Неточные совпадения
Папаша был статский полковник и уже почти губернатор; ему только оставался всего один какой-нибудь шаг, так что все к нему ездили и
говорили: «Мы вас уж так и считаем, Иван Михайлыч, за нашего губернатора».
— Дай же отряхнуться,
папаша, —
говорил несколько сиплым от дороги, но звонким юношеским голосом Аркадий, весело отвечая на отцовские ласки, — я тебя всего запачкаю.
Папашу оставляли в покое, занимались музыкой, играли, пели — даже не брали гулять, потому что (я
говорю тебе это по секрету, и весь Петербург не иначе, как на ухо, повторяет этот секрет), когда карета твоей кузины являлась на островах, являлся тогда и Милари, верхом или в коляске, и ехал подле кареты.
— Ну, я не знаю,
папаши нет. Да зайдите, пожалуйста, — опять позвала она его из маленькой передней. — А то обратитесь к помощнику, он теперь в конторе, с ним
поговорите. Ваша как фамилия?
Вот и вышла тогда первая моя штука: встречаю я Агафью Ивановну, с которой всегда дружбу хранил, и
говорю: «А ведь у
папаши казенных-то денег четырех тысяч пятисот рублей нет».
Испугалась ужасно: «Не пугайте, пожалуйста, от кого вы слышали?» — «Не беспокойтесь,
говорю, никому не скажу, а вы знаете, что я на сей счет могила, а вот что хотел я вам только на сей счет тоже в виде, так сказать, „всякого случая“ присовокупить: когда потребуют у
папаши четыре-то тысячки пятьсот, а у него не окажется, так чем под суд-то, а потом в солдаты на старости лет угодить, пришлите мне тогда лучше вашу институтку секретно, мне как раз деньги выслали, я ей четыре-то тысячки, пожалуй, и отвалю и в святости секрет сохраню».
И вот, чтобы получить Сережино содействие, с обеих сторон употребляется давление. Со стороны
папаши оно заключается в том, что он от времени до времени награждает Сережу тычками и
говорит...
— Да, помните, еще батюшка проповедь
говорил… о мздоимцах…
Папаша! что такое за слово: «мздоимцы»?
— Что-о папаша-а? — оглушительно закричал дед. — Что еще будет? Не
говорил я тебе: не ходи тридцать за двадцать? Вот тебе, — вот он — тонкий! Дворянка, а? Что, дочка?
— Смешная Аглая, — заметила она вдруг, — останавливает меня и
говорит: «Передайте от меня особенное, личное уважение вашим родителям; я наверно найду на днях случай видеться с вашим
папашей». И этак серьезно
говорит. Странно ужасно…
Я про
папашу не
говорю, с него нечего и спрашивать.
И она действительно
говорила серьезно: вся даже покраснела и глаза блистали.
Папаша осекся и испугался, но Лизавета Прокофьевна сделала ему знак из-за Аглаи, и он понял в нем: «Не расспрашивай».
— Дома, все, мать, сестры, отец, князь Щ., даже мерзкий ваш Коля! Если прямо не
говорят, то так думают. Я им всем в глаза это высказала, и матери, и отцу. Maman была больна целый день; а на другой день Александра и
папаша сказали мне, что я сама не понимаю, что вру и какие слова
говорю. А я им тут прямо отрезала, что я уже всё понимаю, все слова, что я уже не маленькая, что я еще два года назад нарочно два романа Поль де Кока прочла, чтобы про всё узнать. Maman, как услышала, чуть в обморок не упала.
Раз у отца, в кабинете,
Саша портрет увидал,
Изображен на портрете
Был молодой генерал.
«Кто это? — спрашивал Саша. —
Кто?..» — Это дедушка твой. —
И отвернулся
папаша,
Низко поник головой.
«Что же не вижу его я?»
Папа ни слова в ответ.
Внук, перед дедушкой стоя,
Зорко глядит на портрет:
«Папа, чего ты вздыхаешь?
Умер он… жив?
говори!»
— Вырастешь, Саша, узнаешь. —
«То-то… ты скажешь, смотри!..
— Зачем,
папаша, это совершенно не нужно! —
говорил Павел, не беря сначала денег.
