Неточные совпадения
Ехала бугристо нагруженная зеленая телега пожарной команды, под ее дугою качался и весело звонил колокольчик.
Парой рыжих лошадей правил краснолицый солдат в синей рубахе, медная
голова его ослепительно сияла. Очень странное впечатление будили у Самгина веселый колокольчик и эта медная башка, сиявшая празднично. За этой телегой ехала другая, третья и еще, и над каждой торжественно возвышалась медная
голова.
В
голове гроба — лысый толстый человек, одетый в два пальто, одно — летнее, длинное, а сверх него — коротенькое, по колена; в
паре с ним — типичный московский мещанин, сухощавый, в поддевке, с растрепанной бородкой и
головой яйцом.
Только на Варшавском вокзале, когда новенький локомотив, фыркнув
паром, повернул красные, ведущие колеса, а вагон вздрогнул, покатился и подкрашенное лицо матери уродливо расплылось, стерлось, — Самгин, уже надевший шапку, быстро сорвал ее с
головы, и где-то внутри его тихо и вопросительно прозвучало печальное слово...
Пара темно-бронзовых, монументально крупных лошадей важно катила солидное ландо: в нем — старуха в черном шелке, в черных кружевах на седовласой
голове, с длинным, сухим лицом;
голову она держала прямо, надменно, серенькие пятна глаз смотрели в широкую синюю спину кучера, рука в перчатке держала золотой лорнет. Рядом с нею благодушно улыбалась, кивая
головою, толстая дама, против них два мальчика, тоже неподвижные и безличные, точно куклы.
Трифонов часа два возил Самгиных по раскаленным улицам в шикарнейшей коляске, запряженной
парою очень тяжелых, ленивых лошадей, обильно потел розовым потом и, часто вытирая
голое лицо кастрата надушенным платком, рассказывал о достопримечательностях Астрахани тоже клетчатыми, как его костюм, серенькими и белыми словами; звучали они одинаково живо.
Разгорался спор, как и ожидал Самгин. Экипажей и красивых женщин становилось как будто все больше. Обогнала
пара крупных, рыжих лошадей, в коляске сидели, смеясь, две женщины, против них тучный, лысый человек с седыми усами; приподняв над
головою цилиндр, он говорил что-то, обращаясь к толпе, надувал красные щеки, смешно двигал усами, ему аплодировали. Подул ветер и, смешав говор, смех, аплодисменты, фырканье лошадей, придал шуму хоровую силу.
— Наклонив
голову, она смотрела на Самгина исподлобья, очки ее съехали почти на кончик носа, и казалось, что на лице ее две
пары разноцветных глаз.
Когда Самгин очнулся, — за окном, в молочном тумане, таяло серебряное солнце, на столе сиял самовар, высоко и кудряво вздымалась струйка
пара, перед самоваром сидел, с газетой в руках, брат.
Голова его по-солдатски гладко острижена, красноватые щеки обросли купеческой бородой; на нем крахмаленная рубаха без галстука, синие подтяжки и необыкновенно пестрые брюки.
Чрез пять минут из боковой комнаты высунулась к Обломову
голая рука, едва прикрытая виденною уже им шалью, с тарелкой, на которой дымился, испуская горячий
пар, огромный кусок пирога.
Илья Ильич завел даже
пару лошадей, но, из свойственной ему осторожности, таких, что они только после третьего кнута трогались от крыльца, а при первом и втором ударе одна лошадь пошатнется и ступит в сторону, потом вторая лошадь пошатнется и ступит в сторону, потом уже, вытянув напряженно шею, спину и хвост, двинутся они разом и побегут, кивая
головами. На них возили Ваню на ту сторону Невы, в гимназию, да хозяйка ездила за разными покупками.
В канаве лежал мужик, опершись
головой в пригорок; около него валялись мешок и палка, на которой навешаны были две
пары лаптей.
Случалось даже, что по нескольку дней не бывало и раздражения, и Вера являлась ему безразлично с Марфенькой: обе казались
парой прелестных институток на выпуске, с институтскими тайнами, обожанием, со всею мечтательною теориею и взглядами на жизнь, какие только устанавливаются в
голове институтки — впредь до опыта, который и перевернет все вверх дном.
