Неточные совпадения
Скорее, однако ж, можно думать, что в голове его вообще никаких предположений ни
о чем не существовало.
Но в ту минуту, когда она выговаривала эти слова, она чувствовала, что они несправедливы; она не только сомневалась в себе, она чувствовала волнение при мысли
о Вронском и уезжала
скорее, чем хотела, только для того, чтобы больше не встречаться с ним.
Казалось бы, ничего не могло быть проще того, чтобы ему, хорошей породы,
скорее богатому, чем бедному человеку, тридцати двух лет, сделать предложение княжне Щербацкой; по всем вероятностям, его тотчас признали бы хорошею партией. Но Левин был влюблен, и поэтому ему казалось, что Кити была такое совершенство во всех отношениях, такое существо превыше всего земного, а он такое земное низменное существо, что не могло быть и мысли
о том, чтобы другие и она сама признали его достойным ее.
И ему в первый раз пришла в голову ясная мысль
о том, что необходимо прекратить эту ложь, и чем
скорее, тем лучше. «Бросить всё ей и мне и скрыться куда-нибудь одним с своею любовью», сказал он себе.
Левин подошел к брату. Ничего не ловилось, но Сергей Иванович не скучал и казался в самом веселом расположении духа. Левин видел, что, раззадоренный разговором с доктором, он хотел поговорить. Левину же, напротив, хотелось
скорее домой, чтобы распорядиться
о вызове косцов к завтрему и решить сомнение насчет покоса, которое сильно занимало его.
— Не заботьтесь
о моей душе больше, чем
о своей собственной. Об одном вас прошу: стреляйте
скорее.
— Все… только говорите правду… только
скорее… Видите ли, я много думала, стараясь объяснить, оправдать ваше поведение; может быть, вы боитесь препятствий со стороны моих родных… это ничего; когда они узнают… (ее голос задрожал) я их упрошу. Или ваше собственное положение… но знайте, что я всем могу пожертвовать для того, которого люблю…
О, отвечайте
скорее, сжальтесь… Вы меня не презираете, не правда ли?
Он был беден, мечтал
о миллионах, а для денег не сделал бы лишнего шага: он мне раз говорил, что
скорее сделает одолжение врагу, чем другу, потому что это значило бы продавать свою благотворительность, тогда как ненависть только усилится соразмерно великодушию противника.
Словом, общественное мненье
о нем было
скорее неблагоприятное, чем благоприятное.
Заговорил
о превратностях судьбы; уподобил жизнь свою судну посреди морей, гонимому отовсюду ветрами; упомянул
о том, что должен был переменить много мест и должностей, что много потерпел за правду, что даже самая жизнь его была не раз в опасности со стороны врагов, и много еще рассказал он такого, из чего Тентетников мог видеть, что гость его был
скорее практический человек.
Он оставляет раут тесный,
Домой задумчив едет он;
Мечтой то грустной, то прелестной
Его встревожен поздний сон.
Проснулся он; ему приносят
Письмо: князь N покорно просит
Его на вечер. «Боже! к ней!..
О, буду, буду!» и
скорейМарает он ответ учтивый.
Что с ним? в каком он странном сне!
Что шевельнулось в глубине
Души холодной и ленивой?
Досада? суетность? иль вновь
Забота юности — любовь?
А он не едет; он заране
Писать ко прадедам готов
О скорой встрече; а Татьяне
И дела нет (их пол таков);
А он упрям, отстать не хочет,
Еще надеется, хлопочет;
Смелей здорового, больной
Княгине слабою рукой
Он пишет страстное посланье.
Хоть толку мало вообще
Он в письмах видел не вотще;
Но, знать, сердечное страданье
Уже пришло ему невмочь.
Вот вам письмо его точь-в-точь.
— И на что бы так много! — горестно сказал побледневший жид, развязывая кожаный мешок свой; но он счастлив был, что в его кошельке не было более и что гайдук далее ста не умел считать. — Пан, пан! уйдем
скорее! Видите, какой тут нехороший народ! — сказал Янкель, заметивши, что гайдук перебирал на руке деньги, как бы жалея
о том, что не запросил более.
