Неточные совпадения
Именно, когда представитель всех полковников-брандеров, наиприятнейший во всех поверхностных
разговорах обо всем, Варвар Николаич Вишнепокромов приехал к нему затем именно, чтобы наговориться вдоволь, коснувшись и политики, и философии, и литературы, и морали, и даже состоянья финансов в Англии, он выслал сказать, что его нет дома, и в то же время имел неосторожность показаться
перед окошком.
То направлял он прогулку свою по плоской вершине возвышений, в виду расстилавшихся внизу долин, по которым повсюду оставались еще большие озера от разлития воды; или же вступал в овраги, где едва начинавшие убираться листьями дерева отягчены птичьими гнездами, — оглушенный карканьем ворон,
разговорами галок и граньями грачей, перекрестными летаньями, помрачавшими небо; или же спускался вниз к поемным местам и разорванным плотинам — глядеть, как с оглушительным шумом неслась повергаться вода на мельничные колеса; или же пробирался дале к пристани, откуда неслись, вместе с течью воды, первые суда, нагруженные горохом, овсом, ячменем и пшеницей; или отправлялся в поля на первые весенние работы глядеть, как свежая орань черной полосою проходила по зелени, или же как ловкий сеятель бросал из горсти семена ровно, метко, ни зернышка не
передавши на ту или другую сторону.
Приходит муж. Он прерывает
Сей неприятный tête-а-tête;
С Онегиным он вспоминает
Проказы, шутки прежних лет.
Они смеются. Входят гости.
Вот крупной солью светской злости
Стал оживляться
разговор;
Перед хозяйкой легкий вздор
Сверкал без глупого жеманства,
И прерывал его меж тем
Разумный толк без пошлых тем,
Без вечных истин, без педантства,
И не пугал ничьих ушей
Свободной живостью своей.
Не станем
передавать подробностей
разговора, и слез обеих женщин, и насколько сошлись они между собой.
— Да вот этот господин, может быть, Петр-то Петрович! По
разговору видно, что он женится на его сестре и что Родя об этом,
перед самой болезнью, письмо получил…
Затем Раскольников
передал (довольно сухо)
разговор свой с Свидригайловым, пропустив о призраках Марфы Петровны, чтобы не вдаваться в излишнюю материю, и чувствуя отвращение заводить какой бы то ни было
разговор, кроме самого необходимого.
— Это мне удивительно, — начал он после некоторого раздумья и
передавая письмо матери, но не обращаясь ни к кому в частности, — ведь он по делам ходит, адвокат, и
разговор даже у него такой… с замашкой, — а ведь как безграмотно пишет.
— Я, знаете, человек холостой, этак несветский и неизвестный, и к тому же законченный человек, закоченелый человек-с, в семя пошел и… и… и заметили ль вы, Родион Романович, что у нас, то есть у нас в России-с, и всего более в наших петербургских кружках, если два умные человека, не слишком еще между собою знакомые, но, так сказать, взаимно друг друга уважающие, вот как мы теперь с вами-с, сойдутся вместе, то целых полчаса никак не могут найти темы для
разговора, — коченеют друг
перед другом, сидят и взаимно конфузятся.
Катерина. Как, девушка, не бояться! Всякий должен бояться. Не то страшно, что убьет тебя, а то, что смерть тебя вдруг застанет, как ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми. Мне умереть не страшно, а как я подумаю, что вот вдруг я явлюсь
перед Богом такая, какая я здесь с тобой, после этого разговору-то, вот что страшно. Что у меня на уме-то! Какой грех-то! страшно вымолвить!
Не желая, чтоб она увидала по глазам его, что он ей не верит, Клим закрыл глаза. Из книг, из
разговоров взрослых он уже знал, что мужчина становится на колени
перед женщиной только тогда, когда влюблен в нее. Вовсе не нужно вставать на колени для того, чтоб снять с юбки гусеницу.
