Нельзя думать о спасении своей души, это есть ложное духовное состояние, небесный утилитаризм, думать можно только об осуществлении высших ценностей жизни,
о Царстве Божьем для всех существ, не только для людей, но и для всего мира, т. е. думать о Боге, а не о себе.
В человеке глубоко заложено воспоминание об утерянном рае, о золотом веке, чувство вины и греха и мечта о возвращении в рай,
о Царстве Божьем, которое иногда принимает форму утопии земного рая.
Но совершенную жизнь, Царство Божье можно мыслить лишь анархически, что и есть апофатическое мышление
о Царстве Божьем, единственное истинное, в котором устраняется всякое сходство с царством кесаря, с царством этого мира и достигается отрешенность.
Но евангельское откровение
о Царстве Божьем неприметно, сокровенно, внутренне внесло перемену во все сферы жизни, изменило самую структуру человеческой души, вызвало новые эмоции.
Неточные совпадения
И утешение может быть связано не с верой в русского мужика, как у Герцена, а с благой вестью
о наступлении
Царства Божьего, с верой в существование иного мира, иного порядка бытия, который должен означать радикальное преображение этого мира.
Евангелие есть благая весть
о наступлении
Царства Божьего.
Русский безграмотный мужик любит ставить вопросы философского характера —
о смысле жизни,
о Боге,
о вечной жизни,
о зле и неправде,
о том, как осуществить
Царство Божье.
Соловьева центральной, вся его философия, в известном смысле, есть философия истории, учение
о путях человечества к богочеловечеству, к всеединству, к
Царству Божьему.
В безрелигиозном сознании нового человечества древние чаяния
Царства Божьего смешались с чаяниями
царства князя этого мира; обетования второго пришествия Христа затмились христианскими же обетованиями
о пришествии земного бога — врага Христова.
Явные преимущества имеют те, которые ни
о каком
царстве Божьем, ни
о какой правде
Божьей не думают и поклоняются лишь земной силе.
И из абсолютной христианской правды
о богатстве и бедности, раскрывающей
Царство Божье, одинаково нельзя сделать ни того вывода, что «бедные», завистливые и мстительные, должны уничтожать «богатых», ни еще менее того вывода, что не нужно социально улучшать положение «бедных» и ограничивать власть «богатых».
Прежде всего христианство не есть только учение
о первородном грехе, но также учение
о том, что нужно искать
Царства Божьего и стремиться к совершенству, подобному совершенству Отца Небесного.
Этика из учения
о добре превращается в учение
о сверхдобре,
о путях к
Царству Божьему.
Идея
Царства Божьего несоединима с религиозным или этическим индивидуализмом, с исключительной заботой
о личном спасении.
Спасение от вечной гибели совсем не есть последняя истина, это есть лишь утилитарная и вульгаризированная транскрипция истины об искании
Царства Божьего,
о любви к Богу и достижении совершенной жизни,
о теозисе.
Совершенство достигается не через погружение в «я» и его спасение, а через забвение
о «я», через отрешенность, через направленность на других и на служение
Царству Божьему в мире.
Евангелие есть благая весть
о наступлении
Царства Божьего, а не раскрытие аскетических методов для спасения души.
Возможны три решения вопроса
о мировой гармонии,
о рае, об окончательном торжестве добра: 1) гармония, рай, жизнь в добре без свободы избрания, без мировой трагедии, без страдания и творческого труда; 2) гармония, рай, жизнь в добре на вершине земной истории, купленная ценой неисчисляемых страданий и слез всех обреченных на смерть человеческих поколений, превращенных в средство для грядущих счастливцев; 3) гармония, рай, жизнь в добре, к которым приходит человек через свободу и страдание в плане, в который войдут все когда-либо жившие и страдавшие, т. е. в
Царстве Божьем.
Утопическая мечта
о социалистическом
царстве Божьем на земле противоположна тому здоровому пессимизму религиозного сознания, для которого торжество высшей и окончательной правды всегда переносится в мир иной.