Неточные совпадения
— Анна, за что так мучать себя и меня? — говорил он, целуя ее руки.
В лице его теперь выражалась нежность, и ей казалось, что она слышала ухом
звук слез
в его голосе и на руке своей чувствовала их влагу. И мгновенно отчаянная ревность Анны
перешла в отчаянную, страстную нежность; она обнимала его, покрывала поцелуями его голову, шею, руки.
Он становился гуще и гуще, разрастался,
перешел в тяжелые рокоты грома и потом вдруг, обратившись
в небесную музыку, понесся высоко под сводами своими поющими
звуками, напоминавшими тонкие девичьи голоса, и потом опять обратился он
в густой рев и гром и затих.
— Благодарю, — сказал Грэй, вздохнув, как развязанный. — Мне именно недоставало
звуков вашего простого, умного голоса. Это как холодная вода. Пантен, сообщите людям, что сегодня мы поднимаем якорь и
переходим в устья Лилианы, миль десять отсюда. Ее течение перебито сплошными мелями. Проникнуть
в устье можно лишь с моря. Придите за картой. Лоцмана не брать. Пока все… Да, выгодный фрахт мне нужен как прошлогодний снег. Можете передать это маклеру. Я отправляюсь
в город, где пробуду до вечера.
Клим покорно ушел, он был рад не смотреть на расплющенного человека.
В поисках горничной,
переходя из комнаты
в комнату, он увидал Лютова; босый,
в ночном белье, Лютов стоял у окна, держась за голову. Обернувшись на
звук шагов, недоуменно мигая, он спросил, показав на улицу нелепым жестом обеих рук...
Священный огонь не
переходит у меня
в звуки, не ложится послушно
в картину!
Особенно счастлив я был, когда, ложась спать и закрываясь одеялом, начинал уже один,
в самом полном уединении, без ходящих кругом людей и без единого от них
звука, пересоздавать жизнь на иной лад. Самая яростная мечтательность сопровождала меня вплоть до открытия «идеи», когда все мечты из глупых разом стали разумными и из мечтательной формы романа
перешли в рассудочную форму действительности.
Мы не доехали трех верст до посада, как уже разнесся удар монастырского колокола, призывавший к вечерне.
Звуки доносились до нас глухо, точно треск, и не больше как через пять минут из одиночных ударов
перешли в трезвон.
Она решается не видеть и удаляется
в гостиную. Из залы доносятся
звуки кадрили на мотив «Шли наши ребята»; около матушки сменяются дамы одна за другой и поздравляют ее с успехами дочери. Попадаются и совсем незнакомые, которые тоже говорят о сестрице. Чтоб не слышать пересудов и не сделать какой-нибудь истории, матушка вынуждена беспрерывно
переходить с места на место. Хозяйка дома даже сочла нужным извиниться перед нею.
Вдруг до моего сознания долетел чуть внятный
звук, будто где-то далеко ударили ложечкой по стакану. Я знал его: это — отголосок бубенчиков. Она уже выехала, но еще далеко: таратайка, пробирается сетью узеньких переулков
в предместий. Я успею дойти до моста,
перейти его и стать
в тени угловой лавки. А пока… еще немного додумать.
Я никогда не мог равнодушно видеть не только вырубленной рощи, но даже падения одного большого подрубленного дерева;
в этом падении есть что-то невыразимо грустное: сначала звонкие удары топора производят только легкое сотрясение
в древесном стволе; оно становится сильнее с каждым ударом и
переходит в общее содрогание каждой ветки и каждого листа; по мере того как топор прохватывает до сердцевины,
звуки становятся глуше, больнее… еще удар, последний: дерево осядет, надломится, затрещит, зашумит вершиною, на несколько мгновений как будто задумается, куда упасть, и, наконец, начнет склоняться на одну сторону, сначала медленно, тихо, и потом, с возрастающей быстротою и шумом, подобным шуму сильного ветра, рухнет на землю!..
На другой день было как-то особенно душно и жарко. На западе толпились большие кучевые облака. Ослепительно яркое солнце
перешло уже за полдень и изливало на землю горячие лучи свои. Все живое попряталось от зноя. Властная истома погрузила всю природу
в дремотное состояние. Кругом сделалось тихо — ни
звука, и даже самый воздух сделался тяжелым и неподвижным.
В конце Фоминой недели началась та чудная пора, не всегда являющаяся дружно, когда природа, пробудясь от сна, начнет жить полною, молодою, торопливою жизнью: когда все
переходит в волненье,
в движенье,
в звук,
в цвет,
в запах.
Но вот огни исчезают
в верхних окнах,
звуки шагов и говора заменяются храпением, караульщик по-ночному начинает стучать
в доску, сад стал и мрачнее и светлее, как скоро исчезли на нем полосы красного света из окон, последний огонь из буфета
переходит в переднюю, прокладывая полосу света по росистому саду, и мне видна через окно сгорбленная фигура Фоки, который
в кофточке, со свечой
в руках, идет к своей постели.