Вера была не в лучшем положении. Райский поспешил
передать ей
разговор с бабушкой, — и когда, на другой день, она, бледная, измученная, утром рано послала за ним и спросила: «Что бабушка?» — он, вместо ответа, указал ей на Татьяну Марковну, как она шла по саду и по аллеям в поле.
Если в доме есть девицы, то принесет фунт конфект, букет цветов и старается подладить тон
разговора под их лета, занятия, склонности, сохраняя утонченнейшую учтивость, смешанную с неизменною почтительностью рыцарей старого времени, не позволяя себе нескромной мысли, не только намека в речи, не являясь
перед ними иначе, как во фраке.
— Вот видите: мне хочется пройти с Марфенькой практически историю литературы и искусства. Не пугайтесь, — поспешил он прибавить, заметив, что у ней на лице показался какой-то туман, — курс весь будет состоять в чтении и
разговорах… Мы будем читать все, старое и новое, свое и чужое, —
передавать друг другу впечатления, спорить… Это займет меня, может быть, и вас. Вы любите искусство?
Райский пожал плечами и
передал содержание
разговора с Софьей.
Она хитро наводила на
разговор Козлова, почти не спрашивая и не показывая вида, что слушает, и особенно никогда ни
перед кем не хвастаясь, что знает то или другое, чего не знают окружающие.
После
разговора с Марфенькой Викентьев в ту же ночь укатил за Волгу и, ворвавшись к матери, бросился обнимать и целовать ее по-своему, потом, когда она, собрав все силы, оттолкнула его прочь, он стал
перед ней на колени и торжественно произнес...
— Вы уж слишком меня хвалите, а случилось там только то, что вы слишком любите отвлеченные
разговоры. Вы, вероятно, очень долго
перед этим молчали.
Весь бессвязный
разговор его, разумеется, вертелся насчет процесса, насчет возможного исхода; насчет того еще, что навестил его сам командир полка и что-то долго ему отсоветовал, но он не послушался; насчет записки, им только что и куда-то поданной; насчет прокурора; о том, что его, наверно, сошлют, по лишении прав, куда-нибудь в северную полосу России; о возможности колонизоваться и выслужиться в Ташкенте; о том, что научит своего сына (будущего, от Лизы) тому-то и
передаст ему то-то, «в глуши, в Архангельске, в Холмогорах».
Чрез полчаса он
передал этот
разговор Хагивари: я слышал названия: «Амой, Нинпо, Гонконг». Тот записал.
Отворив дверь из коридора, мать-Шустова ввела Нехлюдова в маленькую комнатку, где
перед столом на диванчике сидела невысокая полная девушка в полосатой ситцевой кофточке и с вьющимися белокурыми волосами, окаймлявшими ее круглое и очень бледное, похожее на мать, лицо. Против нее сидел, согнувшись вдвое на кресле, в русской, с вышитым воротом рубашке молодой человек с черными усиками и бородкой. Они оба, очевидно, были так увлечены
разговором, что оглянулись только тогда, когда Нехлюдов уже вошел в дверь.
Разговор их был прерван смотрителем, который поднялся и объявил, что время свидания кончилось, и надо расходиться. Нехлюдов встал, простился с Верой Ефремовной и отошел к двери, у которой остановился, наблюдая то, что происходило
перед ним.
Он нахмурился и, желая переменить
разговор, начал говорить о Шустовой, содержавшейся в крепости и выпущенной по ее ходатайству. Он поблагодарил за ходатайство
перед мужем и хотел сказать о том, как ужасно думать, что женщина эта и вся семья ее страдали только потому, что никто не напомнил о них, но она не дала ему договорить и сама выразила свое негодование.
Так что Наталья Ивановна была рада, когда поезд тронулся, и можно было только, кивая головой, с грустным и ласковым лицом говорить: «прощай, ну, прощай, Дмитрий!» Но как только вагон отъехал, она подумала о том, как
передаст она мужу свой
разговор с братом, и лицо ее стало серьезно и озабочено.
