Неточные совпадения
Такая предосторожность была
очень кстати: я чуть-чуть не упал, наткнувшись на что-то
толстое и мягкое, но, по-видимому, неживое.
Остались: один хмельной, но немного, сидевший за пивом, с виду мещанин; товарищ его,
толстый, огромный, в сибирке [Сибирка — верхняя одежда в виде короткого сарафана в талию со сборками и стоячим воротником.] и с седою бородой,
очень захмелевший, задремавший на лавке, и изредка, вдруг, как бы спросонья, начинавший прищелкивать пальцами, расставив руки врозь, и подпрыгивать верхнею частию корпуса, не вставая с лавки, причем подпевал какую-то ерунду, силясь припомнить стихи, вроде...
Пока он рассказывал, Самгин присмотрелся и увидал, что по деревне двигается на околицу к запасному магазину густая толпа мужиков, баб, детей, — двигается не
очень шумно, а с каким-то урчащим гулом; впереди шагал небольшой, широкоплечий мужик с
толстым пучком веревки на плече.
Посмотрев в лицо Самгина тяжелым стесняющим взглядом мутноватых глаз неопределимого цвета, он взмахнул головой, опрокинул коньяк в рот и, сунув за щеку кусок сахара, болезненно наморщил
толстый нос. Бесцеремонность Пальцева, его небрежная речь, безучастный взгляд мутных глаз — все это
очень возбуждало любопытство Самгина; слушая скучный голос, он определял...
—
Очень революция, знаете, приучила к необыкновенному. Она, конечно, испугала, но учила, чтоб каждый день приходил с необыкновенным. А теперь вот свелось к тому, что Столыпин все вешает, вешает людей и все быстро отупели. Старичок
Толстой объявил: «Не могу молчать», вышло так, что и он хотел бы молчать-то, да уж такое у него положение, что надо говорить, кричать…
Сосед был плотный человек лет тридцати, всегда одетый в черное, черноглазый, синещекий, густые черные усы коротко подстрижены и подчеркнуты
толстыми губами
очень яркого цвета.
Самгин не заметил, откуда явился офицер в пальто оловянного цвета, рыжий, с
толстыми усами, он точно из стены вылез сзади Самгина и встал почти рядом с ним, сказав не
очень сильным голосом...
Это был, видимо,
очень сильный человек: древко знамени
толстое, длинное, в два человечьих роста, полотнище — бархатное, но человек держал его пред собой легко, точно свечку.
Был он ниже среднего роста,
очень худенький, в блузе цвета осенних туч и похожей на блузу Льва
Толстого; он обладал лицом подростка, у которого преждевременно вырос седоватый клинушек бороды; его черненькие глазки неприятно всасывали Клима, лицо украшал остренький нос и почти безгубый ротик, прикрытый белой щетиной негустых усов.
Пошли в угол террасы; там за трельяжем цветов, под лавровым деревом сидел у стола большой, грузный человек. Близорукость Самгина позволила ему узнать Бердникова, только когда он подошел вплоть к толстяку. Сидел Бердников, положив локти на стол и высунув голову вперед, насколько это позволяла
толстая шея. В этой позе он
очень напоминал жабу. Самгину показалось, что птичьи глазки Бердникова блестят испытующе, точно спрашивая...
Толстые щеки широкого лица оплыли, открывая
очень живые, улыбчивые глаза.
— Философствовал, писал сочинение «История и судьба», —
очень сумбурно и мрачно писал. Прошлым летом жил у него эдакий… куроед, Томилин, питался только цыплятами и овощами. Такое
толстое, злое, самовлюбленное животное. Пробовал изнасиловать девчонку, дочь кухарки, — умная девочка, между прочим, и, кажется, дочь этого, Турчанинова. Старик прогнал Томилина со скандалом. Томилин — тоже философствовал.
