Неточные совпадения
Вронский взял письмо и записку брата. Это было то самое, что он ожидал, — письмо от
матери с упреками за то, что он не приезжал, и записка от брата, в которой говорилось, что нужно
переговорить. Вронский знал, что это всё о том же. «Что им за делo!» подумал Вронский и, смяв письма, сунул их между пуговиц сюртука, чтобы внимательно прочесть дорогой. В сенях избы ему встретились два офицера: один их, а другой другого полка.
— Нет, позволь, — продолжала
мать, — и потом ты сама мне не хотела позволить
переговорить с Вронским. Помнишь?
Приблизительно в 1860 году отец однажды вернулся со службы серьезный и озабоченный.
Переговорив о чем-то
с матерью, он затем собрал нас и сказал...
Наконец, однажды вечером, при прощанье, она позволила Александру
переговорить на другой день
с матерью.
Эта встреча отравила мне остальную часть дня, потому что Пепко не хотел отставать от нас со своей дамой и довел свою дерзость до того, что забрался на дачу к Глазковым и выкупил свое вторжение какой-то лестью одной доброй
матери без слов. Последняя вообще благоволила к нему и оказывала некоторые знаки внимания. А мне нельзя было даже
переговорить с Александрой Васильевной наедине, чтоб досказать конец моего романа.
— Сегодня ж отправим, — ответила
мать Таисея. — Я уж обо всем
переговорила с матушкой Манефой. Маленько жар свали́т, мы ее и отправим. Завтра поутру сядет на пароход, а послезавтра и в Казани будет. Письмо еще надо вот приготовить и все, что нужно ей на дорогу. Больно спешно уж отправляем-то ее. Уж так спешно, так спешно, что не знаю, как и управимся…
— А к тому говорю, чтоб к Софонтию меня ты послала. Аркадия свое дело будет управлять, а я
с матерями что надо
переговорю, — решительным голосом сказала Фленушка.
Этот год был для него тем мучительнее, что он видел княжну Людмилу Васильевну почти всегда окруженную роем поклонников и мог по пальцам пересчитать не только часы, но и минуты, когда ему удавалось
переговорить с ней наедине. Она относилась к нему всегда приветливо и радушно… но и только. Не того, конечно, мог ожидать ее жених, объявленный и благословленный ее
матерью.
Императрица-мать поняла все несчастье; она не находила ни слов, ни слез, чтобы выразить все, ею испытываемое: она оставалась неподвижною. Великий князь встал, вошел в алтарь и
переговорил потихоньку
с духовником императрицы-матери, отцом Криницким, который тотчас же направился медленными шагами к своей августейшей духовной дочери и сказал, подавая ей крест...
Более месяца со дня приезда
матери он почти ежедневно давал себе слово серьезно
переговорить с ней о своем браке
с Александрой Яковлевной, но как только оставался наедине
с княгиней, у него не повертывался язык.
— Просила и убеждала, — передразнила ее княгиня Васса Семеновна. — Надо было вчера же сказать мне при нем. Я бы
с ним
переговорила, как
мать, а ты что. Самой, чай, интересно было знать, что в этой беседке проклятой.
— А ты думаешь, шучу. У нас это не так водится, не для того я его
с тобой иногда одну оставляла, чтобы он перед тобой амуры распускал. Надо было честь честью сперва ко мне бы обратиться, я бы попросила время подумать и
переговорить с тобой. Протянула бы денька два-три, а потом уже и дала бы согласие. А они на, поди… Столковались без
матери. Завтра приедет просить твоей руки. А я вот возьму да завтра не приму.