Только Агафья эту штуку, то есть разговор-то наш, ей тогда и
передай.
Он
передал ей весь свой
разговор со Смердяковым, весь до черточки.
Всех его расспросов я
передать вам не могу, да и незачем; но из наших
разговоров я вынес одно убежденье, которого, вероятно, никак не ожидают читатели, — убежденье, что Петр Великий был по преимуществу русский человек, русский именно в своих преобразованиях.
Рахметов просидит вечер, поговорит с Верою Павловною; я не утаю от тебя ни слова из их
разговора, и ты скоро увидишь, что если бы я не хотел
передать тебе этого
разговора, то очень легко было бы и не
передавать его, и ход событий в моем рассказе нисколько не изменился бы от этого умолчания, и вперед тебе говорю, что когда Рахметов, поговорив с Верою Павловною, уйдет, то уже и совсем он уйдет из этого рассказа, и что не будет он ни главным, ни неглавным, вовсе никаким действующим лицом в моем романе.
— Слушай, Дмитрий, — сказал Кирсанов еще более серьезным тоном: — мы с тобою друзья. Но есть вещи, которых не должны дозволять себе и друзья. Я прошу тебя прекратить этот
разговор. Я не расположен теперь к серьезным
разговорам. И никогда не бываю расположен. — Глаза Кирсанова смотрели пристально и враждебно, как будто
перед ним человек, которого он подозревает в намерении совершить злодейство.
Правда, не вечно же вертелись у него
перед глазами дочь с предполагаемым женихом; чаще, чем в одной комнате с ним, они сидели или ходили в другой комнате или других комнатах; но от этого не было никакой разницы в их
разговорах.
Могу ли я просить вас, Вера Павловна,
передать их ему?» Если я отвечаю «нет», наш
разговор кончен.
Если бы Кирсанов рассмотрел свои действия в этом
разговоре как теоретик, он с удовольствием заметил бы: «А как, однако же, верна теория; самому хочется сохранить свое спокойствие, возлежать на лаврах, а толкую о том, что, дескать, ты не имеешь права рисковать спокойствием женщины; а это (ты понимай уж сам) обозначает, что, дескать, я действительно совершал над собою подвиги благородства к собственному сокрушению, для спокойствия некоторого лица и для твоего, мой друг; а потому и преклонись
перед величием души моей.
Солнце давно уже освещало постелю, на которой лежал гробовщик. Наконец открыл он глаза и увидел
перед собою свою работницу, раздувавшую самовар. С ужасом вспомнил Адриан все вчерашние происшествия. Трюхина, бригадир и сержант Курилкин смутно представились его воображению. Он молча ожидал, чтоб работница начала с ним
разговор и объявила о последствиях ночных приключений.
— Да, да, — повторил я с каким-то ожесточением, — и в этом вы одни виноваты, вы одни. Зачем вы сами выдали вашу тайну? Кто заставлял вас все высказать вашему брату? Он сегодня был сам у меня и
передал мне ваш
разговор с ним. — Я старался не глядеть на Асю и ходил большими шагами по комнате. — Теперь все пропало, все, все.
Минутами
разговор обрывается; по его лицу, как тучи по морю, пробегают какие-то мысли — ужас ли то
перед судьбами, лежащими на его плечах,
перед тем народным помазанием, от которого он уже не может отказаться? Сомнение ли после того, как он видел столько измен, столько падений, столько слабых людей? Искушение ли величия? Последнего не думаю, — его личность давно исчезла в его деле…
Сначала ученица приняла несколько наружных форм Эмилии; улыбка чаще стала показываться,
разговор становился живее, но через год времени натуры двух девушек заняли места по удельному весу. Рассеянная, милая Эмилия склонилась
перед сильным существом и совершенно подчинилась ученице, видела ее глазами, думала ее мыслями, жила ее улыбкой, ее дружбой.
