Неточные совпадения
Они вставали и засыпали счастливые и невинные; луга и рощи наполнялись их
песнями и веселыми криками; великий избыток непочатых сил уходил в любовь и в простодушную
радость.
И вот морская даль, под этими синими и ясными небесами, оглашается звуками русской
песни, исполненной неистового веселья, Бог знает от каких
радостей, и сопровождаемой исступленной пляской, или послышатся столь известные вам, хватающие за сердце стоны и вопли от каких-то старинных, исторических, давно забытых страданий.
Без
песен жизнь не в
радость.
Веселое гулянье! Сердцу
радостьГлядеть на вас. Играйте, веселитесь,
Заботы прочь гоните: для заботы
Своя пора. Народ великодушный
Во всем велик, — мешать с бездельем дело
Не станет он; трудиться, так трудиться,
Плясать и петь, так вдоволь, до упаду.
Взглянув на вас разумным оком, скажешь,
Что вы народ честной и добрый; ибо
Лишь добрые и честные способны
Так громко петь и так плясать отважно.
Спасибо вам на
песнях и на пляске!
Уж тешиться, так тешиться!
Но что со мной: блаженство или смерть?
Какой восторг! Какая чувств истома!
О, Мать-Весна, благодарю за
радостьЗа сладкий дар любви! Какая нега
Томящая течет во мне! О, Лель,
В ушах твои чарующие
песни,
В очах огонь… и в сердце… и в крови
Во всей огонь. Люблю и таю, таю
От сладких чувств любви! Прощайте, все
Подруженьки, прощай, жених! О милый,
Последний взгляд Снегурочки тебе.
Только по вечерам, когда после трудового дня на покосах разливалась
песня, Татьяна присаживалась к огоньку и горько плакала, — чужая
радость хватала ее за живое.
— Знаете, иногда такое живет в сердце, — удивительное! Кажется, везде, куда ты ни придешь, — товарищи, все горят одним огнем, все веселые, добрые, славные. Без слов друг друга понимают… Живут все хором, а каждое сердце поет свою
песню. Все
песни, как ручьи, бегут — льются в одну реку, и течет река широко и свободно в море светлых
радостей новой жизни.
Тут он должен немедленно разразиться
радостью,
песнями, хохотом и проговаривать молитвы так, чтобы самым голосом выразить как можно более счастья, а лицом как можно больше торжественности и благородства.
Больше ни о чем не хотелось спрашивать дядю. Грустно было с ним, и жалко было его; все вспоминались бойкие
песни и этот звон гитары, сочившийся
радостью сквозь мягкую грусть. Не забыл я и веселого Цыгана, не забыл и, глядя на измятую фигуру дяди Якова, думал невольно...
Теперь же, ну веришь ли богу, так сердце от
радости выскочить и хочет, а вовсе не до
песен: все бы плакал… да и все так же, на кого ни посмотришь… что за диво такое!
— Ты думай так, — тихо, но твёрдо продолжала девушка, — хоть день, да мой!.. Мне тоже не легко… Я — как в
песне поётся — моё горе — одна изопью, мою
радость — с тобой разделю…
В эти тёмные обидные ночи рабочий народ ходил по улицам с
песнями, с детской
радостью в глазах, — люди впервые ясно видели свою силу и сами изумлялись значению её, они поняли свою власть над жизнью и благодушно ликовали, рассматривая ослепшие дома, неподвижные, мёртвые машины, растерявшуюся полицию, закрытые пасти магазинов и трактиров, испуганные лица, покорные фигуры тех людей, которые, не умея работать, научились много есть и потому считали себя лучшими людьми в городе.
Лодка была на середине, когда ее заметили с того берега.
Песня сразу грянула еще сильнее, еще нестройнее, отражаясь от зеленой стены крупного леса, к которому вплоть подошла вырубка. Через несколько минут, однако,
песня прекратилась, и с вырубки слышался только громкий и такой же нестройный говор. Вскоре Ивахин опять стрелой летел к нашему берегу и опять устремился с новою посудиной на ту сторону. Лицо у него было злое, но все-таки в глазах проглядывала
радость.
Офицеры на
радостях затеяли пирушку: самовар закипел, пошла попойка, явились песельники и грянули хором авангардную
песню, сочиненную одним из наших воинов-поэтов.
— Спою, спою, — отвечала Настя скороговоркой и, вздохнув, проговорила: — Вот кабы вы лет семь назад приезжали, так я бы вам напела
песен, а теперь где уж мне петь! В те-то поры я одна была, птичка вольная. Худо ли, хорошо ли, а все одна. И с
радости поешь, бывало, и с горя тоже. Уйдешь, затянешь
песню, да в ней все свое горе и выплачешь.
