Неточные совпадения
Зная, что это
письмо могло попасть… в руки злых людей… имея полные основания так думать (с жаром произнесла она), я трепетала, что им воспользуются, покажут
папа… а на него это могло произвести чрезвычайное впечатление… в его положении… на здоровье его… и он бы меня разлюбил…
Наши здешние все разыгрывают свои роли, я в иных случаях только наблюдатель… [Находясь в Тобольске, Пущин получил 19 октября
письмо — от своего крестного сына Миши Волконского: «Очень, очень благодарю тебя, милый
Папа Ваня, за прекрасное ружье… Прощай, дорогой мой
Папа Ваня. Я не видал еще твоего брата… Неленька тебя помнит. Мама свидетельствует тебе свое почтение… Прошу твоего благословения. М. Волконский» (РО, ф. 243, оп. I, № 29).]
Частые переходы от задумчивости к тому роду ее странной, неловкой веселости, про которую я уже говорил, повторение любимых слов и оборотов речи
папа, продолжение с другими начатых с
папа разговоров — все это, если б действующим лицом был не мой отец и я бы был постарше, объяснило бы мне отношения
папа и Авдотьи Васильевны, но я ничего не подозревал в то время, даже и тогда, когда при мне
папа, получив какое-то
письмо от Петра Васильевича, очень расстроился им и до конца августа перестал ездить к Епифановым.
Я напишу, как ты мне говорил,
А там и в суд с убивственной бумагой!
Умен был тот, кто изобрел
письмо.
Перо терзает иногда сильнее,
Чем пытка! — чтобы уничтожить царство,
Движения пера довольно, даже рай
Дает перо отца святого
папы;
Ты веришь в эту власть?
Аббат Рокотани в одном из
писем своих (от 3 января 1775 года) в Варшаву к канонику Гиджиотти, с которым переписывался раз или два в неделю о польских делах, говорит следующее: «Иностранная дама польского происхождения, живущая в доме г. Жуяни, на Марсовом поле, прибыла сюда в сопровождении одного польского экс-иезуита [Орден иезуитов незадолго перед тем был уничтожен
папой, потому все члены сего славного своим лицемерием, коварством, злодеяниями и подлостями общества назывались тогда экс-иезуитами.], двух других поляков и одной польской (?) служанки.
Как удивился, должно быть, мой
папа, получив такое
письмо от своей джанночки, — удивился и… обрадовался.
Зачем она прислала за Николаем Никанорычем? Может быть, „за этим самым“. Не написал ли он ей
письма? Он такой умный. Если просить согласия, то у нее — у первой. Как она скажет, так и
папа.
Утром, как только идти, я получил
письмо из дому. Со смущением стал читать.
Папа писал...
О немецком так было сказано, потому что мальчик особенно плох был в немецком.
Письмо это всех нас очень смутило. Долго мы обсуждали, можно ли идти с таким
письмом.
Папа находил, что совершенно невозможно: фамилия — Поль, — может быть, немцы; заговорят со мной по-немецки, и получится конфуз.
Ульянинский даже крестил сестру мою Юлю; при серьезном взгляде родителей на религию это были не пустяки. Когда сын выздоровел, Ульянинский прислал
папе в подарок очень ценный чайный сервиз.
Папа отослал его обратно с
письмом, что считает совершенно недопустимым брать плату за лечение детей своего товарища, а присланный подарок — та же замаскированная плата.
Вскоре в Киевском университете вспыхнули студенческие беспорядки. По этому поводу
папа в следующем
письме писал...
Меня называли «Витя»,
папа выговаривал по-польски, и у него звучало «Виця»; так он всегда и в
письмах ко мне писал мое имя. Ласкательно мама называла меня «Тюлька». Раз она так меня позвала, когда у нее сидела с визитом какая-то дама. Когда я ушел, дама сказала маме...
Елочка у меня самая скромненькая, и украсила я ее совсем маленькими дешевыми безделушками. Но маленькому принцу, которому десять дней тому назад стукнул год, она, разумеется, должна казаться роскошной. От рыцаря Трумвиля под елкой лежит
письмо и подарок — белая, как снег, сибирская доха для принца и теплый беличий голубовато-серый меховой жакет для меня. Тут же беленькая, как пух, детская
папаха и мое подношение сынишке: заводной зайчик на колесах, барабан, волчок. Саше и Анюте по свертку шерстяной материи…
Под этим влиянием Павел Петрович отправил, к только что избранному, при сильной поддержке русского посланника в Ватикане,
папе Пию VII собственноручное
письмо, прося его святейшество о восстановлении в пределах России иезуитского ордена на прежних основаниях.
Император для объяснения
папе такой крутой меры с представителем апостольской власти, приказал Сестренцевичу написать
письмо и отправить его находившемуся в Италии фельдмаршалу Суворову, который должен был вручить это
письмо лично
папе Пию VI.