Неточные совпадения
Анна Андреевна.
Очень почтительным и самым тонким образом. Все чрезвычайно
хорошо говорил. Говорит: «Я, Анна Андреевна, из одного только уважения к вашим достоинствам…» И такой прекрасный, воспитанный человек, самых благороднейших правил! «Мне, верите ли, Анна Андреевна, мне жизнь — копейка; я только потому, что уважаю ваши редкие качества».
Анна Андреевна. Но только какое тонкое обращение! сейчас можно увидеть столичную штучку. Приемы и все это такое… Ах, как
хорошо! Я страх люблю таких молодых людей! я просто без памяти. Я, однако ж, ему
очень понравилась: я заметила — все на меня поглядывал.
Хлестаков.
Хорошо, хоть на бумаге. Мне
очень будет приятно. Я, знаете, этак люблю в скучное время прочесть что-нибудь забавное… Как ваша фамилия? я все позабываю.
— Всё
хорошо, прекрасно. Alexandre
очень был мил. И Marie
очень хороша стала. Она
очень интересна.
—
Очень рад, — сказал он холодно, — по понедельникам мы принимаем. — Затем, отпустив совсем Вронского, он сказал жене: — и как
хорошо, что у меня именно было полчаса времени, чтобы встретить тебя и что я мог показать тебе свою нежность, — продолжал он тем же шуточным тоном.
Первое время деревенской жизни было для Долли
очень трудное. Она живала в деревне в детстве, и у ней осталось впечатление, что деревня есть спасенье от всех городских неприятностей, что жизнь там хотя и не красива (с этим Долли легко мирилась), зато дешева и удобна: всё есть, всё дешево, всё можно достать, и детям
хорошо. Но теперь, хозяйкой приехав в деревню, она увидела, что это всё совсем не так, как она думала.
Катавасов сначала смешил дам своими оригинальными шутками, которые всегда так нравились при первом знакомстве с ним, но потом, вызванный Сергеем Ивановичем, рассказал
очень интересные свои наблюдения о различии характеров и даже физиономий самок и самцов комнатных мух и об их жизни. Сергей Иванович тоже был весел и за чаем, вызванный братом, изложил свой взгляд на будущность восточного вопроса, и так просто и
хорошо, что все заслушались его.
— Нет, он мне
очень нравится. Не оттого, что он будущий beau-frère, [Шурин,] — отвечала Львова. — И как он
хорошо себя держит! А это так трудно держать себя
хорошо в этом положении — не быть смешным. А он не смешон, не натянут, он видно, что тронут.
—
Очень,
очень вы смешны, — повторила Дарья Александровна, снежностью вглядываясь в его лицо. — Ну,
хорошо, так как будто мы ничего про это не говорили. Зачем ты пришла, Таня? — сказала Дарья Александровна по-французски вошедшей девочке.
—
Очень у них
хорошо, — рассказывал Васенька про Вронского и Анну. — Я, разумеется, не беру на себя судить, но в их доме чувствуешь себя в семье.
— Вам
хорошо говорить, — сказала она, — когда у вас миллионы я не знаю какие, а я
очень люблю, когда муж ездит ревизовать летом. Ему
очень здорово и приятно проехаться, а у меня уж так заведено, что на эти деньги у меня экипаж и извозчик содержатся.
Перебирая в воспоминании все известные случаи разводов (их было
очень много в самом высшем, ему
хорошо известном обществе), Алексей Александрович не нашел ни одного, где бы цель развода была та, которую он имел в виду.
— Он был
очень болен после того свидания с матерью, которое мы не пре-ду-смотрели, — сказал Алексей Александрович. — Мы боялись даже за его жизнь. Но разумное лечение и морские купанья летом исправили его здоровье, и теперь я по совету доктора отдал его в школу. Действительно, влияние товарищей оказало на него хорошее действие, и он совершенно здоров и учится
хорошо.
— На том свете? Ох, не люблю я тот свет! Не люблю, — сказал он, остановив испуганные дикие глаза на лице брата. — И ведь вот, кажется, что уйти изо всей мерзости, путаницы, и чужой и своей,
хорошо бы было, а я боюсь смерти, ужасно боюсь смерти. — Он содрогнулся. — Да выпей что-нибудь. Хочешь шампанского? Или поедем куда-нибудь. Поедем к Цыганам! Знаешь, я
очень полюбил Цыган и русские песни.
Пробираясь берегом к своей хате, я невольно всматривался в ту сторону, где накануне слепой дожидался ночного пловца; луна уже катилась по небу, и мне показалось, что кто-то в белом сидел на берегу; я подкрался, подстрекаемый любопытством, и прилег в траве над обрывом берега; высунув немного голову, я мог
хорошо видеть с утеса все, что внизу делалось, и не
очень удивился, а почти обрадовался, узнав мою русалку.
Я с трепетом ждал ответа Грушницкого; холодная злость овладела мною при мысли, что если б не случай, то я мог бы сделаться посмешищем этих дураков. Если б Грушницкий не согласился, я бросился б ему на шею. Но после некоторого молчания он встал с своего места, протянул руку капитану и сказал
очень важно: «
Хорошо, я согласен».
