Неточные совпадения
Стародум. Они жалки, это правда; однако для этого добродетельный
человек не
перестает идти своей дорогой. Подумай ты сама, какое
было бы несчастье, ежели б солнце
перестало светить для того, чтоб слабых глаз не ослепить.
Он всю эту неделю не
переставая испытывал чувство, подобное чувству
человека, который
был бы приставлен к опасному сумасшедшему, боялся бы сумасшедшего и вместе, по близости к нему, боялся бы и за свой ум.
— Мы здесь не умеем жить, — говорил Петр Облонский. — Поверишь ли, я провел лето в Бадене; ну, право, я чувствовал себя совсем молодым
человеком. Увижу женщину молоденькую, и мысли… Пообедаешь,
выпьешь слегка — сила, бодрость. Приехал в Россию, — надо
было к жене да еще в деревню, — ну, не поверишь, через две недели надел халат,
перестал одеваться к обеду. Какое о молоденьких думать! Совсем стал старик. Только душу спасать остается. Поехал в Париж — опять справился.
Левин вдруг покраснел, но не так, как краснеют взрослые
люди, — слегка, сами того не замечая, но так, как краснеют мальчики, — чувствуя, что они смешны своей застенчивостью и вследствие того стыдясь и краснея еще больше, почти до слез. И так странно
было видеть это умное, мужественное лицо в таком детском состоянии, что Облонский
перестал смотреть на него.
— То
есть не совсем о бугорках. Притом она ничего бы и не поняла. Но я про то говорю: если убедить
человека логически, что, в сущности, ему не о чем плакать, то он и
перестанет плакать. Это ясно. А ваше убеждение, что не
перестанет?
Дико́й. Что ж ты, украдешь, что ли, у кого? Держите его! Этакой фальшивый мужичонка! С этим народом какому надо
быть человеку? Я уж не знаю. (Обращаясь к народу.) Да вы, проклятые, хоть кого в грех введете! Вот не хотел нынче сердиться, а он, как нарочно, рассердил-таки. Чтоб ему провалиться! (Сердито.)
Перестал, что ль, дождик-то?
Аркадий сообщил несколько петербургских новостей, но он ощущал небольшую неловкость, ту неловкость, которая обыкновенно овладевает молодым
человеком, когда он только что
перестал быть ребенком и возвратился в место, где привыкли видеть и считать его ребенком.
Вы меня, помнится, вчера упрекнули в недостатке серьезности, — продолжал Аркадий с видом
человека, который вошел в болото, чувствует, что с каждым шагом погружается больше и больше, и все-таки спешит вперед, в надежде поскорее перебраться, — этот упрек часто направляется… падает… на молодых
людей, даже когда они
перестают его заслуживать; и если бы во мне
было больше самоуверенности…
«Сомову он расписал очень субъективно, — думал Самгин, но, вспомнив рассказ Тагильского,
перестал думать о Любаше. — Он стал гораздо мягче, Кутузов. Даже интереснее. Жизнь умеет шлифовать
людей. Странный день прожил я, — подумал он и не мог сдержать улыбку. — Могу продать дом и снова уеду за границу,
буду писать мемуары или — роман».
—
Люди могут
быть укрощены только религией, — говорил Муромский, стуча одним указательным пальцем о другой, пальцы
были тонкие, неровные и желтые, точно корни петрушки. — Под укрощением я понимаю организацию
людей для борьбы с их же эгоизмом. На войне
человек перестает быть эгоистом…
«Оффенбах
был действительно остроумен, превратив предисловие к «Илиаде» в комедию. Следовало бы обработать в серию легких комедий все наиболее крупные события истории культуры, чтоб
люди перестали относиться к своему прошлому подобострастно — как к его превосходительству…»
Самгин возвратился в столовую, прилег на диван, прислушался: дождь
перестал, ветер тихо гладил стекла окна, шумел город, часы пробили восемь. Час до девяти
был необычно растянут, чудовищно вместителен, в пустоту его уложились воспоминания о всем, что пережил Самгин, и все это еще раз напомнило ему, что он —
человек своеобразный, исключительный и потому обречен на одиночество. Но эта самооценка, которой он гордился, сегодня
была только воспоминанием и даже как будто ненужным сегодня.
— Уехала в монастырь с Алиной Телепневой, к тетке ее, игуменье. Ты знаешь: она поняла, что у нее нет таланта для сцены. Это — хорошо. Но ей следует понять, что у нее вообще никаких талантов нет. Тогда она
перестанет смотреть на себя как на что-то исключительное и, может
быть, выучится… уважать
людей.
—
Человек — свят! Христос
был человек, победивший дьявола. После Христа врожденное зло
перестало существовать. Теперь зло — социальная болезнь. Один
человек — беззлобен…
Там гаснет огонь машины и зажигается другой, огонь очага или камина; там англичанин
перестает быть администратором, купцом, дипломатом и делается
человеком, другом, любовником, нежным, откровенным, доверчивым, и как ревниво охраняет он свой алтарь!
А оно уже
было лишено своего разума и воли, то
есть людей, и, следовательно,
перестало бороться.
