Неточные совпадения
Входили они парами, мужчина и женщина, держась за руки,
свечи держали только женщины; насчитав одиннадцать пар, Самгин
перестал считать.
На другой день мы доехали до станции Шмаковка. Отсюда должно было начаться путешествие. Ночью дождь
перестал, и погода немного разгулялась. Солнце ярко
светило. Смоченная водой листва блестела, как лакированная. От земли подымался пар… Стрелки встретили нас и указали нам квартиру.
Погода была пасмурная. Дождь шел не
переставая. По обе стороны полотна железной дороги тянулись большие кочковатые болота, залитые водой и окаймленные чахлой растительностью. В окнах мелькали отдельные деревья, телеграфные столбы, выемки. Все это было однообразно. День тянулся долго, тоскливо. Наконец стало смеркаться. В вагоне зажгли
свечи.
Но только тут, как мне стал из окон дома свет
светить и я почувствовал, что в сознание свое прихожу, то я его
перестал опасаться и говорю...
Прежде всего отслужили молебен, причем Антон Иваныч созвал дворню, зажег
свечу и принял от священника книгу, когда тот
перестал читать, и передал ее дьячку, а потом отлил в скляночку святой воды, спрятал в карман и сказал: «Это Агафье Никитишне». Сели за стол. Кроме Антона Иваныча и священника, никто по обыкновению не дотронулся ни до чего, но зато Антон Иваныч сделал полную честь этому гомерическому завтраку. Анна Павловна все плакала и украдкой утирала слезы.
— Да
перестаньте же лаяться, мамаша! Жить нельзя! Конечно, он жгет
свечи, потому что книжки читает, у лавочника берет, я знаю! Поглядите-ка у него на чердаке…
Когда они
перестали плакать, она окутала их и повезла кататься. Сначала проехали по Малой Дмитровке, потом мимо Страстного на Тверскую; около Иверской остановились, поставили по
свече и помолились, стоя на коленях. На обратном пути заехали к Филиппову и взяли постных баранок с маком.
— Будет ли конец нашей любви! — сказал Юрий,
перестав грести и положив к ней на плечо голову; — нет, нет!.. — она продолжится в вечность, она переживет нашу земную жизнь, и ели б наши души не были бессмертны, то она сделала бы их бессмертными; — клянусь тебе, ты одна заменишь мне все другие воспоминанья — дай руку… эта милая рука; — она так бела, что
светит в темноте… смотри, береги же мой перстень, Ольга! — ты не слушаешь? не веришь моим клятвам?
День был такой обыкновенный, так обыкновенно
светило облачное зимнее небо, так обыкновенно звучали в коридоре шаги и чей-то деловой разговор, так обыкновенно, и естественно, и обычно пахли щи из кислой капусты, что он опять
перестал верить в казнь.
Дверь биллиардной, противоположная той, к которой я приближалась, раскрылась настежь, и, с зажженным канделябром в каждой руке, появился мой вотчим. Освещенное с двух сторон
свечами, его круглое красное лицо сияло торжеством удовлетворенной мести, лакейскою радостью удачной услуги… О, эти гадкие белые глаза! когда я
перестану их видеть!
Так верный подсолнечник не
перестает никогда обращаться к солнцу; обращается к нему и тогда, как грозные облака затмевают
светило дня — и поутру и ввечеру, — и тогда, как сам он начинает уже вянуть и сохнуть; всё, всё к нему обращается, до последней минуты растительного бытия своего!»
Глаза смотрели сосредоточенно и важно, отражение огня
свечи оживляло их, казалось, что свет истекает из их глубины, что он и есть — жизнь, через некоторое время он выльется до конца — тогда старик
перестанет дышать и прекратится это опасное качание
свечи, готовой упасть и поджечь серые волосы на груди умирающего.
Альберт
перестал кричать. «Не удалось? Хотели уморить меня. Нет!» — бормотал он про себя, надевая калоши. Не простившись и продолжая говорить что-то непонятное, он вышел в дверь. Захар
посветил ему до ворот и вернулся.
Не было над нею ни
свечей, ни чтеца, и стояла кругом ненарушимая тишина; и от этого мне показалось в первую минуту, что никто еще в доме не знает о смерти — так одинока была она на своем ложе. Но тотчас же я понял, что все они действительно спят, и
перестал думать о них. Это было не от недостатка сознания: наоборот, именно в этот час вернулось ко мне сознание более ясным, чем оно было когда-нибудь раньше. Нет, потому я
перестал думать о людях, что они стали не нужны.
Гость с Николаем Семенычем и доктором вышли на веранду. Лакей подал
свечи с колпаками и еще нарзану, и начался около двенадцати часов уж настоящий, оживленный разговор о том, какие должны были быть приняты государственные меры в настоящее, важное для России время. Оба не
переставая курили, разговаривая.