—
Очень,
очень бы нужно, — сказал Вишнепокромов, — даже и для охоты
хорошо.
—
Очень обходительный и приятный человек, — продолжал Чичиков, — и какой искусник! я даже никак не мог предполагать этого. Как
хорошо вышивает разные домашние узоры! Он мне показывал своей работы кошелек: редкая дама может так искусно вышить.
Это был человек лет под сорок, бривший бороду, ходивший в сюртуке и, по-видимому, проводивший
очень покойную жизнь, потому что лицо его глядело какою-то пухлою полнотою, а желтоватый цвет кожи и маленькие глаза показывали, что он знал слишком
хорошо, что такое пуховики и перины.
— А знаете, Павел Иванович, — сказал Манилов, которому
очень понравилась такая мысль, — как было бы в самом деле
хорошо, если бы жить этак вместе, под одною кровлею, или под тенью какого-нибудь вяза пофилософствовать о чем-нибудь, углубиться!..
На лошади же он был
очень хорош — точно большой. Обтянутые ляжки его лежали на седле так
хорошо, что мне было завидно, — особенно потому, что, сколько я мог судить по тени, я далеко не имел такого прекрасного вида.
Проходя мимо Юсупова сада, он даже
очень было занялся мыслию об устройстве высоких фонтанов и о том, как бы они
хорошо освежали воздух на всех площадях.
— Я не знаю этого, — сухо ответила Дуня, — я слышала только какую-то
очень странную историю, что этот Филипп был какой-то ипохондрик, какой-то домашний философ, люди говорили, «зачитался», и что удавился он более от насмешек, а не от побой господина Свидригайлова. А он при мне
хорошо обходился с людьми, и люди его даже любили, хотя и действительно тоже винили его в смерти Филиппа.
— Это мы
хорошо сделали, что теперь ушли, — заторопилась, перебивая, Пульхерия Александровна, — он куда-то по делу спешил; пусть пройдется, воздухом хоть подышит… ужас у него душно… а где тут воздухом-то дышать? Здесь и на улицах, как в комнатах без форточек. Господи, что за город!.. Постой, посторонись, задавят, несут что-то! Ведь это фортепиано пронесли, право… как толкаются… Этой девицы я тоже
очень боюсь…
— Н-нет, — отвечала Дунечка, оживляясь, — я
очень поняла, что это слишком наивно выражено и что он, может быть, только не мастер писать… Это ты
хорошо рассудил, брат. Я даже не ожидала…
Она была
очень набожна и чувствительна, верила во всевозможные приметы, гаданья, заговоры, сны; верила в юродивых, в домовых, в леших, в дурные встречи, в порчу, в народные лекарства, в четверговую соль, в скорый конец света; верила, что если в светлое воскресение на всенощной не погаснут свечи, то гречиха
хорошо уродится, и что гриб больше не растет, если его человеческий глаз увидит; верила, что черт любит быть там, где вода, и что у каждого жида на груди кровавое пятнышко; боялась мышей, ужей, лягушек, воробьев, пиявок, грома, холодной воды, сквозного ветра, лошадей, козлов, рыжих людей и черных кошек и почитала сверчков и собак нечистыми животными; не ела ни телятины, ни голубей, ни раков, ни сыру, ни спаржи, ни земляных груш, ни зайца, ни арбузов, потому что взрезанный арбуз напоминает голову Иоанна Предтечи; [Иоанн Предтеча — по преданию, предшественник и провозвестник Иисуса Христа.
—
Очень хорошо-с. Ну, а насчет других, в людском быту принятых, постановлений вы придерживаетесь такого же отрицательного направления?
— Смотря как кому, дядюшка. Иному от этого
хорошо, а иному
очень дурно.
—
Очень хорошо-с. Мне
очень приятно это слышать от вас. Ваши слова выводят меня из неизвестности…
—
Очень хорошо-с, — проговорил он. — Дальнейших объяснений не нужно. Вам пришла фантазия испытать на мне свой рыцарский дух. Я бы мог отказать вам в этом удовольствии, да уж куда ни шло!
— Так это было тяжко, так несчастно… Ну, —
хорошо, говорю,
хорошо, уходите! А утром — сама ушла. Он спал еще, оставила ему записку. Как в благонравном английском романе.
Очень глупо и трогательно.
Были часы, когда Климу казалось, что он нашел свое место, свою тропу. Он жил среди людей, как между зеркал, каждый человек отражал в себе его, Самгина, и в то же время
хорошо показывал ему свои недостатки. Недостатки ближних
очень укрепляли взгляд Клима на себя как на человека умного, проницательного и своеобразного. Человека более интересного и значительного, чем сам он, Клим еще не встречал.
Клим Самгин думал, что было бы
хорошо, если б кто-то
очень внушительный, даже — страшный крикнул на этих людей...
— Я думаю, это —
очень по-русски, — зубасто улыбнулся Крэйтон. — Мы, британцы,
хорошо знаем, где живем и чего хотим. Это отличает нас от всех европейцев. Вот почему у нас возможен Кромвель, но не было и никогда не будет Наполеона, вашего царя Петра и вообще людей, которые берут нацию за горло и заставляют ее делать шумные глупости.