На другой день утром он зашел за Рейхелем, им обоим надобно было идти к Jardin des Plantes; [Ботаническому саду (фр.).] его удивил, несмотря на ранний час,
разговор в кабинете Бакунина; он приотворил дверь — Прудон и Бакунин сидели на тех же местах,
перед потухшим камином, и оканчивали в кратких словах начатый вчера спор.
— Я полагаю, что вы правы, и надеюсь, что вы не имеете ничего против того, чтоб я
передал наш
разговор Гарибальди?
Между прочим, я
передал Гарибальди наш
разговор с Ледрю-Ролленом и прибавил, что, по моему мнению, Ледрю-Роллен прав.
— Жаль, что это прежде мы не знали, впрочем, если что можно сделать, граф сделает, я ему
передам наш
разговор. Из Петербурга во всяком случае вас вышлют.
Но ежели несправедливые и суровые наказания ожесточали детские сердца, то поступки и
разговоры, которых дети были свидетелями, развращали их. К сожалению, старшие даже на короткое время не считали нужным сдерживаться
перед нами и без малейшего стеснения выворачивали ту интимную подкладку, которая давала ключ к уразумению целого жизненного строя.
Матушка бледнеет, но перемогает себя. Того гляди, гости нагрянут — и она боится, что дочка назло ей уйдет в свою комнату. Хотя она и сама не чужда «светских
разговоров», но все-таки дочь и по-французски умеет, и манерцы у нее настоящие — хоть
перед кем угодно не ударит лицом в грязь.
Разговор шел деловой: о торгах, о подрядах, о ценах на товары. Некоторые из крестьян поставляли в казну полотна, кожи, солдатское сукно и проч. и рассказывали, на какие нужно подниматься фортели, чтоб подряд исправно сошел с рук. Время проходило довольно оживленно, только душно в комнате было, потому что вся семья хозяйская считала долгом присутствовать при приеме. Даже на улице скоплялась
перед окнами значительная толпа любопытных.
— Есть когда мне
разговоры обдумывать! — оправдывался он
перед теми, которые оскорблялись неожиданными оборотами его речей, — у меня дела по горло, а тут еще
разговоры обдумывать изволь! Сказал, что нужно — и будет!
Такие ростки я, должно быть, вынес в ту минуту из беззаботных, бесцельных и совершенно благонамеренных
разговоров «старших» о непопулярной реформе.
Перед моими глазами были лунный вечер, сонный пруд, старый замок и высокие тополи. В голове, может быть, копошились какие-нибудь пустые мыслишки насчет завтрашнего дня и начала уроков, но они не оставили никакого следа. А под ними прокладывали себе дорогу новые понятия о царе и верховной власти.
Перед отъездом из Суслона Штофф имел более подробный
разговор с Галактионом и откровенно высказался...
Этим все
разговоры и кончились. Симон отправился к Замараеву и
передал свой
разговор с тестем.
Харитон Артемьич дошел до того, что тайно
передавал зятю все домашние
разговоры и пересуды по его адресу.
Эти
разговоры доктора и пугали Устеньку и неудержимо тянули к себе, создавая роковую двойственность. Доктор был такой умный и так ясно раскрывал
перед ней шаг за шагом изнанку той жизни, которой она жила до сих пор безотчетно. Он не щадил никого — ни себя, ни других. Устеньке было больно все это слышать, и она не могла не слушать.
Мы приводим этот
разговор, потому что в нем, кроме подтверждения нашей мысли, находим один из примеров того мастерства, с каким Островский умеет
передавать неуловимейшие черты пошлости и тупоумия, повсюду разлитых в этом «темном царстве» и служащих, вместе с самодурством, главным основанием его быта.
Зыков чувствовал, что недаром Кишкин распинается
перед ним и про старину болтает «неподобное», а поэтому молчал, плотно сжав губы. Крепкий старик не любил пустых
разговоров.