Неточные совпадения
— А если боль не пройдет, — сказал он, — и
здоровье твое пошатнется? Такие слезы ядовиты. Ольга, ангел мой, не
плачь… забудь все…
Хиония Алексеевна готова была даже
заплакать от волнения и благодарности. Половодова была одета, как всегда, богато и с тем вкусом, как унаследовала от своей maman. Сама Антонида Ивановна разгорелась на морозе румянцем во всю щеку и была так заразительно свежа сегодня, точно разливала кругом себя молодость и
здоровье. С этой женщиной ворвалась в гостиную Хионии Алексеевны первая слабая надежда, и ее сердце задрожало при мысли, что, может быть, еще не все пропало, не все кончено…
Ребенок должен был быть с утра зашнурован, причесан, навытяжке; это можно было бы допустить в ту меру, в которую оно не вредно
здоровью; но княгиня шнуровала вместе с талией и душу, подавляя всякое откровенное, чистосердечное чувство, она требовала улыбку и веселый вид, когда ребенку было грустно, ласковое слово, когда ему хотелось
плакать, вид участия к предметам безразличным, словом — постоянной лжи.
— Положение среднее. Жалованье маленькое, за битую посуду больше
заплатишь. Пурбуарами живем. Дай Бог
здоровья, русские господа не забывают. Только раз одна русская дама, в Эмсе, повадилась ко мне в отделение утром кофе пить, а тринкгельду [на чай (от нем. Trinkgeld).] два пфеннига дает. Я было ей назад: возьмите, мол, на бедность себе! — так хозяину, шельма, нажаловалась. Чуть было меня не выгнали.
Из трактира выбегали извозчики — в расстегнутых синих халатах, с ведром в руке — к фонтану,
платили копейку сторожу, черпали грязными ведрами воду и поили лошадей. Набрасывались на прохожих с предложением услуг, каждый хваля свою лошадь, величая каждого, судя по одежде, — кого «ваше степенство», кого «ваше
здоровье», кого «ваше благородие», а кого «вась-сиясь!». [Ваше сиятельство.]
— Носи на
здоровье! — прибавила она, надевая крест и крестя дочь, — когда-то я тебя каждую ночь так крестила на сон грядущий, молитву читала, а ты за мной причитывала. А теперь ты не та стала, и не дает тебе господь спокойного духа. Ах, Наташа, Наташа! Не помогают тебе и молитвы мои материнские! — И старушка
заплакала.
Матушка поминутно
плакала;
здоровье ее становилось день от дня хуже, она видимо чахла, а между тем мы с нею работали с утра до ночи, доставали заказную работу, шили, что очень не нравилось Анне Федоровне; она поминутно говорила, что у нее не модный магазин в доме.
По этому случаю у стариков Люберцевых был экстраординарный обед. Подавали шампанское и пили
здоровье новобранца. Филипп Андреич сиял; Анна Яковлевна (мать)
плакала от умиления; сестрицы и братцы говорили:"Je vous felicite". [Поздравляю (франц.)] Генечка был несколько взволнован, но сдерживался.
Один из распорядителей выступал на средину, провозглашал тост: «За
здоровье его превосходительства!» — и все дружно подхватывали: «Прощайте, ваше превосходительство!», «Ура, ваше превосходительство!» Его превосходительство, в свою очередь, обходил кругом стола и говорил: «Нижайше вам кланяюсь, господа!», «Усерднейше вас благодарю, почтенные мои сослуживцы!» И, смотря по степени воодушевления, или
плакал, или просто только утирал глаза.
Долго
плакала и молилась Софья Николавна;
плакал и молился с ней Алексей Степаныч, но это были тихие слезы и тихая молитва, которые не расстраивали только что восстановившегося
здоровья Софьи Николавны.
Обе сестрицы кинулись на шею Алексея Степаныча, просили прощенья,
плакали, крестились и божились, что вперед этого никогда не будет что они сами смерть как любят Софью Николавну и что только из жалости к его
здоровью, для того, чтобы он меньше хлопотал, они позволяли себе такие глупые шутки.
«Что же ты, — говорю, — дурачок,
плачешь?» Повезла я его на Разгуляй во вторую гимназию и там, дай бог
здоровья, приняли…
Так у него решено было, что это было нужно для
здоровья, он
платил деньги, и больше ничего, связи какой-нибудь между им и ею нет, не было, не может и не должно быть.
— Да что же такое тут здоровье-то? За что же вы ребенка-то губите, оставляя его в невежестве? — У Павла навернулись на глазах слезы. — Смотрите, уж он сам
плачет, — продолжал генерал, — сознавая, может быть, то зло, которое причиняет ему ваша слепая и невежественная любовь.
Плачь, братец, и просись учиться: в противном случае ты погиб безвозвратно.
Вот я, дедушка, никак уснуть не могу; что я днем-то вижу, все это мне и лезет в глаза, засосет у меня сердце, и всю-то ночь я
плачу. Какой я жилец! Мне теперь с здоровьем-то и поправиться нельзя. Уж очень у меня сердце горячо! Скорей бы меня бог прибрал, чтобы мне меньше мучиться.
Действуя же бургонским точно таким же образом, то есть отправляя его через желудок в вены и оттуда в голову, выходит результат совсем иной: человек делается мрачен, несообщителен, более склонен к ревности, нежели к любви, к раскаянию, нежели к наслаждению, к
плачу о грехах мира сего, нежели к снисхождению, — для меня тут ключ к психотерапии, и вот я десятый год, не щадя ни издержек, ни
здоровья, занимаюсь постоянно изучением действия на умственные способности вышеозначенных медикаментов и разных других.
Гаврила Пантелеич.
Плачь себе на
здоровье!
Лиза умирала от скуки. Грохольский тоже страдал. Ему приходилось гулять одному, без пары. Он чуть не
плакал, но… нужно было покориться судьбе. А тут еще каждое утро прибегал Бугров и, шипя, сообщал никому не нужный бюллетень о
здоровье маленького отца Петра. Надоел он с этими бюллетенями.
–…
заплачем и выпьем, — продолжал оратор, возвысив голос, — за
здоровье нашего начальника, покровителя и благодетеля, Ивана Прохорыча Халчадаева! Урраааа!
— Да-с… — говорил он, увязывая после этой операции свои орудия, обагренные кровью Щипцова. — Прислали бы за мной, я и пришел бы… Насчет денег беспокоиться нечего… Я из жалости… Где вам взять, ежели тот идол
платить не хочет? Таперя вот извольте капель этих принять. Вкусные капли! А таперя извольте маслица выпить. Касторка самая настоящая. Вот так! На
здоровье! Ну, а таперя прощайте-с…
— Или, может быть, у меня это от бани… — продолжал дядя, задумчиво глядя на окно. — Может быть! Был я, знаешь, в четверг в бане… часа три парился. А от пару геморрой еще пуще разыгрывается… Доктора говорят, что баня для
здоровья нехорошо… Это, сударыня, неправильно… Я сызмальства привык, потому — у меня отец в Киеве на Крещатике баню держал… Бывало, целый день паришься… Благо не
платить…
— Что ж нам теперь, пискуха, делать?
Платили за коровье, выпили на
здоровье, ан вышло — мышье. Мы тому не повинны…