Неточные совпадения
— Лягте, — сказал Туробоев и
ударом ноги подшиб ноги Самгину, он
упал под забор, и тотчас, почти над головой его, взметнулись рыжие ноги лошади, на ней сидел, качаясь, голубоглазый драгун со светлыми усиками; оскалив зубы, он взвизгивал, как мальчишка, и рубил саблей воздух, забор, стараясь достать Туробоева, а тот увертывался, двигая спиной по забору, и орал...
Он торжествовал внутренне, что ушел от ее докучливых, мучительных требований и гроз, из-под того горизонта,
под которым блещут молнии великих радостей и раздаются внезапные
удары великих скорбей, где играют ложные надежды и великолепные призраки счастья, где гложет и снедает человека собственная мысль и убивает страсть, где
падает и торжествует ум, где сражается в непрестанной битве человек и уходит с поля битвы истерзанный и все недовольный и ненасытимый.
Такую великую силу — стоять
под ударом грома, когда все
падает вокруг, — бессознательно, вдруг, как клад найдет, почует в себе русская женщина из народа, когда пламень пожара пожрет ее хижину, добро и детей.
Она улыбнулась ему, протянула руку, дала милые права дружбы над собой — и тут же при нем
падала в отчаянии
под тяжестью
удара, поразившего ее так быстро и неожиданно, как молния.
Революция
пала, как Агриппина,
под ударами своих детей и, что всего хуже, без их сознания; героизма, юношеского самоотвержения было больше, чем разумения, и чистые, благородные жертвы
пали, не зная за что.
Наконец мы убеждаемся, что паром отчаливает от другого берега. Наступает внезапное затишье, прерываемое лишь посвистыванием бурлаков на лошадей, тянущих бечеву. Страшно смотреть. Изморенные, сплеченные животные то карабкаются на крутизну, то спускаются вниз в рытвины, скользят,
падают на передние ноги и вновь вскакивают
под градом
ударов кнута.
Этот вялый, опустившийся на вид человек был страшно суров с солдатами и не только позволял драться унтер-офицерам, но и сам бил жестоко, до крови, до того, что провинившийся
падал с ног
под его
ударами. Зато к солдатским нуждам он был внимателен до тонкости: денег, приходивших из деревни, не задерживал и каждый день следил лично за ротным котлом, хотя суммами от вольных работ распоряжался по своему усмотрению. Только в одной пятой роте люди выглядели сытнее и веселее, чем у него.
— Непременно, — отвечает, — надежнее: видишь, он весь сухой, кости в одной коже держатся, и спиночка у него как лопата коробленая, по ней ни за что по всей
удар не
падет, а только местечками, а сам он, зри, как Бакшея спрохвала поливает, не частит, а с повадочкой, и плеть сразу не отхватывает, а
под нею коже напухать дает.
Дергаясь всем телом, шлепая ногами по талому снегу, наказываемый,
под сыпавшимися с обеих сторон на него
ударами, подвигался ко мне, то опрокидываясь назад — и тогда унтер-офицеры, ведшие его за ружья, толкали его вперед, то
падая наперед — и тогда унтер-офицеры, удерживая его от падения, тянули его назад.
Грозен был вид старого воеводы среди безмолвных опричников. Значение шутовской его одежды исчезло. Из-под густых бровей сверкали молнии. Белая борода величественно
падала на грудь, приявшую некогда много вражьих
ударов, но испещренную ныне яркими заплатами; а в негодующем взоре было столько достоинства, столько благородства, что в сравнении с ним Иван Васильевич показался мелок.
Погибель была неизбежна; и витязь взмолился Христу, чтобы Спаситель избавил его от позорного плена, и предание гласит, что в то же мгновение из-под чистого неба вниз стрекнула стрела и взвилась опять кверху, и грянул
удар, и кони татарские
пали на колени и сбросили своих всадников, а когда те поднялись и встали, то витязя уже не было, и на месте, где он стоял, гремя и сверкая алмазною пеной, бил вверх высокою струёй ключ студеной воды, сердито рвал ребра оврага и серебристым ручьем разбегался вдали по зеленому лугу.
В ту самую минуту как Милославский, подле которого бились с отчаянием Алексей и человек пять стрельцов,
упал без чувств от сильного сабельного
удара, раздался дикий крик казаков, которые,
под командою атаманов, подоспели наконец на помощь к Пожарскому.
Он старался придумать способ к бегству, средство, какое бы оно ни было… самое отчаянное казалось ему лучшим; так прошел час, прошел другой… эти два
удара молотка времени сильно отозвались в его сердце; каждый свист неугомонного ветра заставлял его вздрогнуть, малейший шорох в соломе, произведенный торопливостию большой крысы или другого столь же мирного животного, казался ему топотом злодеев… он страдал, жестоко страдал! и то сказать: каждому свой черед; счастие — женщина: коли полюбит вдруг сначала, так разлюбит
под конец; Борис Петрович также иногда вспоминал о своей толстой подруге… и волос его вставал дыбом: он понял молчание сына при ее имени, он объяснил себе его трепет… в его памяти пробегали картины прежнего счастья, не омраченного раскаянием и страхом, они пролетали, как легкое дуновение, как листы, сорванные вихрем с березы, мелькая мимо нас, обманывают взор золотым и багряным блеском и
упадают… очарованы их волшебными красками, увлечены невероятною мечтой, мы поднимаем их, рассматриваем… и не находим ни красок, ни блеска: это простые, гнилые, мертвые листы!..
