Неточные совпадения
Ледрю-Роллен сначала, потом полковник Фрапполи как представитель мацциниевской
партии заплатили большие деньги, но не спасли «Реформу». Все резкие органы социализма и республики были убиты этим средством. В том числе, и в самом начале, Прудонов «Le Representant du Peuple», потом его же «Le Peuple». Прежде чем оканчивался один процесс,
начинался другой.
— Да вы не читали… Вот посмотрите — целая статья: «Наши
партии».
Начинается так: «В нашем Заполье городское общество делится на две
партии: старонавозная и новонавозная». Ведь это смешно? Пишет доктор Кочетов, потому что дума не согласилась с его докладом о необходимых санитарных мерах. Очень смешные слова доктор придумал.
Что же касается до бонапартистов, то, со смертью Лулу 42, в среде этих людей
началась такая суматоха, которая несомненно кончится тем, что шайка эта, утратив последние признаки политической
партии, просто-напросто увеличит собою ряды обыкновенных хищников, наказуемых общими судами.
Феоктиста Саввишна размышляла. Она была в чрезвычайно затруднительном положении: с одной стороны, ей очень хотелось посватать, потому что сватанье сыздавна было ее страстью, ее маниею; половина дворянских свадеб в городе
началась через Феоктисту Саввишну, но, с другой стороны, Бешметев и Кураева в голове ее никоим образом не укладывались в приличную
партию, тем более что она вспомнила, как сама она невыгодно отзывалась о Павле и какое дурное мнение имеет о нем невеста; но мания сватать превозмогла все.
Год назад, в период лорис-меликовской «диктатуры сердца»,
начиналось, как мы тогда говорили, «веяние на запад». Из большой
партии политических ссыльных восемь человек возвращены были с дороги обратно в Россию. Я был в числе этих первых ласточек.
Начинались вызовы, и особенно гремели с самого верха два голоса — предводители обеих
партий.
— Врать, что ли, я стану тебе?.. Вчера
начались продажи малыми
партиями. Седов продал тысячи полторы, Сусалин тысячу. Брали по два по шести гривен, сроки двенадцать месяцев, уплата на предбудущей Макарьевской… За наличные — гривна скидки. Только мало наличных-то предвидится… Разве Орошин вздумает скупать. Только ежели с ним захочешь дело вести, так гляди в оба, а ухо держи востро.
На правах большого и самого умного, Гриша забрал себе решающий голос. Что он хочет, то и делают. Долго и тщательно проверяют Соню, и к величайшему сожалению ее партнеров оказывается, что она не смошенничала.
Начинается следующая
партия.
Началась партия. Лещова присела у нижней спинки кровати и глядела в карты Качеева. Больной сначала выиграл. Ему пришло в первую же игру четырнадцать дам и пять и пятнадцать в трефах. Он с наслаждением обирал взятки и клал их, звонко прищелкивая пальцами. И следующие три-четыре игры карта шла к нему. Но вот Качеев взял девяносто. Поддаваться, если бы он и хотел, нельзя было. Лещов пришел бы в ярость. В прикупке очутилось у Качеева три туза.
Раскол русской социал-демократии на большевиков и меньшевиков
начался с происходившего в Лондоне в 1903 году съезда социал-демократической
партии.
В конце 1788 года Пруссия, весьма неприязненная России, сделала в Варшаве искусный дипломатический ход и достигла полного успеха. Прусская
партия усилилась и подняла голову.
Началась задирательная относительно России политика, оскорбления русского имени и чувства — создалось новое для России затруднение в ее тогдашнем и без того затруднительном положении.
Подозрительность поляков, при наущениях Пруссии и неразумной ревности господствующей
партии, дошла до своего апогея. Опять
начались гонения на диссидентов, притеснения их, наказания и даже казни. Екатерина терпела и это, выжидая лучшего времени.
Начались проекты преобразований с планами новых регламентов, но распри академиков, разделившихся на две
партии, русскую и немецкую, были до того перепутаны, что даже человеку более опытному едва ли было возможно доискаться истины. Все это сразу охладило пыл нового президента.
Работы на приисках
начинаются с конца марта, когда и прибывают туда нанятые артели или
партии из поселенцев.
С изумлением и восторгом следила Лелька за искусной, тонкой работой, которая
началась. Это была чудеснейшая, ничем не заменимая организация, — партийная рядом с государственной. Государство могло только предписывать и приказывать снаружи. Оно наметило пятилетку, дало определенные задания.
Партия же тысячами щупалец вбуравливалась отовсюду в самую толщу рабочей массы, будила ее, шевелила, раззадоривала и поднимала на исполнение задач, которые ставило перед классом государство.
Он будет излагать, а его
партия аплодировать и торжествующе потирать руки. И вот, среди невообразимого гвалта и раскатов грома,
начинаются выборы председателя. Фон Брон и K° горой стоят за Прехтеля, но публика и благомыслящие врачи шикают им и кричат...