Бедная старушка, привыкшая уже к таким поступкам своего мужа, печально глядела, сидя на лавке. Она не смела ничего говорить; но услыша
о таком страшном для нее решении, она не могла удержаться от слез; взглянула на детей своих, с которыми угрожала ей такая
скорая разлука, — и никто бы не мог описать всей безмолвной силы ее горести, которая, казалось, трепетала в глазах ее и в судорожно сжатых губах.
Порой, вдруг находя себя где-нибудь в отдаленной и уединенной части города, в каком-нибудь жалком трактире, одного, за столом, в размышлении, и едва помня, как он попал сюда, он вспоминал вдруг
о Свидригайлове: ему вдруг слишком ясно и тревожно сознавалось, что надо бы, как можно
скорее, сговориться с этим человеком и, что возможно, порешить окончательно.
Вскоре князь Голицын, под крепостию Татищевой, разбил Пугачева, рассеял его толпы, освободил Оренбург и, казалось, нанес бунту последний и решительный удар. Зурин был в то время отряжен противу шайки мятежных башкирцев, которые рассеялись прежде, нежели мы их увидали. Весна осадила нас в татарской деревушке. Речки разлились, и дороги стали непроходимы. Мы утешались в нашем бездействии мыслию
о скором прекращении скучной и мелочной войны с разбойниками и дикарями.
Я слыхал
о тамошних метелях и знал, что целые обозы бывали ими занесены. Савельич, согласно со мнением ямщика, советовал воротиться. Но ветер показался мне не силен; я понадеялся добраться заблаговременно до следующей станции и велел ехать
скорее.
—
О! — возразил генерал. — Это еще не беда: лучше ей быть покамест женою Швабрина: он теперь может оказать ей протекцию; а когда его расстреляем, тогда, бог даст, сыщутся ей и женишки. Миленькие вдовушки в девках не сидят; то есть, хотел я сказать, что вдовушка
скорее найдет себе мужа, нежели девица.
Мысль
о скорой разлуке со мною так поразила матушку, что она уронила ложку в кастрюльку и слезы потекли по ее лицу. Напротив того, трудно описать мое восхищение. Мысль
о службе сливалась во мне с мыслями
о свободе, об удовольствиях петербургской жизни. Я воображал себя офицером гвардии, что, по мнению моему, было верхом благополучия человеческого.
Николай Петрович рассказывал разные случаи из своей, как он выражался, фермерской жизни, толковал
о предстоящих правительственных мерах,
о комитетах,
о депутатах,
о необходимости заводить машины и т.д. Павел Петрович медленно похаживал взад и вперед по столовой (он никогда не ужинал), изредка отхлебывая из рюмки, наполненной красным вином, и еще реже произнося какое-нибудь замечание или,
скорее, восклицание, вроде «а! эге! гм!».
— Мы говорили с вами, кажется,
о счастии. Я вам рассказывала
о самой себе. Кстати вот, я упомянула слово «счастие». Скажите, отчего, даже когда мы наслаждаемся, например, музыкой, хорошим вечером, разговором с симпатическими людьми, отчего все это кажется
скорее намеком на какое-то безмерное, где-то существующее счастие, чем действительным счастием, то есть таким, которым мы сами обладаем? Отчего это? Иль вы, может быть, ничего подобного не ощущаете?
Каждый раз, когда он думал
о большевиках, — большевизм олицетворялся пред ним в лице коренастого, спокойного Степана Кутузова. За границей существовал основоположник этого учения, но Самгин все еще продолжал называть учение это фантастической системой фраз, а Владимира Ленина мог представить себе только как интеллигента, книжника, озлобленного лишением права жить на родине, и
скорее голосом, чем реальным человеком.
— Струве, в предисловии к записке Витте
о земстве, пытается испугать департамент полиции своим предвидением ужасных жертв. Но мне кажется, что за этим предвидением скрыто предупреждение: глядите в оба, дураки! И хотя он там же советует «смириться пред историей и смирить самодержавца», но ведь это надобно понимать так:
скорее поделитесь с нами властью, и мы вам поможем в драке…
Придя домой, Самгин лег. Побаливала голова, ни
о чем не думалось, и не было никаких желаний, кроме одного:
скорее бы погас этот душный, глупый день, стерлись нелепые впечатления, которыми он наградил. Одолевала тяжелая дремота, но не спалось, в висках стучали молоточки, в памяти слуха тяжело сгустились все голоса дня: бабий шепоток и вздохи, командующие крики, пугливый вой, надсмертные причитания. Горбатенькая девочка возмущенно спрашивала...
