Неточные совпадения
Стоящие в скобках слова прибавлены П. Кулишом в издании «Сочинения и
письма Н.В.
Гоголя».
В последний раз я видел его в Париже осенью 1847 года, он был очень плох, боялся громко говорить, и лишь минутами воскресала прежняя энергия и ярко светилась своим догорающим огнем. В такую минуту написал он свое
письмо к
Гоголю.
Проблема столкновения личности и мировой гармонии. Отношение к действительности. Значение Гегеля в истории русской мысли. Бунт Белинского. Предвосхищение Достоевского. Проблема теодицеи. Подпольный человек.
Гоголь и Белинский. Индивидуалистический социализм Белинского. Религиозная драма
Гоголя.
Письмо Белинского
Гоголю. Мессианство русской поэзии: Тютчев, Лермонтов.
Особенно резкое осуждение «Выбранные места» нашли в
письме В.Г.Белинского к
Гоголю, написанном за границей в том же году, 15 июля.
Entre nous soit dit, [Между нами говоря (фр.).] ничего не могу вообразить себе комичнее того мгновения, когда
Гоголь (тогдашний
Гоголь!) прочел это выражение и… всё
письмо!
В сорок седьмом году Белинский, будучи за границей, послал к
Гоголю известное свое
письмо и в нем горячо укорял того, что тот верует “„в какого-то бога”.
Все они, и вы вместе с ними, просмотрели русский народ сквозь пальцы, а Белинский особенно; уж из того самого
письма его к
Гоголю это видно.
Сестра лежала в одной комнате, Редька, который опять был болен и уже выздоравливал, — в другой. Как раз в то время, когда я получил это
письмо, сестра тихо прошла к маляру, села возле и стала читать. Она каждый день читала ему Островского или
Гоголя, и он слушал, глядя в одну точку, не смеясь, покачивая головой, и изредка бормотал про себя...
От 17 февраля: «Я желаю, чтоб ты показал или прочел ей <А. О. Смирновой> все, что я писал о
Гоголе. Я желал бы, чтоб все, мною написанное и сказанное о нем, было тогда же напечатано: ибо теперь, после его ответа на мое
письмо, я уже не стану ни говорить, ни писать о нем. Ты не знаешь этого
письма. Я перенес его спокойно и равнодушно; но самые кроткие люди, которые его прочли, приходили в бешенство».
Погодин должен был написать к
Гоголю письмо следующего содержания: «Видя, что ты находишься в нужде, на чужой стороне, я, имея свободные деньги, посылаю тебе две тысячи рублей ассигнациями.
Вскоре прибыл и ответ
Гоголя С. Т. Аксакову на его ноябрьское
письмо.
Бестолковый почтовый чиновник принимал
Гоголя за кого-то другого и потому не отдавал до сих пор ему
писем.
Перед возвращением своим в Россию он написал к
Гоголю в Рим самое горячее
письмо, убеждая его воротиться в Москву (
Гоголь жил в Риме уже более двух лет) и назначая ему место съезда в Кельне, где Константин будет ждать его, чтоб ехать в обратный путь вместе.
Впоследствии докажет это его
письмо к нему и ответ
Гоголя.
Вдруг приходит Томашевский и подает мне очень толстое
письмо от
Гоголя.
Он читал в моей душе, а также в душе Константина, что после тех
писем, какие он писал ко мне, его настоящий поступок, делаемый без искренних объяснений, мог показаться мне весьма двусмысленным, а сам
Гоголь — человеком фальшивым.
Если мои записки войдут когда-нибудь, как материал, в полную биографию
Гоголя, то, конечно, читатели будут изумлены, что приведенные мною сейчас два
письма, написанные словами, вырванными из глубины души, написанные
Гоголем к лучшим друзьям его, ценившим так высоко его талант, были приняты ими с ропотом и осуждением, тогда как мы должны были за счастье считать, что судьба избрала нас к завидной участи: успокоить дух великого писателя, нашего друга, помочь ему кончить свое высокое творение, в несомненное, первоклассное достоинство которого и пользу общественную мы веровали благоговейно.
Между тем
Гоголь получил известие о нашем несчастье. Не помню, писал ли я сам к нему об этом, но знаю, что он написал ко мне утешительное
письмо, которое до меня не дошло и осталось для меня неизвестным.
Письмо было послано через Погодина; вероятно, оно заключало в себе такого рода утешения, до которых я был большой неохотник и мог скорее рассердиться за них, чем утешиться ими. Погодин знал это очень хорошо и не отдал
письма, а впоследствии или затерял, или обманул меня, сказав, что
письма не нашел.
Его же увидим мы и в следующем
письме в Москву к Ольге Семеновне, ибо я известил
Гоголя, что уезжаю с Константином за Волгу, куда я и уехал, кажется, 27 июня.
Несмотря на наши все убеждения, отесенька, хотя не вдруг, продиктовал
письмо к
Гоголю, вполне откровенное, и столько сильное и прекрасное, что, если в
Гоголе осталась капля здравого смысла, оно должно его поразить и образумить.
Я не получал
писем от
Гоголя около двух месяцев. Прилагаемое
письмо от 5 марта 1841 года получено мною уже тогда, когда богу было угодно поразить нас ужасным и неожиданным ударом; именно 5 марта потеряли мы сына, полного крепости телесных сил и всяких блистательных надежд; а потому все поручения
Гоголя передал я к исполнению Погодину.
Гоголь еще не думал возвращаться, да и
письмо получил двумя месяцами позднее, потому что куда-то уезжал из Рима.