Через час Самгин шагал рядом с ним по панели, а среди улицы за гробом шла Алина под руку с Макаровым; за ними — усатый человек, похожий на военного в отставке, небритый, точно в плюшевой маске на сизых щеках, с
толстой палкой в руке,
очень потертый; рядом с ним шагал, сунув руки в карманы рваного пиджака, наклоня голову без шапки, рослый парень, кудрявый и весь в каких-то театрально кудрявых лохмотьях; он все поплевывал сквозь зубы под ноги себе.
Обыкновенно люди такого роста говорят басом, а этот говорил почти детским дискантом. На голове у него — встрепанная шапка полуседых волос, левая сторона лица измята глубоким шрамом, шрам оттянул нижнее веко, и от этого левый глаз казался больше правого. Со щек волнисто спускалась двумя прядями седая борода, почти обнажая подбородок и
толстую нижнюю губу. Назвав свою фамилию, он пристально, разномерными глазами посмотрел на Клима и снова начал гладить изразцы. Глаза — черные и
очень блестящие.
Прейс
очень невнятно сказал что-то о преждевременности поставленного вопроса, тогда рыженький вскочил с дивана, точно подброшенный пружинами, перебежал в угол, там с разбега бросился в кресло и, дергая бородку, оттягивая
толстую, но жидкую губу, обнажая мелкие, неровные зубы и этим мешая себе говорить, продолжал...
— «Чей стон», — не
очень стройно подхватывал хор. Взрослые пели торжественно, покаянно, резкий тенорок писателя звучал едко, в медленной песне было нечто церковное, панихидное. Почти всегда после пения шумно танцевали кадриль, и больше всех шумел писатель, одновременно изображая и оркестр и дирижера. Притопывая коротенькими,
толстыми ногами, он искусно играл на небольшой, дешевой гармонии и ухарски командовал...
«Искусство и интеллект»; потом, сообразив, что это слишком широкая тема, приписал к слову «искусство» — «русское» и, наконец, еще более ограничил тему: «Гоголь, Достоевский,
Толстой в их отношении к разуму». После этого он стал перечитывать трех авторов с карандашом в руке, и это было
очень приятно,
очень успокаивало и как бы поднимало над текущей действительностью куда-то по косой линии.
В дом прошли через кухню, — у плиты суетилась маленькая,
толстая старушка с быстрыми,
очень светлыми глазами на темном лице; вышли в зал, сыроватый и сумрачный, хотя его освещали два огромных окна и дверь, открытая на террасу.
Он стоял в первом ряду тринадцати человек, между
толстым сыном уездного предводителя дворянства и племянником доктора Любомудрова,
очень высоким и уже усатым.
Патрон был мощный человек лет за пятьдесят, с большою, тяжелой головой в шапке густых, вихрастых волос сивого цвета, с
толстыми бровями; эти брови и яркие, точно у женщины, губы, поджатые брезгливо или скептически,
очень украшали его бритое лицо актера на роли героев.
Она могла одновременно шить, читать, грызть любимые ею
толстые «филипповские» сухари с миндалем и задумчиво ставить Климу различные не
очень затейливые вопросы...
— А правда, что все они подкуплены японцами? — не
очень решительно спросила
толстая дама в золотых очках.
— Не из тех людей, которые возбуждают мое уважение, но — любопытен, — ответил Туробоев, подумав и тихонько. — Он
очень зло сказал о Кропоткине, Бакунине,
Толстом и о праве купеческого сына добродушно поболтать. Это — самое умное, что он сказал.
Однажды он шел с Макаровым и Лидией на концерт пианиста, — из дверей дворца губернатора два щеголя торжественно вывели под руки безобразно
толстую старуху губернаторшу и не
очень умело, с трудом, стали поднимать ее в коляску.
Следствие вел провинциальный чиновник, мудрец весьма оригинальной внешности, высокий, сутулый, с большой тяжелой головой, в клочьях седых волос, встрепанных, точно после драки, его высокий лоб, разлинованный морщинами, мрачно украшали густейшие серебряные брови, прикрывая глаза цвета ржавого железа, горбатый, ястребиный нос прятался в плотные и
толстые, точно литые, усы, седой волос усов
очень заметно пожелтел от дыма табака. Он похож был на военного в чине не ниже полковника.