Со стороны леса доносился нестройный птичий концерт; залетные гости короткого северного лета точно хотели удесятерить его
радость своими веселыми
песнями.
— Что ж что
песни пел? Комар вон и весь свой век поет, да ведь не с
радости, — отвечал сухо Сергей.
В этот вечер Сашка переиграл все любимые
песни и танцы Гамбринуса. Играл он также и японские песенки, заученные им в плену, но они не понравились слушателям. Мадам Иванова, словно ожившая, опять бодро держалась над своим капитанским мостиком, а Белка сидела у Сашки на коленях и визжала от
радости. Случалось, что когда Сашка переставал играть, то какой-нибудь простодушный рыболов, только теперь осмысливший чудо Сашкиного возвращения, вдруг восклицал с наивным и радостным изумлением...
Тоскливо с ними: пьют они, ругаются между собою зря, поют заунывные
песни, горят в работе день и ночь, а хозяева греют свой жир около них. В пекарне тесно, грязно, спят люди, как собаки; водка да разврат — вся
радость для них. Заговорю я о неустройстве жизни — ничего, слушают, грустят, соглашаются; скажу: бога, — мол, — надо нам искать! — вздыхают они, но — непрочно пристают к ним мои слова. Иногда вдруг начнут издеваться надо мной, непонятно почему. А издеваются зло.
Кончивши с Тетясею любовные наши восторги, я приступил притворяться больным. Батенька слепо дались в обман. При них я, лежа под шубами, стонал и охал; а чуть они уйдут, так я и вскочил, и ем, и пью, что мне вздумается. С Тетясею амурюсь, маменька от
радости хохочут, сестры — они уже знали о плане нашем — припевают нам свадебные
песни. Одни только батенька не видели ничего и, приходя проведывать меня, только что сопели от гнева, видя, что им не удается притеснить меня.
Выгоняя утром гусиное стадо, проходила ли она по улице — всюду встречались веселые ребятишки, беззаботно игравшие под навесами и на дороге, всюду слышались их веселые
песни, крики; одна она должна была проходить мимо, не смея присоединиться к ним и разделить общую
радость.
По врожденной человеку лени и по сознанию своего бессилия, кметы с
радостью согласились и даже начали сочинять
песни во славу мудрых и сильных лехов, умевших водворить между ними тишину и порядок.
В селах девушки водят хороводы, тешатся играми, поют
песни; задаются темные загадки, толкуются сны, плачут над покойником, копают клады, вынимают следы; но все лучи этих
радостей, горестей, утех и
песен народных — незримо скрещиваются, как бы переплетаются, в одном лице колдуна…
Горюхино приуныло, базар запустел,
песни Архипа-Лысого умолкли. Ребятишки пошли по миру. Половина мужиков была на пашне, а другая служила в батраках; и день храмового праздника сделался, по выражению летописца, не днем
радости и ликования, но годовщиною печали и поминания горестного.
В сумраке души, в памяти, искрами вспыхивали разные слова, кружились, как пчелы, одни исчезали, другие соединялись живою цепью, слагали
песню — Симе было жутко и приятно, тихая
радость ласкала сердце.
Он с
радостью увидел, что барон и, конечно, ученый человек не пренебрегает
песнями.
Весьма верно, вместе с удалью, выражается у Кольцова также и беззаботность, это заветное «авось», с которым идет русский человек навстречу и горю и
радости.
Песни Лихача Кудрявича совершенно в русском народном характере. Лихач Кудрявич не слишком любит рассчитывать: он...
Бывало часто, ночью темной,
Я с ними время разделял
И, помню,
песням их внимал
С какой-то
радостью невольной.
Нет, не
радостьСложила эту
песню, а неволя,
Неволя тяжкая и труд безмерный,
Разгром войны, пожары деревень,
Житье без кровли, ночи без ночлега,
О, пойте!
— На! отыграл! — сказал он, бросая на стол несколько кип ассигнаций. — Сочти, всё ли! Да приходи скорей в общую залу, я сейчас еду, — прибавил он, как будто не замечая страшного волнения
радости и благодарности, выразившегося на лице улана, и, насвистывая какую-то цыганскую
песню, вышел из комнаты.
Думает-передумывает Алексей думы тяжелые. Алчность богатства, жадная корысть с каждым днем разрастаются в омраченной душе его… И смотрит он на свет Божий, ровно хмара темная. Не слыхать от него ни звонких
песен, ни прежних веселых речей, не светятся глаза его ясной
радостью, не живит игривая улыбка туманного лица его.