— Да, не пьете: это правда: это улучшение, прогресс! Свет, перчатки, танцы и духи спасли вас от этого. Впрочем, чад бывает различный: у кого
пары бросаются в
голову, у другого… Не влюбчивы ли вы?
Когда они установились, послышалась новая команда, и
парами стали выходить арестанты в блинообразных шапках на бритых
головах, с мешками за плечами, волоча закованные ноги и махая одной свободной рукой, а другой придерживая мешок за спиной.
— Какая фантазия пришла мне в
голову, — сказал Никитин: — вот бы
пара с нею.
Она понимает, что Стриженый ей не
пара, но в то же время в
голове ее мелькает мысль, что это первый «серьезный» жених, на которого она могла бы более или менее верно рассчитывать.
Когда туалет кончен, происходит получасовое оглядыванье себя перед зеркалом, принятие различных поз, приседание и проч. Если вечер, на который едут, принадлежит к числу «
паре», то из парикмахерской является подмастерье и убирает сестрицыну
голову.
— Что за дурни, прости господи, эти немцы! — сказал
голова. — Я бы батогом их, собачьих детей! Слыханное ли дело, чтобы
паром можно было кипятить что! Поэтому ложку борщу нельзя поднести ко рту, не изжаривши губ, вместо молодого поросенка…
Две
пары дюжих волов всякий раз высовывали свои
головы из плетеного сарая на улицу и мычали, когда завидывали шедшую куму — корову, или дядю — толстого быка.
Впереди всех стояла в дни свадебных балов белая, золоченая, вся в стеклах свадебная карета, в которой привозили жениха и невесту из церкви на свадебный пир: на
паре крупных лошадей в белоснежной сбруе, под голубой, если невеста блондинка, и под розовой, если невеста брюнетка, шелковой сеткой. Жених во фраке и белом галстуке и невеста, вся в белом, с венком флердоранжа и с вуалью на
голове, были на виду прохожих.
В Кукарский завод скитники приехали только вечером, когда начало стемняться. Время было рассчитано раньше. Они остановились у некоторого доброхота Василия, у которого изба стояла на самом краю завода. Старец Анфим внимательно осмотрел дымившуюся
паром лошадь и только покачал
головой. Ведь, кажется, скотина, тварь бессловесная, а и ту не пожалел он, — вон как упарил, точно с возом, милая, шла.
Дрофу в одиночку и даже в
паре заездить, как говорят охотники, то есть, увидав их издали, начать ездить кругом; сначала круги давать большие, а потом с каждым разом их уменьшать; дрофа не станет нажидать на себя человека и сейчас пойдет прочь, но как везде будет встречать того же, все ближе подъезжающего охотника, то, походя взад и вперед, ляжет в какую-нибудь ямку, хотя бы в ней негде было спрятать одной ее
головы: в этом глупом положении, вытянув шею и выставив напоказ все свое объемистое тело, подпускает она охотника довольно близко.
Возмущенные соки мыслию стремилися, мне спящу, к
голове и, тревожа нежный состав моего мозга, возбудили в нем воображение. Несчетные картины представлялись мне во сне, но исчезали, как легкие в воздухе
пары. Наконец, как то бывает, некоторое мозговое волокно, тронутое сильно восходящими из внутренних сосудов тела
парами, задрожало долее других на несколько времени, и вот что я грезил.
На
головах имели меховые шапки с наушниками, на руках — вязаные рукавицы, а на ногах шерстяные портянки и унты из рыбьей кожи, с расчетом по одной
паре на семь суток.
Эта жадность возмутила Мосея до глубины души, и он с удовольствием порешил бы и солдата вместе с вероотступником Кириллом. Два сапога —
пара… И Макар тоже хорош: этакое дело сделали, а он за бабенкой увязался! Непременно и ее убить надо, а то еще объявит после. Все эти мысли пронеслись в
голове Мосея с быстротой молнии, точно там бушевала такая же метель, как и на Чистом болоте.
Где он проходил, везде шум голосов замирал и точно сами собой снимались шляпы с
голов. Почти все рабочие ходили на фабрике в пеньковых прядениках вместо сапог, а мастера, стоявшие у молота или у прокатных станов, — в кожаных передниках, «защитках». У каждого на руке болталась
пара кожаных вачег, без которых и к холодному железу не подступишься.