—
Очень рад, — сказал третий, рыжеватый, костлявый человечек в
толстом пиджаке и стоптанных сапогах. Лицо у него было неуловимое, украшено реденькой золотистой бородкой, она
очень беспокоила его, он дергал ее левой рукою, и от этого
толстые губы его растерянно улыбались, остренькие глазки блестели, двигались мохнатенькие брови. Четвертым гостем Прейса оказался Поярков, он сидел в углу, за шкафом, туго набитым книгами в переплетах.
Самгин давно не беседовал с ним, и антипатия к этому человеку несколько растворилась в равнодушии к нему. В этот вечер Безбедов казался смешным и жалким, было в нем даже что-то детское.
Толстый, в синей блузе с незастегнутым воротом, с обнаженной белой пухлой шеей, с безбородым лицом, он
очень напоминал «Недоросля» в изображении бесталанного актера. В его унылой воркотне слышалось нечто капризное.
Бархатные, тупоносые сапоги на уродливо
толстых подошвах, должно быть,
очень тяжелы, но человек шагал бесшумно, его ноги, не поднимаясь от земли, скользили по ней, как по маслу или по стеклу.
Однажды Самгин стоял в Кремле, разглядывая хаотическое нагромождение домов города, празднично освещенных солнцем зимнего полудня. Легкий мороз озорниковато пощипывал уши, колючее сверканье снежинок ослепляло глаза; крыши, заботливо окутанные
толстыми слоями серебряного пуха, придавали городу вид уютный; можно было думать, что под этими крышами в светлом тепле дружно живут
очень милые люди.
От скуки Самгин сосчитал публику: мужчин оказалось двадцать три, женщин — девять.
Толстая, большеглазая, в дорогой шубе и в шляпке, отделанной стеклярусом, была похожа на актрису в роли одной из бесчисленных купчих Островского. Затем, сосчитав, что троих судят более двадцати человек, Самгин подумал, что это
очень дорогая процедура.
— Учу я, господин, вполне согласно с наукой и сочинениями Льва
Толстого, ничего вредного в моем поучении не содержится. Все
очень просто: мир этот, наш, весь — дело рук человеческих; руки наши — умные, а башки — глупые, от этого и горе жизни.
Мать сидела против него, как будто позируя портретисту. Лидия и раньше относилась к отцу не
очень ласково, а теперь говорила с ним небрежно, смотрела на него равнодушно, как на человека, не нужного ей. Тягостная скука выталкивала Клима на улицу. Там он видел, как пьяный мещанин покупал у
толстой, одноглазой бабы куриные яйца, брал их из лукошка и, посмотрев сквозь яйцо на свет, совал в карман, приговаривая по-татарски...
Поздно вечером к нему в гостиницу явился человек среднего роста,
очень стройный, но голова у него была несоразмерно велика, и поэтому он казался маленьким. Коротко остриженные, но прямые и жесткие волосы на голове торчали в разные стороны, еще более увеличивая ее. На круглом, бритом лице — круглые выкатившиеся глаза,
толстые губы, верхнюю украшали щетинистые усы, и губа казалась презрительно вздернутой. Одет он в белый китель, высокие сапоги, в руке держал солидную палку.
Кричавший стоял на парте и отчаянно изгибался, стараясь сохранить равновесие, на ногах его были огромные ботики, обладавшие самостоятельным движением, — они съезжали с парты. Слова он произносил немного картавя и
очень пронзительно. Под ним, упираясь животом в парту, стуча кулаком по ней, стоял
толстый человек, закинув голову так, что на шее у него образовалась складка, точно калач; он гудел...