Но люблю тебя, родина кроткая!
А за что — разгадать не могу.
Весела твоя
радость короткая
С громкой
песней весной на лугу.
Ой ты, Русь, моя родина кроткая,
Лишь к тебе я любовь берегу.
Весела твоя
радость короткая
С громкой
песней весной на лугу.
На травке-муравке рвите цветочки,
Пошли в хоровод!
Пошли в хоровод!
В хороводе веселитесь,
По забавушкам пуститесь,
Песни запевайте,
Подружек сбирайте!
Пошли в хоровод!
Пошли в хоровод!
Запоемте, девки,
песню нову,
Нашу
радость хороводу!
В хоровод, в хоровод!
Пошли в хоровод!
И через час Пахом на рыженькой кобылке ехал уж возвещать Божьим людям
радость великую — собирались бы они в Луповицы в сионскую горницу, собирались бы со страхом и трепетом поработать в тайне Господу, узреть свет правды его, приять духа небесного, исповедать веру истинную, проникнуть в тайну сокровенную, поклониться духом Господу и воспеть духу и агнцу
песню новую.
«Добро», которое тут проявляет Наташа, уж, конечно, не отрицается живою жизнью. Напротив, оно есть именно сама живая жизнь. И именно поэтому дико даже подумать, что душа Наташи живет — добром. Каким добром?! Наташа жизнью живет, а не добром; добро так же свободно и необходимо родится у нее из жизни, как родятся ее
песни и
радость. И вот то самое, что у Вареньки является вялым без запаха цветком, превращается в цветок свежий и душистый, как только что сорванный в лесу ландыш.
Эту новую
песню сам Ницше и пропел миру. Пригвожденный ко кресту, со смертною мукою и отчаянием в душе, он славил ясность мира и
радость небес. Только такую
радость он и знал. Только так смог он понять и
радость аполлоновского эллина: что такое светлый мир его божеств? Не больше, как «восхитительные видения истязуемого мученика».
Одна
радость и даже страсть Жданова были
песни; особенно некоторые он очень любил и всегда собирал кружок песенников из молодых солдат и, хотя сам не умел петь, стоял с ними и, заложив руки в карманы полушубка и зажмурившись, движениями головы и скул выражал свое сочувствие.
Бывает так, что в темную келию постника, погруженного в молитву, вдруг нечаянно заглянет луч или сядет у окна келии птичка и запоет свою
песню; суровый постник невольно улыбнется, и в его груди из-под тяжелой скорби о грехах, как из-под камня, вдруг польется ручьем тихая, безгрешная
радость.
Отовсюду звучали
песни. В безмерном удивлении, с новым, никогда не испытанным чувством я шел и смотрел кругом. В этой пьяной жизни была великая мудрость. О, они все поняли, что жизнь принимается не пониманием ее, не нахождениями разума, а таинственною настроенностью души. И они настраивали свои души, делали их способными принять жизнь с
радостью и блаженством!.. Мудрые, мудрые!..
О, как бесконечно тянется время! На улице дождь, слякоть, туман. В моей крохотной квартирке — уют, тепло и
радость. Невинное люлюканье, и тихое воркованье моего «принценьки». И
песни Саши,
песни про удальца-коробейника, и про матушку Волгу, и про Хаз-Булата удалого…
Завязали связь с деревней, на той неделе деревенская молодежь приезжает к нам во втуз, на экскурсию. Обязались им помочь в организации пионеротряда. Но — главное: снег, солнце, задорные
песни — и
радость без предела.
— Чтоб язык отсох! по маковому зернышку меня бы разорвало! — возразил Филя. — У меня самого
песня эта была заветная; я берег ее за теплою пазушкой для света-радости, красной девицы в тоске, в разлученьице, по добром молодце, по офицерчике. Гм! (Кашляет.) За нее подарила бы она меня словом ласковым, приветливым и рублевиком серебряным. Господа командеры! Дайте мне ордер разведать, какой окаянный певчий передражнивает нас?
И он лежал в кустах, на земле, чужой всем людям и посторонний для жизни, которая со всею своею красотою,
песнями и
радостью проходила мимо него, — проходила в эту июльскую темную ночь.
Сошелся Емельян с товарищами, тоже костер развели, сели, достали закуску, вино. А тут и солнце взошло, чистое, ясное. И весело стало. Играют
песни, болтают, шутят, смеются, всему радуются,
радости ожидают. Выпил Емельян с товарищами, закурил и еще веселей стало.