Неточные совпадения
На всей базарной
площадиУ каждого крестьянина,
Как ветром,
полу левую
Заворотило вдруг!
Выползли они все вдруг, и старые и малые, и мужеск и женск
пол, и, воздев руки к небу, пали среди
площади на колени.
Захотелось выйти на открытое место, на
площадь, в
поле, в пустоту и одиночество.
На Марсовом
поле Самгин отстал от спутников и через несколько минут вышел на Невский. Здесь было и теплее и все знакомо, понятно. Над сплошными вереницами людей плыл, хотя и возбужденный, но мягкий, точно как будто праздничный говор. Люди шли в сторону Дворцовой
площади, было много солидных, прилично, даже богато одетых мужчин, дам. Это несколько удивило Самгина; он подумал...
По
площади ненужно гуляли полицейские, ветер раздувал
полы их шинелей, и можно было думать, что полицейских немало скрыто за торговыми рядами, в узких переулках Китай-города.
Вечером я предложил в своей коляске место французу, живущему в отели, и мы отправились далеко в
поле, через С.-Мигель, оттуда заехали на Эскольту, в наше вечернее собрание, а потом к губернаторскому дому на музыку. На
площади, кругом сквера, стояли экипажи. В них сидели гуляющие. Здесь большею частью гуляют сидя. Я не последовал этому примеру, вышел из коляски и пошел бродить по
площади.
Чище других был дом Бунина, куда вход был не с
площади, а с переулка. Здесь жило много постоянных хитрованцев, существовавших поденной работой вроде колки дров и очистки снега, а женщины ходили на мытье
полов, уборку, стирку как поденщицы.
Это была свадьба, совершаемая с соблюдением всех старинных обычаев. Венчали перед синагогой на
площади, в сумерки. Над женихом и невестой держали богатый балдахин… Читали молитвы, пили вино, и жених, бросив на
пол рюмку, топтал ее ногой…
Как ни велика, по-видимому,
площадь Южного Сахалина, но до сих пор земли, годной под пахотные
поля, огороды и усадьбы, удалось найти только 405 дес. (приказ № 318, 1889 г.).
Старая церковка принаряжалась к своему празднику первою зеленью и первыми весенними цветами, над городом стоял радостный звон колокола, грохотали «брички» панов, и богомольцы располагались густыми толпами по улицам, на
площадях и даже далеко в
поле.
— Балчуговские сами по себе: ведь у них
площадь в пятьдесят квадратных верст. На сто лет хватит… Жирно будет, ежели бы им еще и Кедровскую дачу захватить: там четыреста тысяч десятин… А какие места: по Суходойке-реке, по Ипатихе, по Малиновке — везде золото. Все россыпи от Каленой горы пошли, значит, в ней жилы объявляются… Там еще казенные разведки были под Маяковой сланью, на Филькиной гари, на Колпаковом
поле, у Кедрового ключика. Одним словом, Палестина необъятная…
От сего числа через десять ден назначаю им
поле, здесь в Слободе, на Красной
площади.
Хозяин очень заботился, чтобы я хорошо заработал его пять рублей. Если в лавке перестилали
пол — я должен был выбрать со всей ее
площади землю на аршин в глубину; босяки брали за эту работу рубль, я не получал ничего, но, занятый этой работой, я не успевал следить за плотниками, а они отвинчивали дверные замки, ручки, воровали разную мелочь.
— Сейчас же, мой любезный, пойдите и скажите, чтобы мостовую базарной
площади немедленно прекратили! Прикажите также, чтобы
полы и потолки в губернаторском доме настилали по-прежнему!
Я вышел на
площадь. Красными точками сквозь туман мерцали фонари двух-трех запоздавших торговок съестными припасами. В нескольких шагах от двери валялся в грязи человек, тот самый, которого «убрали» по мановению хозяйской руки с
пола трактира… Тихо было на
площади, только сквозь кой-где разбитые окна «Каторги» глухо слышался гомон, покрывавшийся то октавой Лаврова, оравшего «многую лету», то визгом пьяных «теток...
Он чувствовал, что в
поле холодно и шинели нет, стал кричать, но голос, казалось, и не думал долетать до концов
площади.
В то же время мишурес Баси мчался через
площадь журавлиными шагами с развевающимися
полами лапсердака.
Но живёт в нём задор прежней вправки
Деревенского озорника.
Каждой корове с вывески мясной лавки
Он кланяется издалека.
И, встречаясь с извозчиками на
площади,
Вспоминая запах навоза с родных
полей,
Он готов нести хвост каждой лошади,
Как венчального платья шлейф.
И опять его потянуло внутрь. Он перешел улицу, нырнул в калитку мимо того же дворника и обошел кругом по тротуару всю
площадь двора. Что-то особенно притягательное для него было в этой внутренности дома Калакуцкого. Ни на один миг не всплыла перед ним мертвая голова с запекшейся раной, пистолет на
полу, письмо танцовщице. Подрядчик не существовал для него. Не думал он и о возможности такой смерти. Мало ли сколько жадных аферистов! Туда им и дорога!.. Свою жизнь нельзя так отдавать… Она дорого стоит.
На
площади обширного
поля представляются деревенька, развалины старой гельметской кирки, немного вправо — новая кирка и в небольшом отдалении — дикие и неровные берега речки, с могилами русских, падших в войну за обладание Лифляндией.
Улица эта, идущая от Дворцовой
площади к Марсову
полю, и тогда была густо заселена.
Полки разделялись
полями и лугами, принадлежавшими каждому округу; в самом округе каждая рота жила отдельно; имела свою ротную
площадь, гауптвахту, общее гумно и риги; офицеры жили тут же, в особых домиках.
Кабинет представлял большую комнату с двумя окнами, выходившими на
площадь, отступая на некоторое расстояние от которых стоял громадный письменный стол, а перед ним высокое кресло; у стены, противоположной двери, в которую вошли посетители, стоял широкий диван, крытый коричневым тисненым сафьяном, также же стулья и кресла, стоявшие по стенам, и резной высокий книжный шкаф дополняли убранство.
Пол был сплошь покрыт мягким персидским ковром, заглушающим шаги.
До четырех часов сумасшедший чиновник успел уже обежать очень много мест, — он был видим простым глазом на Марсовом
поле, в саду, на островах, на Адмиралтейской
площади и наконец очутился на набережной Мойки. Здесь он заметил у одного подъезда лошадь своего начальника, остановился, как вкопанный, впереди ее и тихо пырхнул.