— Встаньте,
папаша! Да встаньте же, —
говорила Наташа, — ведь мне тоже хочется вас целовать…
— Нынче,
папаша,
говорят: писатель.
— Да с какою еще радостью! Только и спросила:"Ситцевые платья будете дарить?"С превеликим,
говорит, моим удовольствием!"Ну, хорошо, а то
папаша меня все в затрапезе водит — перед товарками стыдно!" — Ах, да и горевое же, сударь, ихнее житье! Отец — старик, работать не может, да и зашибается; матери нет. Одна она и заработает что-нибудь. Да вот мы за квартиру три рубля в месяц отдадим — как тут разживешься! с хлеба на квас — только и всего.
—
Папаша, посмотри, какая я замарашка, —
говорила она.
«Душечка,
говорю, Палагея Евграфовна, не смущайте и не отговаривайте
папашу.
Он, как я уже
говорил, ничего в мире так не боялся, как нежностей с братцем,
папашей или сестрицей, как он выражался, и, избегая всякого выражения чувства, впадал в другую крайность — холодности, часто больно оскорблявшую людей, не понимавших причин ее.
Passons, как
говорит папаша, и, в скобках, не сердитесь на мое многословие.
Потому,
говорят,
папаша тебя в клубе аглицком в карты тогда проиграл; так я,
говорят, несправедливым сие бесчеловечие нахожу.
«Сиротка, —
говорила она ей, — у тебя нет
папаши, нет мамаши, я тебе буду все…
— Потеха! — сказал о. Христофор и махнул рукой. — Приезжает ко мне в гости старший сын мой Гаврила. Он по медицинской части и служит в Черниговской губернии в земских докторах… Хорошо-с… Я ему и
говорю: «Вот,
говорю, одышка, то да се… Ты доктор, лечи отца!» Он сейчас меня раздел, постукал, послушал, разные там штуки… живот помял, потом и
говорит: «Вам,
папаша, надо,
говорит, лечиться сжатым воздухом».
— Меня не признают, — продолжал он, как бы засыпая. — Конечно, я не гениальный администратор, но зато я порядочный, честный человек, а по нынешним временам и это редкость. Каюсь, иногда женщин я обманывал слегка, но по отношению к русскому правительству я всегда был джентльменом. Но довольно об этом, — сказал он, открывая глаза, — будем
говорить о вас. Что это вам вздумалось вдруг ехать к
папаше?
— Без тебя тут до обеда приходила Юлия, — сказала она. — Как я поглядела, она не очень-то верит своему
папаше. Пусть,
говорит, вас лечит мой папа, но вы все-таки потихоньку напишите святому старцу, чтобы он за вас помолился. Тут у них завелся старец какой-то. Юличка у меня зонтик свой забыла, ты ей пошли завтра, — продолжала она, помолчав немного. — Нет, уж когда конец, то не помогут ни доктора, ни старцы.
— Вы не то
говорите,
папаша! — мягко сказала Любовь.
— Нет,
папаша, это все — не то, не то! Я не умею возразить вам, но я чувствую — это не так! —
говорила Любовь почти с отчаянием.
— Поди ж ты! Как будто он ждет чего-то, — как пелена какая-то на глазах у него… Мать его, покойница, вот так же ощупью ходила по земле. Ведь вон Африканка Смолин на два года старше — а поди-ка ты какой! Даже понять трудно, кто кому теперь у них голова — он отцу или отец ему? Учиться хочет exать, на фабрику какую-то, — ругается: «Эх,
говорит, плохо вы меня,
папаша, учили…» Н-да! А мой — ничего из себя не объявляет… О, господи!
— Почему вы,
папаша, всегда так
говорите со мной, — точно я маленькая или очень глупая?
—
Папаша крестный! — оскаливая зубы, сказал Фома. — Я еще ничего не сделал, значит, рано мне рацеи читать… Я не пьян, — я не пил, а все слушал… Господа купцы! Позвольте мне речь держать? Вот уважаемый вами мой крестный
говорил… а теперь крестника послушайте…
Слетают ко мне, к кроватке, ангелы и
говорят: люби
папашу и мамашу и во всем слушайся!