Один
был молодой
человек, красный, очевидно в жару, другой — старик, не
переставая охавший.
Возражение это имело бы значение, если бы
было доказано, что наказание уменьшает преступления, исправляет преступников; но когда доказано совершенно обратное, и явно, что не во власти одних
людей исправлять других, то единственное разумное, что вы можете сделать, это то, чтобы
перестать делать то, что не только бесполезно, но вредно и, кроме того, безнравственно и жестоко.
Девочка, сообразив выражение лица отца и матери, разрешила вопрос так, что это
были люди совсем другие, чем ее родители и их знакомые, что это
были дурные
люди, и что потому с ними именно так и надо поступать, как поступлено с ними. И потому девочке
было только страшно, и она рада
была, когда этих
людей перестало быть видно.
Но и в Узле и в Гарчиках прежнего Привалова больше не
было, а
был совсем другой
человек, которого трудно
было узнать: он не
переставал пить после Ирбитской ярмарки.
В коллективизме
человек перестает быть высшей ценностью.
Русский
человек должен
перестать возлагаться на то, что за него кем-то все
будет сделано и достигнуто.
Только что я стал ходить к Грушеньке, так тотчас же и
перестал быть женихом и честным
человеком, ведь я это понимаю же.
— Э, полно, скверно все это, не хочу слушать, я думала, что веселое
будет, — оборвала вдруг Грушенька. Митя всполохнулся и тотчас же
перестал смеяться. Высокий пан поднялся с места и с высокомерным видом скучающего не в своей компании
человека начал шагать по комнате из угла в угол, заложив за спину руки.
Пусть я не верю в порядок вещей, но дороги мне клейкие, распускающиеся весной листочки, дорого голубое небо, дорог иной
человек, которого иной раз, поверишь ли, не знаешь за что и любишь, дорог иной подвиг человеческий, в который давно уже, может
быть,
перестал и верить, а все-таки по старой памяти чтишь его сердцем.
На другой день
была назначена дневка. Я велел
людям осмотреть седла, просушить то, что промокло, и почистить винтовки. Дождь
перестал; свежий северо-западный ветер разогнал тучи; выглянуло солнце.
— Я говорю с вами, как с
человеком, в котором нет ни искры чести. Но, может
быть, вы еще не до конца испорчены. Если так, я прошу вас:
перестаньте бывать у нас. Тогда я прощу вам вашу клевету. Если вы согласны, дайте вашу руку, — она протянула ему руку: он взял ее, сам не понимая, что делает.
И в самом деле, они все живут спокойно. Живут ладно и дружно, и тихо и шумно, и весело и дельно. Но из этого еще не следует, чтобы мой рассказ о них
был кончен, нет. Они все четверо еще
люди молодые, деятельные; и если их жизнь устроилась ладно и дружно, хорошо и прочно, то от этого она нимало не
перестала быть интересною, далеко нет, и я еще имею рассказать о них много, и ручаюсь, что продолжение моего рассказа о них
будет гораздо любопытнее того, что я рассказывал о них до сих пор.
«
Люди были, как животные. Они
перестали быть животными, когда мужчина стал ценить в женщине красоту. Но женщина слабее мужчины силою; а мужчина
был груб. Все тогда решалось силою. Мужчина присвоил себе женщину, красоту которой стал ценить. Она стала собственностью его, вещью его. Это царство Астарты.
Проницательный читатель, — я объясняюсь только с читателем: читательница слишком умна, чтобы надоедать своей догадливостью, потому я с нею не объясняюсь, говорю это раз — навсегда;
есть и между читателями немало
людей не глупых: с этими читателями я тоже не объясняюсь; но большинство читателей, в том числе почти все литераторы и литературщики,
люди проницательные, с которыми мне всегда приятно беседовать, — итак, проницательный читатель говорит: я понимаю, к чему идет дело; в жизни Веры Павловны начинается новый роман; в нем
будет играть роль Кирсанов; и понимаю даже больше: Кирсанов уже давно влюблен в Веру Павловну, потому-то он и
перестал бывать у Лопуховых.
В канцелярии
было человек двадцать писцов. Большей частию
люди без малейшего образования и без всякого нравственного понятия — дети писцов и секретарей, с колыбели привыкнувшие считать службу средством приобретения, а крестьян — почвой, приносящей доход, они продавали справки, брали двугривенные и четвертаки, обманывали за стакан вина, унижались, делали всякие подлости. Мой камердинер
перестал ходить в «бильярдную», говоря, что чиновники плутуют хуже всякого, а проучить их нельзя, потому что они офицеры.
Когда все
было схоронено, когда даже шум, долею вызванный мною, долею сам накликавшийся, улегся около меня и
люди разошлись по домам, я приподнял голову и посмотрел вокруг: живого, родного не
было ничего, кроме детей. Побродивши между посторонних, еще присмотревшись к ним, я
перестал в них искать своих и отучился — не от
людей, а от близости с ними.
Как бы ни
были мало развиты
люди, все же они не деревянные, и общее бедствие способно пробудить в них такие струны, которые при обычном течении дел совсем
перестают звучать.