Юрий, не отвечая ни слова, схватил лошадь
под уздцы; «что ты, что ты, боярин! — закричал грубо мужик, — уж не впрямь ли хочешь со мною съездить!.. эк всполошился!» — продолжал он ударив лошадь кнутом и присвиснув; добрый конь рванулся… но Юрий, коего силы удвоило отчаяние, так крепко вцепился в узду, что лошадь принуждена была кинуться в сторону; между тем колесо телеги сильно ударилось о камень, и она едва не опрокинулась; мужик, потерявший равновесие,
упал, но не выпустил вожжи; он уж занес ногу, чтоб опять вскочить в телегу, когда неожиданный
удар по голове поверг его на землю, и сильная рука вырвала вожжи… «Разбой!» — заревел мужик, опомнившись и стараясь приподняться; но Юрий уже успел схватить Ольгу, посадить ее в телегу, повернуть лошадь и ударить ее изо всей мочи; она кинулась со всех ног; мужик еще раз успел хриплым голосом закричать: «разбой!» Колесо переехало ему через грудь, и он замолк, вероятно навеки.
Раздается
удар гонга, за занавесом стихает зал. Начинается веселая таинственная музыка. Мольер
под нее захрапел. С шорохом
упал громадный занавес. Чувствуется, что театр переполнен. В крайней золоченой ложе громоздятся какие-то смутные лица. В музыке громовой
удар литавр, и из полу вырастает Лагранж с невероятным носом, в черном колпаке, заглядывает Мольеру в лицо.
Он быстро стал протирать глаза — мокрый песок и грязь были
под его пальцами, а на его голову, плечи, щёки сыпались
удары. Но
удары — не боль, а что-то другое будили в нём, и, закрывая голову руками, он делал это скорее машинально, чем сознательно. Он слышал злые рыдания… Наконец, опрокинутый сильным ударим в грудь, он
упал на спину. Его не били больше. Раздался шорох кустов и замер…
Он кинул из-под горы последний взгляд назад, когда на селе раздался вдруг
удар колокола. Что-то как будто
упало с колокольни, что виднелась среди села, на горочке, и полетело, звеня и колыхаясь, над полями.
Спади с меня личина скромности,
Пускай узнают все, что итальянец
Соррини, по его веселию и плескам,
Когда Фернандо будет издыхать
В огне иль
под ударом палача...
–…и находясь в нетрезвом состоянии, поскользнулся и
упал под лошадь стоявшего здесь извозчика, крестьянина деревни Дурыкиной, Юхновского уезда, Ивана Дротова. Испуганная лошадь, перешагнув через Кулдарова и протащив через него сани с находившимся в них второй гильдии московским купцом Степаном Луковым, помчалась по улице и была задержана дворниками. Кулдаров, вначале находясь в бесчувственном состоянии, был отведен в полицейский участок и освидетельствован врачом.
Удар, который он получил по затылку…
В голове у него помутилось от боли, в ушах зазвенело и застучало, он попятился назад и в это время получил другой
удар, но уже по виску. Пошатываясь и хватаясь за косяки, чтобы не
упасть, он пробрался в комнату, где лежали его вещи, и лег на скамью, потом, полежав немного, вынул из кармана коробку со спичками и стал жечь спичку за спичкой, без всякой надобности: зажжет, дунет и бросит
под стол — и так, пока не вышли все спички.
Услыхал отцовский приказ Григорий Моргун — и больше стало валиться миршенцев от тяжелых его
ударов. Как стебли травяные ложатся
под острой косой, так они направо и налево
падают на мать сыру землю. Чуть не полстены улеглось
под мощными кулаками Гришиными.
В этот самый момент была ошеломлена сильным
ударом в бок Дарья Николаевна, пошатнулась и чуть не
упала под ноги толпы, если бы ее не поддержал этот неизвестный, как из земли выросший мужчина.
Едва не на смертном одре,
под секирою грозного владыки, которая, того и гляди, готова
упасть на его голову, он и тут, образумившись от первого, нежданного
удара, кажется так спокоен, как будто после трудного дня пришел отдохнуть
под гостеприимный кров.
Бойня дошла до своего апогея: врывались в дома, били всех, кого
попало, и вооруженных и безоружных, и оборонявшихся и прятавшихся, старики, женщины, дети — всякий, кто подвертывался, погибал
под ударами.
Василий снова подбежал к ней, занес нож, чтобы повторить
удар, но она освободила из-под одеяла правую руку и схватилась за нож убийцы: два пальца ее правой руки
упали на пол и кровь фонтаном брызнула в лицо Василия.
У перехода, бывшего за прежнею Кавалергардскою залою, [Теперь Александровская зала, перехода более не существует.] великого князя оставили последние силы — он
упал на стул, как бы изнемогая
под поразившим его
ударом, но вскоре снова возвратились к нему твердость и присутствие духа.
Григорий Лукьянович пришпорил своего вороного коня, сбруя которого отличалась необычайною роскошью, и поскакал по направлению, откуда раздавались крики. Одновременно с ним, с другой стороны, скакали на внезапного врага еще пятеро опричников. Семен Карасев с одного
удара успел свалить поодиночке троих;
удар четвертому был неудачнее, он
попал вскользь, однако ранил руку, а пятый не успел поднять меча, как споткнулся с конем и потерял
под ударом меча свою буйную голову.
Как не
пал он
под ударами судьбы!
Вечером
под сильными
ударами кулака затрещала Лелькина дверь. Лелька была одна. Вошел Юрка. Был очень бледен, волосы
падали на блестящие глаза. Медленно сел, кулаками уперся в расставленные колени, в упор глядел на Лельку. И спросил с вызовом...