Глафира. Но вот однажды, когда ваша нежность уж не знает пределов, я
говорю вам со слезами: «Милый
папаша, мне стыдно своих родных, своих знакомых, мне стыдно людям в глаза глядеть. Я должна прятаться от всех, заживо похоронить себя, а я еще молода, мне жить хочется…»
Наконец я
говорю вам: «Милый
папаша, ты любишь холостую жизнь, ты не можешь жить иначе, — сделаем вот что!
Вот в одно прекрасное утро я
говорю вам: «
Папаша, я чувствую потребность помолиться; отпусти меня денька на три на богомолье!» Вы, разумеется, сначала заупрямитесь; я покоряюсь вам безропотно.
Глафира. Оттопырится нижняя губка, явится повелительный тон, величественный жест. Как мила и нежна я буду с посторонними и как строга с вами. Как счастливы вы будете, когда дождетесь от меня милостивого слова. Уж не буду я суетиться и бегать для вас, и не будете вы
папашей, а просто Мишель… (
Говорит лениво.) «Мишель, сбегай, я забыла в саду на скамейке мой платок!» И вы побежите. Это вот один способ заставить жениться; он хотя старый, но верный; а то есть еще и другие.
Анфиса. Сидят теперь внизу под лестницей… Я
говорю — «пожалуйте наверх, нешто,
говорю, можно так», — плачут. «
Папаша,
говорят, не знаем где. Не дай бог,
говорят, сгорел». Выдумали! И на дворе какие-то… тоже раздетые.
— Не затевайте скандала. Доказать вы ничего не можете, хотя и богатый. Я
говорю: пошутить хотел. Я
папашу вашего знаю, много раз на гармонии играл ему.
— Не время теперь
говорить об Илье,
папаша.
— Были мы, —
говорил он, — с вашим
папашей на войне в Пруссии и Цецарии. Вот дяденьку Петра Неофитовича пулей в голову контузили, а нас-то бог миловал.
Да и вообще терпеть я не мог
говорить: «Простите,
папаша, вперед не буду», — не потому, чтоб я не способен был это сказать, а, напротив, может быть, именно потому, что уж слишком способен на это бывал, да еще как?
Татьяна.
Папаша! Подумайте, который раз
говорите вы мне это?
Татьяна.
Папаша! Пожалуйста… пожалуйста, оставьте это! Петр… Уйди!.. или — молчи! Я ведь вот — молчу! Слушайте… Я — не понимаю ничего… Отец!.. Когда вы
говорите — я чувствую — вы правы! Да, вы правы, знаю! Поверьте, я… очень это чувствую! Но ваша правда — чужая нам… мне и ему… понимаете? У нас уже своя… вы не сердитесь, постойте! Две правды,
папаша…
И Милорд залаял басом: «Гав! гав!» Оказалось, что мальчиков задержали в городе, в Гостином дворе (там они ходили и все спрашивали, где продается порох). Володя как вошел в переднюю, так и зарыдал и бросился матери на шею. Девочки, дрожа, с ужасом думали о том, что теперь будет, слышали, как
папаша повел Володю и Чечевицына к себе в кабинет и долго там
говорил с ними; и мамаша тоже
говорила и плакала.
— Делай, как знаешь, только не остаться бы нищими! Жалко, —
говорит, —
папашу: хочет он тебе добра и много принял греха на душу ради нас…
— Ну, вот видишь, он все
говорит неправду. Меня сколько он раз маленькую обманывал: пойдет в город куда-нибудь: «Погоди, Мари,
говорит, я принесу тебе конфет», — и воротится с пустыми руками. Я уж и знаю, но нарочно и пристану: «Дай,
папаша, конфет». — «Забыл»,
говорит, и все каждый раз забывает, такой смешной!
— Да тебе кто это, Серж,
говорил?..
Папаша?
По-моему, когда уже допустит мое рождение
говорить мне в глаза «ты», так очень легко услышать от него:"ты,
папаша, дурак! ты, мамаша, глупа!"
—
Папаша,
папаша! Павел Павлович тоже каламбур сказал, — кричали две средние Захлебинины в один голос, — он
говорит, что мы «девицы, на которых нужно дивиться…»