в вагоне.
Он болтал о лошади, которую рассчитывал пустить на
бег, о проигрыше
в клубе, о какой-нибудь городской совсем для нее не интересной сплетни.