Ты знаешь, что я относилась к тебе
хорошо,
очень дружественно и открыто, но вижу, что стала не нужна тебе и ты нисколько не уважаешь меня.
— Мы — друзья, — продолжал Макаров, и глаза его благодарно улыбались. — Не влюблены, но —
очень близки. Я ее любил, но — это перегорело. Страшно
хорошо, что я полюбил именно ее, и
хорошо, что это прошло.
«Красива, умела одеться, избалована вниманием мужчин. Книжной мудростью не
очень утруждала себя. Рациональна. Правильно оценила отца и
хорошо выбрала друга, — Варавка был наиболее интересный человек в городе. И — легко “делал деньги”»…
Нестор Катин носил косоворотку, подпоясанную узеньким ремнем, брюки заправлял за сапоги, волосы стриг в кружок «à la мужик»; он был похож на мастерового, который
хорошо зарабатывает и любит жить весело. Почти каждый вечер к нему приходили серьезные, задумчивые люди. Климу казалось, что все они
очень горды и чем-то обижены. Пили чай, водку, закусывая огурцами, колбасой и маринованными грибами, писатель как-то странно скручивался, развертывался, бегал по комнате и говорил...
Самгин, насыщаясь и внимательно слушая, видел вдали, за стволами деревьев, медленное движение бесконечной вереницы экипажей, в них яркие фигуры нарядных женщин, рядом с ними покачивались всадники на красивых лошадях; над мелким кустарником в сизоватом воздухе плыли головы пешеходов в соломенных шляпах, в котелках, где-то далеко оркестр отчетливо играл «Кармен»; веселая задорная музыка
очень гармонировала с гулом голосов, все было приятно пестро, но не резко, все празднично и красиво, как
хорошо поставленная опера.
— Он имел
очень хороший организм, но немножко усердный пил красное вино и ел жирно. Он не хотел
хорошо править собой, как крестьянин, который едет на чужой коне.
Наполненное шумом газет, спорами на собраниях, мрачными вестями с фронтов, слухами о том, что царица тайно хлопочет о мире с немцами, время шло стремительно, дни перескакивали через ночи с незаметной быстротой, все более часто повторялись слова — отечество, родина, Россия, люди на улицах шагали поспешнее, тревожней, становились общительней, легко знакомились друг с другом, и все это
очень и по-новому волновало Клима Ивановича Самгина. Он
хорошо помнил, когда именно это незнакомое волнение вспыхнуло в нем.
— Один естественник, знакомый мой,
очень даровитый парень, но — скотина и альфонс, — открыто живет с богатой, старой бабой, —
хорошо сказал: «Мы все живем на содержании у прошлого». Я как-то упрекнул его, а он и — выразился. Тут, брат, есть что-то…
Это было сделано удивительно быстро и несерьезно, не так, как на том берегу; Самгин, сбоку,
хорошо видел, что штыки торчали неровно, одни — вверх, другие — ниже, и
очень мало таких, которые, не колеблясь, были направлены прямо в лица людей.
Самгин сидел на крайнем стуле у прохода и
хорошо видел пред собою пять рядов внимательных затылков женщин и мужчин. Люди первых рядов сидели не
очень густо, разделенные пустотами, за спиною Самгина их было еще меньше. На хорах не более полусотни безмолвных.
— Как все это странно… Знаешь — в школе за мной ухаживали настойчивее и больше, чем за нею, а ведь я рядом с нею почти урод. И я
очень обижалась — не за себя, а за ее красоту. Один… странный человек, Диомидов, непросто — Демидов, а — Диомидов, говорит, что Алина красива отталкивающе. Да, так и сказал. Но… он человек необыкновенный, его
хорошо слушать, а верить ему трудно.
«Дурачок», — думал он, спускаясь осторожно по песчаной тропе. Маленький, но
очень яркий осколок луны прорвал облака; среди игол хвои дрожал серебристый свет, тени сосен собрались у корней черными комьями. Самгин шел к реке, внушая себе, что он чувствует честное отвращение к мишурному блеску слов и
хорошо умеет понимать надуманные красоты людских речей.
— Так
очень многое кончается в жизни. Один человек в Ливерпуле обнял свою невесту и выколол булавкой глаз свой, — это его не
очень огорчило. «Меня
хорошо кормит один глаз», — сказал он, потому что был часовщик. Но невеста нашла, что одним глазом он может оценить только одну половинку ее, и не согласилась венчаться. — Он еще раз вздохнул и щелкнул языком: — По-русски это — прилично, но, кажется, неинтересно…
—
Хорошо, брат Захарий, — сказала она. Захарий разогнулся, был он высокий, узкоплечий, немного сутулый, лицо неподвижное,
очень бледное — в густой, черной бороде.
— Волновались вы? Нет? Это —
хорошо. А я вот
очень кипятился, когда меня впервые щупали. И, признаться надо, потому кипятился, что немножко струсил.