Неточные совпадения
Двух минут не прошло, как уже вся толпа отхлынула в разные стороны — и на земле,
перед дверью кабака, оказалось небольшое, худощавое, черномазое существо в нанковом кафтане, растрепанное и истерзанное… Бледное
лицо, закатившиеся глаза, раскрытый рот… Что это? замирание ужаса или уже самая
смерть?
Впрочем, хлопоты Василисы Васильевны насчет воспитания Пантюши ограничились одним мучительным усилием: в поте
лица наняла она ему в гувернеры отставного солдата из эльзасцев, некоего Биркопфа, и до самой
смерти трепетала, как лист,
перед ним: ну, думала она, коли откажется — пропала я! куда я денусь? где другого учителя найду?
О, да, я помнил ее!.. Когда она, вся покрытая цветами, молодая и прекрасная, лежала с печатью
смерти на бледном
лице, я, как зверек, забился в угол и смотрел на нее горящими глазами,
перед которыми впервые открылся весь ужас загадки о жизни и
смерти. А потом, когда ее унесли в толпе незнакомых людей, не мои ли рыдания звучали сдавленным стоном в сумраке первой ночи моего сиротства?
— Почему ж
перед смертью? — проговорила дама, возвратившись с дитятей на руках и садясь в некотором отдалении. Все мускулы
лица ее при этих словах как-то подернуло.
У него было большое, грубое, красное
лицо с мясистым носом и с тем добродушно-величавым, чуть-чуть презрительным выражением в прищуренных глазах, расположенных лучистыми, припухлыми полукругами, какое свойственно мужественным и простым людям, видавшим часто и близко
перед своими глазами опасность и
смерть.
Увлеченная, подхваченная дуновением общего сочувствия, с слезами художнической радости и действительного страдания на глазах, певица отдалась поднимавшей ее волне,
лицо ее преобразилось, и
перед грозным призраком внезапно приблизившейся
смерти с таким, до неба достигающим, порывом моленья исторглись у ней слова: «Lascia mi vivere…
Ощутив же, признал себя свободным от всяких уз, как
перед лицом неминуемой
смерти свободен больной, когда ушли уже все доктора и убраны склянки с ненужными лекарствами, и заглушенный плач доносится из-за стены.
Наступает молчание. Катя поправляет прическу, надевает шляпу, потом комкает письма и сует их в сумочку — и все это молча и не спеша.
Лицо, грудь и перчатки у нее мокры от слез, но выражение
лица уже сухо, сурово… Я гляжу на нее, и мне стыдно, что я счастливее ее. Отсутствие того, что товарищи-философы называют общей идеей, я заметил в себе только незадолго
перед смертью, на закате своих дней, а ведь душа этой бедняжки не знала и не будет знать приюта всю жизнь, всю жизнь!
Они ехали, чтобы через два часа стать
перед лицом неразгаданной великой тайны, из жизни уйти в
смерть, — и знакомились. В двух плоскостях одновременно шли жизнь и
смерть, и до конца, до самых смешных и нелепых мелочей оставалась жизнью жизнь.
— Чую,
смерть моя… прости, Христа ради… — сказал Никита плачущим голосом, всё продолжая, точно обмахивая мух, махать
перед лицом руками.
И все взгляды устремились на Макара, и он устыдился. Он почувствовал, что глаза его мутны и
лицо темно, волосы и борода всклокочены, одежда изорвана. И хотя задолго до
смерти он все собирался купить сапоги, чтобы явиться на суд, как подобает настоящему крестьянину, но все пропивал деньги, и теперь стоял
перед Тойоном, как последний якут, в дрянных торбасишках… И он пожелал провалиться сквозь землю.
Но, спрашивая, он уже знал, какой Николай стоит
перед ним. Важность исчезла с его
лица, и оно стало бледно страшной старческой бледностью, похожей на
смерть, и руки поднялись к груди, откуда внезапно вышел весь воздух. Следующим порывистым движением обе руки обняли Николая, и седая холеная борода прикоснулась к черной мокрой бородке, и старческие, отвыкшие целовать губы искали молодых свежих губ и с ненасытной жадностью впивались в них.