Поработав больше часа, он ушел, унося раздражающий образ женщины, неуловимой в ее мыслях и опасной, как все выспрашивающие люди. Выспрашивают, потому что хотят создать представление
о человеке, и для того, чтобы
скорее создать, ограничивают его личность, искажают ее. Клим был уверен, что это именно так; сам стремясь упрощать людей, он подозревал их в желании упростить его, человека, который не чувствует границ своей личности.
— Вчера был веселый, смешной, как всегда. Я пришла, а там скандалит полиция, не пускают меня. Алины — нет, Макарова — тоже, а я не знаю языка. Растолкала всех, пробилась в комнату, а он… лежит, и револьвер на полу.
О, черт! Побежала за Иноковым, вдруг — ты. Ну,
скорее!..
— Ничего, — говорил смущенный Обломов, — ты знаешь, я всегда был не очень рачителен
о своей комнате… Давай лучше обедать. Эй, Захар! Накрывай
скорей на стол. Ну, что ты, надолго ли? Откуда?
А Ольге вздумалось только потому, что Обломов указал ей эту церковь с реки, и ей захотелось помолиться в ней…
о нем, чтоб он был здоров, чтоб любил ее, чтоб был счастлив ею, чтоб… эта нерешительность, неизвестность
скорее кончилась… Бедная Ольга!
— Не бойся, — сказал он, — ты, кажется, не располагаешь состареться никогда! Нет, это не то… в старости силы падают и перестают бороться с жизнью. Нет, твоя грусть, томление — если это только то, что я думаю, —
скорее признак силы… Поиски живого, раздраженного ума порываются иногда за житейские грани, не находят, конечно, ответов, и является грусть… временное недовольство жизнью… Это грусть души, вопрошающей жизнь
о ее тайне… Может быть, и с тобой то же… Если это так — это не глупости.
Старинный Калеб умрет
скорее, как отлично выдрессированная охотничья собака, над съестным, которое ему поручат, нежели тронет; а этот так и выглядывает, как бы съесть и выпить и то, чего не поручают; тот заботился только
о том, чтоб барин кушал больше, и тосковал, когда он не кушает; а этот тоскует, когда барин съедает дотла все, что ни положит на тарелку.
— Что ж вы не накрываете на стол? — с удивлением и досадой спросил Обломов. — Нет, чтоб подумать
о господах? Ну, чего стоите?
Скорей, водки!
Еще Мария сладко дышит,
Дремой объятая, и слышит
Сквозь легкий сон, что кто-то к ней
Вошел и ног ее коснулся.
Она проснулась — но
скорейС улыбкой взор ее сомкнулся
От блеска утренних лучей.
Мария руки протянула
И с негой томною шепнула:
«Мазепа, ты?..» Но голос ей
Иной ответствует…
о боже!
Вздрогнув, она глядит… и что же?
Пред нею мать…
До обеда Вера оставалась с Татьяной Марковной, стараясь или
скорее опасаясь узнать
о мере, какую она могла принять, чтоб Марк не ожидал ее в беседке. Она решилась не отходить от нее и после обеда, чтоб она не поддалась желанию сама сойти с обрыва на свидание.
«А! вот и пробный камень. Это сама бабушкина „судьба“ вмешалась в дело и требует жертвы, подвига — и я его совершу. Через три дня видеть ее опять здесь…
О, какая нега! Какое солнце взойдет над Малиновкой! Нет, убегу! Чего мне это стоит, никто не знает! И ужели не найду награды, потерянного мира?
Скорей,
скорей прочь…» — сказал он решительно и кликнул Егора, приказав принести чемодан.
— Пробовала молиться, да не могу.
О чем? чтоб умереть
скорей?
Ни Альфонсинки, ни хозяина уже давно не было дома. Хозяйку я ни
о чем не хотел расспрашивать, да и вообще положил прекратить с ними всякие сношения и даже съехать как можно
скорей с квартиры; а потому, только что принесли мне кофей, я заперся опять на крючок. Но вдруг постучали в мою дверь; к удивлению моему, оказался Тришатов.