Он сочиняет приличные, по его мнению, настоящему торжеству пошлости и, разглаживая по
голове свой хвост, ищет случая их незаметнее высказать новобрачной
паре.
Девушка, прислонясь лбом к стенке дивана, старалась душить свои рыдания, но спустя
пару минут быстро откинула
голову и, взглянув на Райнера покрасневшими глазами, сказала...
Но он высвободился из-под ее руки, втянув в себя
голову, как черепаха, и она без всякой обиды пошла танцевать с Нюрой. Кружились и еще три
пары. В танцах все девицы старались держать талию как можно прямее, а
голову как можно неподвижнее, с полным безучастием на лицах, что составляло одно из условий хорошего тона заведения. Под шумок учитель подошел к Маньке Маленькой.
Одна из девиц, красная, толстая и басистая, у которой всего-навсего были в лице только
пара красных щек, из которых смешно выглядывал намек на вздернутый нос и поблескивала из глубины
пара черных изюминок-глазок, все время рассматривала Любку с ног до
головы, точно сквозь воображаемый лорнет, водя по ней ничего не говорящим, но презрительным взглядом.
— А я за вами петушком, петушком! — сказал Петин, чтобы посмешить ее, но Клеопатра Петровна не смеялась, и таким образом обе
пары разъехались в разные стороны: Вихров с Анною Ивановною на Тверскую, а Клеопатра Петровна с Заминым на Петровку. Неведомов побрел домой один, потупив
голову.
По небу, бледно-голубому, быстро плыла белая и розовая стая легких облаков, точно большие птицы летели, испуганные гулким ревом
пара. Мать смотрела на облака и прислушивалась к себе.
Голова у нее была тяжелая, и глаза, воспаленные бессонной ночью, сухи. Странное спокойствие было в груди, сердце билось ровно, и думалось о простых вещах…
Мать почти каждый день видела его: круто упираясь дрожащими от натуги ногами в землю, шла
пара вороных лошадей, обе они были старые, костлявые,
головы их устало и печально качались, тусклые глаза измученно мигали.
Убийц Ивана Миронова судили. В числе этих убийц был Степан Пелагеюшкин. Его обвинили строже других, потому что все показали, что он камнем разбил
голову Ивана Миронова. Степан на суде ничего не таил, объяснил, что когда у него увели последнюю
пару лошадей, он заявил в стану, и следы по цыганам найти можно было, да становой его и на глаза не принял и не искал вовсе.
Калинович подъехал на
паре небольших, но кровных жеребцов в фаэтоне, как игрушечка. Сбросив в приемной свой бобровый плащ, вице-губернатор очутился в том тонко-изящном и статном мундире, какие умеют шить только петербургские портные. Потом, с приемами и тоном петербургского чиновника, раскланявшись всем очень вежливо, он быстро прошел в кабинет, где, с почтительным склонением
головы подчиненного, представился губернатору.
— Нам начинать, — говорит его дама. Они выжидают, когда предыдущая
пара не отойдет на несколько шагов, и тогда одновременно начинают этот волшебный старинный танец, чувствуя теперь, что каждый шаг, каждое движение, каждый поворот
головы, каждая мысль связана у них одними и теми же невидимыми нитями.
В головной
паре стояли, ожидая начала танца, директриса и граф Олсуфьев в темно-зеленом мундире (теперь на близком расстоянии Александров лучше различил цвета) и малиновых рейтузах. Стоя, начальница была еще выше, полнее и величественнее. Ее кавалер не достигал ей
головой до плеча. Его худенькая фигура с заметно согбенной спиной, с осевшими тонкими ножками казалась еще более жалкой рядом с его чересчур представительной
парой, похожей на столичный монумент.
На другом столе, противоположном, помещались приношения: несколько
голов и фунтиков сахару, фунта два чаю,
пара вышитых туфлей, фуляровый платок, отрезок сукна, штука холста и пр.
Впрочем, она была так ловка, что, подметив это, принялась тоже выделывать своими ножками более мелкие па, и таким образом оба они при громе музыки облетали залу вихрем и решительно затмили собою другие
пары, которых, впрочем, немного и было: студент Демидовского лицея, приехавший на праздник к родителям и вертевшийся с родной сестрой своей, исполняя это с полным родственным равнодушием, а за ним вслед вертелся весьма малорослый инвалидный поручик, бывший на целую
голову ниже своей дамы.