Затем, помню, я лежал на той же софе, ни о чем не думал и молча отстранял рукой пристававшего с разговорами графа… Был я в каком-то забытьи, полудремоте, чувствуя только яркий свет ламп и веселое, покойное настроение… Образ девушки в красном, склонившей головку на плечо, с глазами, полными ужаса
перед эффектною
смертью, постоял передо мной и тихо погрозил мне маленьким пальцем… Образ другой девушки, в черном платье и с бледным, гордым
лицом, прошел мимо и поглядел на меня не то с мольбой, не то с укоризной.
Человека ждет неизбежная
смерть, несчастные случайности грозят ему отовсюду, радости непрочны, удачи скоропреходящи, самые возвышенные стремления мелки и ничтожны
перед грозным
лицом вечности, — а человек ничего этого как будто не видит, не знает и кипуче, ярко, радостно осуществляет жизнь.
Перед лицом ужаса и
смерти только ярче и торжественнее горит в них жизнь, только теснее все сливаются в одно.
Потом промелькнуло залитое слезами
лицо матери, благословляющей и целующей его
перед походом, и черты отца-калеки в кресле, и глаза Милицы, далекой Милицы, которая будет, конечно, поминать в своих молитвах погибшего солдатской
смертью его, — Иоле…
Все христианство есть не что иное, как приобретение силы во Христе и через Христа, силы
перед лицом жизни и
смерти, приобретение силы жизни, для которой не страшны страдания и тьма, силы, реально преображающей.
Христианство учит, как быть сильным
перед лицом жизни и
смерти.
Жизнь вдруг стала для него страшна. Зашевелились в ней тяжелые, жуткие вопросы… В последнее время он с каждым годом относился к ней все легче. Обходил ее противоречия, закрывал глаза на глубины. Еще немного — и жизнь стала бы простою и ровною, как летняя накатанная дорога. И вот вдруг эта
смерть Варвары Васильевны… Вместе с ее тенью
перед ним встали полузабытые тени прошлого. Встали близкие, молодые
лица. Гордые и суровые, все они погибли так или иначе — не отступили
перед жизнью, не примирились с нею.
Екатерина Ивановна (подвигаясь). Я иду, я иду… Господи, я иду… (Останавливается
перед окном, смотрит — и, вскинув кверху руки, с неясным криком или плачем опускается на пол. Лежит неподвижно,
лицом к полу, как внезапно застигнутая пулей и
смертью.)
Вопросы о ценности жизни, о смысле ее
перед лицом неизбежной
смерти, — вопросы, занимавшие в его произведениях и раньше центральное место, — теперь встают
перед ним с настойчивостью небывалою.
Казимир Нарцисович припоминал дорогою то почти наивное выражение
лица Ирены, тот вкрадчивый, до истомы доводящий голос, когда она,
передавая орудие
смерти соперницы, подробно объяснила ему лучший способ его употребления. Она, оказалась, знала по этой части более его.
Перед смертью он попросил показать ему его сына и долго всматриваясь в его
лицо, самодовольно промолвил...
Это была, в полном смысле слова, русская красавица. Темно-русая, с правильным овалом
лица, белая, пушистая кожа которого оттенялась неуспевшим еще исчезнуть румянцем. Соболиные брови окаймляли большие иссине-серые глаза, широко открытые с выражением предсмертного ужаса. Только их страшный взгляд напоминал о
смерти перед этой полной жизни и встречающейся редко, но зато в полной силе, огневой русской страсти, молодой, роскошно развившейся женщины-ребенка.
Прощай, мой дорогой читатель! Смутным призраком мелькнул ты
перед моими глазами и ушел, оставив меня одного
перед лицом жизни и
смерти. Не сердись, что порою я обманывал тебя и кое-где лгал: ведь и ты на моем месте солгал бы, пожалуй. Все же я искренно любил тебя и искренно желал твоей любви: и мысль о твоем сочувствии была для меня немалою поддержкою в тяжелые минуты и дни. Шлю тебе мое последнее прощанье и искренний совет, забудь о моем существовании, как я отныне и навсегда забываю о твоем.