Неточные совпадения
Я
в разное время, начиная от пяти до восьми часов, обедал
в лучших
тавернах, и почти никогда менее двухсот человек за столом не
было.
Вот он, поэтический образ,
в черном фраке,
в белом галстухе, обритый, остриженный, с удобством, то
есть с зонтиком под мышкой, выглядывает из вагона, из кеба, мелькает на пароходах, сидит
в таверне, плывет по Темзе, бродит по музеуму, скачет
в парке!
В тавернах,
в театрах — везде пристально смотрю, как и что делают, как веселятся,
едят,
пьют; слежу за мимикой, ловлю эти неуловимые звуки языка, которым волей-неволей должен объясняться с грехом пополам, благословляя судьбу, что когда-то учился ему: иначе хоть не заглядывай
в Англию.
Мы вышли из ворот и разошлись. Огарев пошел к Маццини, я — к Ротшильду. У Ротшильда
в конторе еще не
было никого. Я взошел
в таверну св. Павла, и там не
было никого… Я спросил себе ромстек и, сидя совершенно один, перебирал подробности этого «сновидения
в весеннюю ночь»…
То же самое
было и на Живодерке, где помещался «Собачий зал Жана де Габриель». Населенная мастеровым людом, извозчиками, цыганами и официантами, улица эта
была весьма шумной и днем и ночью. Когда уже все «заведения с напитками» закрывались и охочему человеку негде
было достать живительной влаги, тогда он шел на эту самую улицу и удовлетворял свое желание
в «
Таверне Питера Питта».
Был митинг
в пользу поляков
в одной
таверне!..
Никто, конечно, не раскаивался. Все
были сыты и благодарили доктора за то, что он дал им возможность пообедать
в таверне для рабочих. Ведь очень немногие русские путешественники заглядывают
в такие места.
Началось это
в каком-то грязненьком «Гамбринусе» и продолжалось
в ночных темных
тавернах, где я щедро
поил каких-то черноглазых бандитов, мандолинистов и певцов, певших мне про Марию: я
пил, как ковбой, попавший
в город после годичной трезвой работы.
Тут я его
в первый раз видел живым и должен сказать, что внешность этого секретаря Гамбетты
была самая неподходящая к посту, какой он занимал: какой-то завсегдатай студенческой
таверны, с кривым носом и подозрительной краснотой кожи и полуоблезлым черепом,
в фланелевой рубашке и пиджаке настоящего"богемы". Не знаю уже, почему выбор"диктатора"упал именно на этого экс-нигилиста Латинской страны. Оценить его выдающиеся умственные и административные способности у меня не
было времени, да и особенной охоты.
На одной бойкой станции, где
в ресторане вокзала сновало множество всякого народа, и военного и штатского,
в отдельном стойле, на которые разделена
была зала на манер лондонской
таверны, я, закусывая, снял свою сумку из красного сафьяна, положил ее рядом на диване, заторопился, боясь не захватить поезд, и забыл сумку.
В ней
был весь мой банковый фонд — больше тысячи франков — и все золотом.
Но утолить голод нам не пришлось. Слишком много
было впечатлений вокруг. Едва только я принялась за мой стакан чая, как быстро распахнулась дверь, и с арией Кармен
в таверне влетела высокая, большеглазая, совершенно белокурая, как северная Валькирия, третьекурсница и объявила, что первокурсниц ждет уже
в зале учитель фехтования.
— Выслушай. Я и стал оспаривать. Оба мы погорячились — крупно поговорили. С тех пор прошло около двух лет. Насмотрелся я
в разных концах света на так называемых"падших женщин".
Был я, друг мой Маша, во всевозможные трущобах: и
в лондонских матросских
тавернах, и
в улице с des Filles-Dieu
в Париже… И скажу я, что приятель мой неправ
в своем радикальном отрицании; но
был бы прав, если б выставил одну только половину проституции.
— Нет, не напоминай! Найдется такой, который напомнит! Пойдем
в таверну и
будем лучше
пить на прощанье. Ни о чем грустном больше ни слова.
— Лучшее общество! А черт его побери, это лучшее общество! Оно для меня ничего не делает, а мои жанры меня кормят и шевелят кое-чью совесть. Особенно радуюсь, что они
есть по
тавернам. Нет, мне чужих денег не нужно, а если у тебя так много денег, что они тебе
в тягость, то толкнись
в домик к Марчелле и спроси: нет ли ей
в них надобности?
Он
был больше всего занят тем, что с успехом соперничал с модным кардиналом
в благорасположении великосветских римлянок и высокорожденных путешественниц или, наскучив этим, охотно
пил и дрался кулаками
в тавернах за мимолетное обладание тою или другою из тамошних посетительниц.