Из облака
пара замелькают набитые спины, бритые
головы, скрюченные руки, ноги; а в довершение Исай Фомич гогочет во все горло на самом высоком полке.
Однажды я достал горшок и съел
пару оладей, — Виктор избил меня за это. Он не любил меня так же, как и я его, издевался надо мною, заставлял по три раза в день чистить его сапоги, а ложась спать на полати, раздвигал доски и плевал в щели, стараясь попасть мне на
голову.
У него за плечом слева тихо шагает его главный кучер Комарь, баринов друг и наперсник, давно уже утративший свое крестное имя и от всех называемый Комарем. У Комаря вовсе не было с собой ни пытальных орудий, ни двух мертвых
голов, ни мешка из испачканной кровью холстины, а он просто нес под мышкой скамейку, старенький пунцовый коверчик да
пару бычьих туго надутых пузырей, связанных один с другим суконною покромкой.
Это не сон и не бденье; влага, в которой он спал, отуманила его, и в
голове точно
пар стоит.
Пред глазами плачущей старушки в широко распахнувшуюся калитку влез с непокрытою курчавою
головою дьякон Ахилла. Он в коротком толстом казакине и широких шароварах, нагружен какими-то мешками и ведет за собой
пару лошадей, из которых на каждой громоздится большой и тяжелый вьюк. Наталья Николаевна молча смотрела, как Ахилла ввел на двор своих лошадей, сбросив на землю вьюки, и, возвратившись к калитке, запер ее твердою хозяйскою рукой и положил ключ к себе в шаровары.
И мистер Борк пошел дальше. Пошли и наши, скрепя сердцем, потому что столбы кругом дрожали, улица гудела, вверху лязгало железо о железо, а прямо над
головами лозищан по настилке на всех
парах летел поезд. Они посмотрели с разинутыми ртами, как поезд изогнулся в воздухе змеей, повернул за угол, чуть не задевая за окна домов, — и полетел опять по воздуху дальше, то прямо, то извиваясь…
Приходилось разбираться в явлениях почти кошмарных. Вот рано утром он стоит на постройке у собора и видит — каменщики бросили в творило извести чёрную собаку. Известь только ещё гасится, она кипит и булькает, собака горит, ей уже выжгло глаза, захлёбываясь, она взвизгивает, судорожно старается выплыть, а рабочие, стоя вокруг творила в белом
пару и пыли, смеются и длинными мешалками стукают по
голове собаки, погружая искажённую морду в густую, жгучую, молочно-белую массу.
По-прежнему, на
паре бойких саврасеньких, спешил с утренним рапортом полициймейстер («Вот-то вытянется у тебя физиономия, как узнаешь!» — подумал я); по-прежнему сломя
голову летел Сеня Бирюков за какой-то помадой для Матрены Ивановны и издали приветливо махал мне шляпой; по-прежнему проклятые мужичонки во все горло галдели и торговались из-за копейки на базарной площади.
Когда он успел туда прыгнуть, я и не видал. А медведя не было, только виднелась громадная яма в снегу, из которой шел легкий
пар, и показалась спина и
голова Китаева. Разбросали снег, Китаев и лесник вытащили громадного зверя, в нем было, как сразу определил Китаев, и оказалось верно, — шестнадцать пудов. Обе пули попали в сердце. Меня поздравляли, целовали, дивились на меня мужики, а я все еще не верил, что именно я, один я, убил медведя!
От меня валил
пар,
голова была мокрая, а я шагал и шагал.
— Сейчас, Степан Николаич, сейчас. А ты, голубчик, процветаешь, наслаждаешься! Ну и слава богу! Куда это тебя несет теперь?.. Вот не думал, не гадал… Помнишь Баден? Эх, было житье! Кстати, Биндасова тоже ты помнишь? Представь, умер. В акцизные попал да подрался в трактире: ему кием
голову и проломили. Да, да, тяжелые подошли времена! А все же я скажу: Русь… экая эта Русь! Посмотри хоть на эту
пару гусей: ведь в целой Европе ничего нет подобного. Настоящие арзамасские!