Ногою в зеленой сафьяновой туфле она безжалостно затолкала под стол книги, свалившиеся на пол, сдвинула вещи со стола на один его край, к занавешенному темной тканью окну, делая все это
очень быстро. Клим сел на кушетку, присматриваясь. Углы комнаты были сглажены драпировками, треть ее отделялась китайской ширмой, из-за ширмы был виден кусок кровати, окно в ногах ее занавешено
толстым ковром тускло красного цвета, такой же ковер покрывал пол. Теплый воздух комнаты густо напитан духами.
Самгин видел, как под напором зрителей пошатывается стена городовых, он уже хотел выбраться из толпы, идти назад, но в этот момент его потащило вперед, и он очутился на площади, лицом к лицу с полицейским офицером, офицер был
толстый, скреплен ремнями, как чемодан, а лицом
очень похож на редактора газеты «Наш край».
Седые усы его росли вверх к ушам, он был
очень большой,
толстый, и экипаж был большой, а лошадь — маленькая, тощая, и бежала она мелким шагом, как старушка. Извозчик свирепо выкрикивал...
Дерево не
очень красиво; оно показалось мне похожим немного на нашу осину, только листья другие, продолговатые,
толще и глаже; при трении они издавали сильный запах камфары.
Смотритель острога был
очень высокий и
толстый, величественный человек с усами и бакенбардами, загибающимися к углам рта. Он
очень строго принял Нехлюдова и прямо объявил, что посторонним лицам свиданья без разрешенья начальника он допустить не может. На замечание Нехлюдова о том, что его пускали и в столицах, смотритель отвечал...
— Mнe Мика говорил, что вы заняты в тюрьмах. Я
очень понимаю это, — говорила она Нехлюдову. — Мика (это был ее
толстый муж, Масленников) может иметь другие недостатки, но вы знаете, как он добр. Все эти несчастные заключенные — его дети. Он иначе не смотрят на них. Il est d’une bonté [Он так добр…]…
В зале были новые лица — свидетели, и Нехлюдов заметил, что Маслова несколько раз взглядывала, как будто не могла оторвать взгляда от
очень нарядной, в шелку и бархате,
толстой женщины, которая, в высокой шляпе с большим бантом и с элегантным ридикюлем на голой до локтя руке, сидела в первом ряду перед решеткой. Это, как он потом узнал, была свидетельница, хозяйка того заведения, в котором жила Маслова.
Пока Зося дурачилась с медвежонком, который то лизал ей руки, то царапал
толстыми лапами, Половодов успел выгрузить весь запас привезенных из Узла новостей, которых было
очень немного, как всегда. Если зимой провинция скучает отчаянно, то летом она буквально задыхается от скуки.
Очень характерно, что Л.
Толстой и тогда, когда писал «Войну и мир», и тогда, когда писал свои нравственно-религиозные трактаты, был безнадежно замкнут в кругу частной точки зрения на жизнь, не желающей знать ничего, кроме индивидуальной жизни, ее радостей и горестей, ее совершенств или несовершенств.
Вся ее головка была
очень мила; даже немного
толстый и круглый нос ее не портил.
— Да, да, — промолвил тут же сидевший
толстый и краснощекий гражданин, — Ганхен наша сегодня
очень огорчена: жених ее пошел в солдаты.
Слышал я мельком от старика Бушо, что он во время революции был в Париже, мне
очень хотелось расспросить его; но Бушо был человек суровый и угрюмый, с огромным носом и очками; он никогда не пускался в излишние разговоры со мной, спрягал глаголы, диктовал примеры, бранил меня и уходил, опираясь на
толстую сучковатую палку.
— Вы их еще не знаете, — говаривала она мне, провожая киваньем головы разных
толстых и худых сенаторов и генералов, — а уж я довольно на них насмотрелась, меня не так легко провести, как они думают; мне двадцати лет не было, когда брат был в пущем фавёре, императрица меня
очень ласкала и
очень любила.
Милорадович советовал Витбергу
толстые колонны нижнего храма сделать монолитные из гранита. На это кто-то заметил графу, что провоз из Финляндии будет
очень дорого стоить.
Я
очень любил Л.
Толстого, но не любил толстовцев.