Вот ответ
Гоголя на
письмо Ольги Семеновны от 22 апреля.
Отесенька с тем и писал
письмо к Плетневу, чтобы остановить печатание всех этих нелепостей, но Плетнев так ограничен, что не понял или не хочет понять всей этой нелепости, и говорит: нам порукой Жуковский, который одобрил все намерения
Гоголя.
Писем от
Гоголя долго не было.
Гоголь писал С. Т. Аксакову в ответ на
письмо от 27 января...
Прилагаю
письмо Погодина ко мне, из которого видно, что я противился помещению в «Москвитянине» добавочных сцен к «Ревизору». Это
письмо вполне объясняет образ действий Погодина с
Гоголем...
Я подозреваю, не принял ли
Гоголь мнений других, сообщенных мною в
письме, за мои собственные единственно потому, что я вообще назвал их сделанными не без основания.
Я сам, не совсем довольный религиозным направлением
Гоголя, которое мне казалось мистическим, был не то чтобы убежден, но растроган, умилен, очарован этим
письмом.
Вскоре по получении этого первого
письма я уехал с Гришей за Волгу в свои деревни, и об этом-то отъезде спрашивает меня
Гоголь. Вот мое
письмо к
Гоголю.
От 6 и 8 февраля. «Книгу
Гоголя мы прочли окончательно, иные статьи даже по три раза; беру назад прежние мои похвалы некоторым
письмам или, правильнее сказать, некоторым местам: нет ни одного здорового слова, везде болезнь или в развитии, или в зерне». «
Гоголь не перестает занимать меня с утра до вечера…».
По отъезде
Гоголя на Украину Аксаков долго не имел от него известий;
письмо от
Гоголя пришло уже поздней осенью, из Одессы...
Как много говорит это
письмо в пользу
Гоголя!
Наступивший 1846 год не оправдал надежд на выздоровление
Гоголя. За этот год сохранилось мало его
писем к С. Т. Аксакову. Вот одно из них...
Первое мое
письмо в Петербург, о котором говорит
Гоголь, не нашлось в его бумагах.
13 октября. «Ты меня спрашиваешь о
Гоголе; Иван может передать подробно наше свидание. Примирение произошло еще на
письмах. Все ему обрадовались, и отношения остались по-прежнему дружеские; но только все казалось, это не тот
Гоголь».
10 июня, живя на даче в деревне Гаврилкове, я только что кончил вслух чтение «Мертвых душ», как получил первое
письмо от
Гоголя из Петербурга.
Я удостоверен, что они были получены
Гоголем, потому что в одном своем
письме Погодин очень неделикатно напоминает об них
Гоголю, тогда как он дал честное слово нам, что
Гоголь никогда не узнает о нашей складчине; но вот что непостижимо: когда финансовые дела
Гоголя поправились, когда он напечатал свои сочинения в четырех томах, тогда он поручил все расплаты Шевыреву и дал ему собственноручный регистр, в котором даже все мелкие долги были записаны с точностью; об этих же двух тысячах не упомянуто; этот регистр и теперь находится у Шевырева.
14 июня. «Не помню, писала ли я тебе, что
Гоголь уже в Малороссии и в августе собирается в Москву. Константин писал ему откровенное
письмо; как-то он его примет?»
Письмо это утверждает обращение
Гоголя к России; слова «к русской груди моей» это доказывают.
Еще до получения этого
письма Аксаков писал
Гоголю...
Я согласился и ту же минуту написал сам в Петербург к
Гоголю горячее
письмо, объяснив, почему Щепкину неудобно ставить пиесу и почему мне это будет удобно, прибавя, что в сущности всем будет распоряжаться Щепкин, только через меня.
До того, как прибыл ответ на это
письмо, Аксаков получил вместе с Шевыревым поручение от
Гоголя насчет благотворения бедным студентам. 14 декабря 1844 г.
Гоголь писал в этой связи Шевыреву...
На это
письмо отвечала
Гоголю Ольга Семеновна; Сергей Тимофеевич сделал лишь приписку.
До получения ответа от
Гоголя Аксаков успел уже прочитать «Выбранные места из переписки с друзьями» и под свежим впечатлением этой книги продиктовал два негодующих
письма: одно в Калугу, к сыну Ивану, который сочувственно относился к «Выбранным местам», другое — к самому
Гоголю. Вот первое из них...
Надобно признаться, что не совсем строго было выполнено желание
Гоголя, требовавшего, чтобы мы только двое с Ольгою Семеновной прочли это
письмо.
Легко может быть, что он читал один или два раза по возвращении нашем из Петербурга, от 23 декабря до 2 января, потому что в
письмах Веры к Машеньке Карташевской есть известие, от 14 февраля, что мы слушали уже итальянскую его повесть («Анунциату») и что 6 марта
Гоголь прочел нам уже четвертую главу «Мертвых душ».
Вслед за этим
письмом Шевырев привез мне
письмо, полученное им от
Гоголя, которое хотя писано к Шевыреву, но равно относится как к нему, так ко мне и Погодину. Я считаю, что имею полное право поместить его в моей книге. Вот оно...
В приписке к Константину, вероятно,
Гоголь говорит о прежнем своем
письме. Впрочем, может быть, было и другое, как-нибудь затерянное, содержание которого я забыл. Вместе с печатной брошюркой Константина была послана рукописная статья Самарина, вполне заслуживающая отзыв
Гоголя.
Во второй половине июня получил я первое
письмо от
Гоголя из Варшавы. Вот оно...