Все
люди должны
были бы
быть бунтарями, то
есть перестать терпеть рабство.
В нашей семье нравы вообще
были мягкие, и мы никогда еще не видели такой жестокой расправы. Я думаю, что по силе впечатления теперь для меня могло бы
быть равно тогдашнему чувству разве внезапное на моих глазах убийство
человека. Мы за окном тоже завизжали, затопали ногами и стали ругать Уляницкого, требуя, чтобы он
перестал бить Мамерика. Но Уляницкий только больше входил в азарт; лицо у него стало скверное, глаза
были выпучены, усы свирепо торчали, и розга то и дело свистела в воздухе.
Женившись, доктор
перестал пить и через год принял вид нормального
человека.
Трофимов. Мы вчера говорили долго, но ни к чему не пришли. В гордом
человеке, в вашем смысле,
есть что-то мистическое.
Быть может, вы и правы по-своему, но если рассуждать попросту, без затей, то какая там гордость,
есть ли в ней смысл, если
человек физиологически устроен неважно, если в своем громадном большинстве он груб, неумен, глубоко несчастлив. Надо
перестать восхищаться собой. Надо бы только работать.
Если
человек перестанет противиться злу насилием, т. е.
перестанет следовать закону этого мира, то
будет непосредственное вмешательство Бога, то вступит в свои права божественная природа.
Человек перестал даже сознавать, существует ли он реально,
есть ли он нечто в мире, некоторое бытие в себе, потерял самоощущение личности.
Человек должен стать внутренне свободным, достойным свободы и вечной жизни, действительно
перестать быть рабом, а не надевать костюм свободного, не казаться могущественным: он должен сознать свой грех, в котором участвовал, и религиозную связь свою с искуплением.
Я стал объяснять им, что окружной начальник хотя и большой
человек, но сидит на одном месте и потому получает только двести, а я хотя только пиши-пиши, но зато приехал издалека, сделал больше десяти тысяч верст, расходов у меня больше, чем у Бутакова, потому и денег мне нужно больше. Это успокоило гиляков. Они переглянулись, поговорили между собой по-гиляцки и
перестали мучиться. По их лицам видно
было, что они уже верили мне.
Священник, должно
быть,
человек умный,
перестал говорить, а все ему крест давал целовать.
Ничем не дорожа, а пуще всего собой (нужно
было очень много ума и проникновения, чтобы догадаться в эту минуту, что она давно уже
перестала дорожить собой, и чтоб ему, скептику и светскому цинику, поверить серьезности этого чувства), Настасья Филипповна в состоянии
была самое себя погубить, безвозвратно и безобразно, Сибирью и каторгой, лишь бы надругаться над
человеком, к которому она питала такое бесчеловечное отвращение.
Тоцкий до того
было уже струсил, что даже и Епанчину
перестал сообщать о своих беспокойствах; но бывали мгновения, что он, как слабый
человек, решительно вновь ободрялся и быстро воскресал духом: он ободрился, например, чрезвычайно, когда Настасья Филипповна дала, наконец, слово обоим друзьям, что вечером, в день своего рождения, скажет последнее слово.
— Ну, что у вас тут случилось? — строго спрашивала баушка Лукерья. — Эй, Устинья Марковна,
перестань хныкать… Экая беда стряслась с Феней, и девушка
была, кажись, не замути воды. Что же, грех-то не по лесу ходит, а по
людям.
Сенатора прислали с целой ордой правоведцев; они все очищают только бумаги, и никакой решительно пользы не
будет от этой дорогой экспедиции. Кончится тем, что сенатору, [Сенатор — И. Н. Толстой.] которого я очень хорошо знаю с давних лет, дадут ленту, да и баста. Впрочем, это обыкновенный ход вещей у нас. Пора
перестать удивляться и желать только, чтобы, наконец, начали добрые, терпеливые
люди думать: нет ли возможности как-нибудь иначе все устроить? Надобно надеяться, что настанет и эта пора.
— Нет-с, — говорил он Ярошиньскому в то время, когда вышел Рациборский и когда Розанов
перестал смотреть, а начал вслушиваться. — Нет-с, вы не знаете, в какую мы вступаем эпоху. Наша молодежь теперь не прежняя, везде
есть движение и
есть люди на все готовые.
Все комнаты
были заняты, а в зале не
переставая заливался новый скрипач — молодой, развязный, бритый
человек, которого где-то отыскал и привел с собой бельмистый тапер.
Житейская мудрость не может
быть понимаема дитятей; добровольные уступки несовместны с чистотой его души, и я никак не мог примириться с мыслью, что Мироныч может драться, не
переставая быть добрым
человеком.
Вихров очень хорошо видел в этом направлении, что скоро и очень скоро театр сделается одною пустою и даже не совсем веселою забавой и совершенно
перестанет быть тем нравственным и умственным образователем, каким он
был в святые времена Мочалова, Щепкина и даже Каратыгина, потому что те стремились выразить перед зрителем
человека, а не сословие и не только что смешили, но и плакать заставляли зрителя!