— Коли слушали, так, конечно, знаете, потому что вы — вы! Как вы
о нем думаете? Простите за
скорый вопрос, но мне нужно. Именно как вы бы думали, собственно ваше мнение необходимо.
— Так ты уж и тогда меня обманывала! Тут не от глупости моей, Лиза, тут,
скорее, мой эгоизм, а не глупость причиною, мой эгоизм сердца и — и, пожалуй, уверенность в святость.
О, я всегда был уверен, что все вы бесконечно выше меня и — вот! Наконец, вчера, в один день сроку, я не успел и сообразить, несмотря на все намеки… Да и не тем совсем я был вчера занят!
О, с Версиловым я, например,
скорее бы заговорил
о зоологии или
о римских императорах, чем, например, об ней или об той, например, важнейшей строчке в письме его к ней, где он уведомлял ее, что «документ не сожжен, а жив и явится», — строчке,
о которой я немедленно начал про себя опять думать, только что успел опомниться и прийти в рассудок после горячки.
Он совершенно твердо заявил мне
о своем намерении жениться на Лизе, и как можно
скорей.
На фрегате ничего особенного: баниосы ездят каждый день выведывать
о намерениях адмирала. Сегодня были двое младших переводчиков и двое ондер-баниосов: они просили, нельзя ли нам не кататься слишком далеко, потому что им велено следить за нами, а их лодки не угоняются за нашими. «Да зачем вы следите?» — «Велено», — сказал высокий старик в синем халате. «Ведь вы нам помешать не можете». — «Велено, что делать! Мы и сами желали бы, чтоб это
скорее изменилось», — прибавил он.
Еще одно, последнее сказание
о Сингапуре, или,
скорее,
о даче Вампоа.
— Сенат не имеет права сказать этого. Если бы Сенат позволял себе кассировать решения судов на основании своего взгляда на справедливость самих решений, не говоря уже
о том, что Сенат потерял бы всякую точку опоры и
скорее рисковал бы нарушать справедливость, чем восстановлять ее, — сказал Селенин, вспоминая предшествовавшее дело, — не говоря об этом, решения присяжных потеряли бы всё свое значение.
Что же касается предположения защиты
о том, что Маслова была развращена воображаемым (он особенно ядовито сказал: воображаемым) соблазнителем, то все данные
скорее говорят
о том, что она была соблазнительницей многих и многих жертв, прошедших через ее руки.
Скорыми шагами, не думая
о том внимании, которое он обращал на себя, он догнал и обогнал ее и остановился.
Третий же вопрос
о Масловой вызвал ожесточенный спор. Старшина настаивал на том, что она виновна и в отравлении и в грабеже, купец не соглашался и с ним вместе полковник, приказчик и артельщик, — остальные как будто колебались, но мнение старшины начинало преобладать, в особенности потому, что все присяжные устали и охотнее примыкали к тому мнению, которое обещало
скорее соединить, а потому и освободить всех.
— Я один, один… — стонал Василий Назарыч, закидывая голову на спинку кресла. — Не на кого положиться… Ох, хоть бы умереть
скорее!.. Нищета, позор…
О, боже мой!!!
Наконец, описав свое отчаяние и рассказав
о той минуте, когда, выйдя от Хохлаковой, он даже подумал «
скорей зарезать кого-нибудь, а достать три тысячи», его вновь остановили и
о том, что «зарезать хотел», записали.
— Довольно, мама, довольно
о Герценштубе, — весело смеялась Лиза, — давайте же
скорей корпию, мама, и воду.
А так как начальство его было тут же, то тут же и прочел бумагу вслух всем собравшимся, а в ней полное описание всего преступления во всей подробности: «Как изверга себя извергаю из среды людей, Бог посетил меня, — заключил бумагу, — пострадать хочу!» Тут же вынес и выложил на стол все, чем мнил доказать свое преступление и что четырнадцать лет сохранял: золотые вещи убитой, которые похитил, думая отвлечь от себя подозрение, медальон и крест ее, снятые с шеи, — в медальоне портрет ее жениха, записную книжку и, наконец, два письма: письмо жениха ее к ней с извещением
о скором прибытии и ответ ее на сие письмо, который начала и не дописала, оставила на столе, чтобы завтра отослать на почту.