Неточные совпадения
— „Да что ж ты у него сама не спросила?“ — „А
надоем!“ Впрочем, Базаров скоро сам
перестал запираться: лихорадка работы с него соскочила и заменилась тоскливою скукой и глухим беспокойством.
— Не то что
надоели, а
перестали занимать меня, быть новостью. Я вас вижу и знаю.
Проницательный читатель, — я объясняюсь только с читателем: читательница слишком умна, чтобы
надоедать своей догадливостью, потому я с нею не объясняюсь, говорю это раз — навсегда; есть и между читателями немало людей не глупых: с этими читателями я тоже не объясняюсь; но большинство читателей, в том числе почти все литераторы и литературщики, люди проницательные, с которыми мне всегда приятно беседовать, — итак, проницательный читатель говорит: я понимаю, к чему идет дело; в жизни Веры Павловны начинается новый роман; в нем будет играть роль Кирсанов; и понимаю даже больше: Кирсанов уже давно влюблен в Веру Павловну, потому-то он и
перестал бывать у Лопуховых.
В этом роде жизнь, с мелкими изменениями, продолжалась с лишком два месяца, и, несмотря на великолепный дом, каким он мне казался тогда, на разрисованные стены, которые нравились мне больше картин и на которые я не
переставал любоваться; несмотря на старые и новые песни, которые часто и очень хорошо певала вместе с другими Прасковья Ивановна и которые я слушал всегда с наслаждением; несмотря на множество новых книг, читанных мною с увлечением, — эта жизнь мне очень
надоела.
Мальчик без штанов. Говорю тебе,
надоело и нам. С души прет, когда-нибудь
перестать надо. Только как с этим быть? Коли ему сдачи дать, так тебя же засудят, а ему, ругателю, ничего. Вот один парень у нас и выдумал: в вечерни его отпороли, а он в ночь — удавился!
Он закрывает глаза и лежит, закинув руки за голову, папироса чуть дымится, прилепившись к углу губ, он поправляет ее языком, затягивается так, что в груди у него что-то свистит, и огромное лицо тонет в облаке дыма. Иногда мне кажется, что он уснул, я
перестаю читать и разглядываю проклятую книгу —
надоела она мне до тошноты.
—
Перестань, — сказал Лунёв. — Что ты меня учишь? Как хочу, так и делаю… Как хочу, так и живу…
Надоели вы мне все… Ходите, говорите…
Негина.
Надоело… да…
надоело… Я думала, думала, да уж и думать
перестала. Ну, утро вечера мудренее, завтра потолкуем.
И не говорит. Сколько раз этак его ловили, —
надоело ему,
перестал вечером мимо Соловьихи ходить, особливо когда выпивши, а не сказал никому. «Водили, говорит, к пролуби соловьихинцы», а кто именно — ни за что не скажет.
Андрей(сердито).
Перестаньте, господа! Не
надоело вам.
—
Перестань, тётя,
надоело! Я больной человек, меня побаловать не вредно.
Скука и отчаяние душили ее; ей хотелось вдруг
перестать улыбаться, вскочить и крикнуть: «Вы мне
надоели!» и потом прыгнуть из лодки и поплыть к берегу.
Он упрашивал сельских учителей внедрять ученикам уважение и любовь к лесу, подбивал их вместе с деревенскими батюшками, — и, конечно, бесплодно, — устраивать праздники лесонасаждения, приставал к исправникам, земским начальникам и мировым судьям по поводу хищнических порубок, а на земских собраниях так
надоел всем своими пылкими речами о защите лесов, что его
перестали слушать.
К утру дождь
перестал. Тяжелая завеса туч разорвалась. Живительные солнечные лучи осветили обледенелую землю. Людям
надоело сидеть в дымной юрте, все вышли наружу и стали шумно выражать свою радость.
Громче и настойчивее заговорили в том же духе после 3 января 1565 года, когда присланный Иоанном чиновник Константин Поливанов вручил митрополиту грамоту царя, в которой тот описывал все мятежи, неустройства и беззакония боярского правления во время его малолетства, доказывал, что они расхищали казну, земли, радели о своем богатстве, забывая отечество, что дух этот в них не изменился, что они не
перестают злодействовать, а если он, государь, движимый правосудием, объявляет гнев недостойным, то митрополит и духовенство вступаются за виновных, грубят, стужают [«Стужать» —
надоедать — выражение летописца.
Известно, что наркотические средства при частом пользовании ими
перестают оказывать на организм свое действие — красивые неаполитанки и их маменьки одинаково
надоели Савину.
Она, однако же, скоро всем
надоела, и Дудышкин
перестал ее принимать, так же как и Краевский, но в контору она еще являлась и срамила мужа как только находила возможным.