Бывало, только что все разойдутся и огни из гостиной
перейдут в верхние комнаты, где слышны становятся женские голоса и стук отворяющихся и затворяющихся окон, я отправляюсь на галерею и расхаживаю по ней, жадно прислушиваясь ко всем
звукам засыпающего дома.
Но тут уже свирепеет и «Augustin»: слышатся сиплые
звуки, чувствуется безмерно выпитое пиво, бешенство самохвальства, требования миллиардов, тонких сигар, шампанского и заложников; «Augustin»
переходит в неистовый рев…
Ее
звуки как-то глупейшим образом
переходят в «Augustin», она склоняется, погасает.
С 11-ти часов начинался разгул. Предварительно удостоверившись, что Порфирий Владимирыч угомонился, Евпраксеюшка ставила на стол разное деревенское соленье и графин с водкой. Припоминались бессмысленные и бесстыжие песни, раздавались
звуки гитары, и
в промежутках между песнями и подлым разговором Аннинька выпивала. Пила она сначала «по-кукишевски», хладнокровно, «Господи баслави!», но потом постепенно
переходила в мрачный тон, начинала стонать, проклинать…
Возня, молчание и трение о стену ногами, перемешиваясь с частым дыханием, показали, что упрямство или другой род сопротивления хотят сломить силой. Затем долгий неистовый визг оборвался криком Геза: «Она кусается, дьявол!» — и позорный
звук тяжелой пощечины прозвучал среди громких рыданий. Они
перешли в вопль, и я открыл дверь.
Резкий, отрывистый
звук выстрела разнесся по реке и где-то далеко
перешел в грохот.
Она выпрямлялась, ждала, но патруль проходил мимо, не решаясь или брезгуя поднять руку на нее; вооруженные люди обходили ее, как труп, а она оставалась во тьме и снова тихо, одиноко шла куда-то,
переходя из улицы
в улицу, немая и черная, точно воплощение несчастий города, а вокруг, преследуя ее, жалобно ползали печальные
звуки: стоны, плач, молитвы и угрюмый говор солдат, потерявших надежду на победу.
Как после сильного
звука мы уже не слышим посредственного, но довольно слышного
звука, или как мы ничего не видим; внезапно
перейдя от яркого освещения
в место, слабо освещенное, но всё же довольно светлое; так точно бывают подобные неправильные восприятия, а вследствие того и чувства, и
в предметах, прямо относящихся, к нашей духовной деятельности.
Он стоял и слушал, как переливались эти
звуки, как окрылялись они парящею
в небеса силой, словно грозно молящие стоны и вопли целого народа, и как потом стали стихать, стихать понемногу,
переходя в более мягкие, нежные тоны — и вдруг, вместе с этим переходом, раздался страстно-певучий, густой и полный контральто Цезарины...
Несется косная по тихому лону широкой реки, вода что зеркало, только и струится за рулем, только и пенится что веслами. Стих городской и ярманочный шум, настала тишь,
в свежем прохладном воздухе не колыхнет. Петр Степаныч передал руль кормщику и
перешел к носу лодки. Шепнул что-то песенникам, и тотчас залился переливчатыми, как бы дрожащими
звуками кларнет, к нему пристал высокий тенор запевалы, песенники подхватили, и над широкой рекой раздалась громкая песня...
Вот она уже у цели. Вот музыка
перешла в нежные, мелодичные аккорды — и Тася, под эти чарующие
звуки, достигла крошечной площадки, с которой ей надо будет пуститься
в опасное путешествие по проволоке. Сердце её забилось сильно, сильно… Дыхание замерло
в груди. Голова закружилась сильнее. Отчаянный страх охватил девочку.
Последнюю полоску света заволокло; но тучи были не грозовые, темноты с собой не принесли, и на широком перелеске, где притулились оба озерка, лежало сероватое, ровное освещение, для глаз чрезвычайно приятное. Кругом колыхались нешумные волны леса, то отдавая шелковистым
звуком лиственных пород, то
переходя в гудение хвои, заглушавшее все остальные
звуки.
Тон у него был отрывистый, выговор с сильной картавостью на
звуке"р". С бойким умом и находчивостью, он и
в разговоре склонен был к полемике; но никаких грубых резкостей никогда себе не позволял.
В нем все-таки чувствовалась известного рода воспитанность. И со мной он всегда держался корректно, не позволял себе никакой фамильярности, даже и тогда — год спустя и больше, — когда фактическое заведование журналом, особенно по хозяйственной части,
перешло в его руки.
И теперь, наслаждаясь своими мыслями и
звуками собственного голоса и с удовольствием поглядывая на умеренно полного, красиво подстриженного, приличного Мейера, Рашевич мечтал о том, как он пристроит свою Женю за хорошего человека и как потом все заботы по имению
перейдут к зятю. Неприятные заботы! Проценты
в банк не взнесены уже за два срока, и разных недоимок и пеней скопилось больше двух тысяч!
Атаман волжских разбойников Ермак Тимофеевич! И имя Ермака
переходит из уст
в уста среди московского народа. Радостно бьются сердца при
звуке этого когда-то страшного имени.