Неточные совпадения
Так, волнуясь, трепеща и блестя, она подошла
к склону
холма, скрывшись в его зарослях
от лугового пространства, но окруженная теперь истинными своими друзьями, которые — она знала это — говорят басом.
Затем, при помощи прочитанной еще в отрочестве по настоянию отца «Истории крестьянских войн в Германии» и «Политических движений русского народа», воображение создало мрачную картину: лунной ночью, по извилистым дорогам, среди полей, катятся
от деревни
к деревне густые, темные толпы, окружают усадьбы помещиков, трутся о них; вспыхивают огромные костры огня, а люди кричат, свистят, воют, черной массой катятся дальше, все возрастая, как бы поднимаясь из земли; впереди их мчатся табуны испуганных лошадей, сзади умножаются
холмы огня, над ними — тучи дыма, неба — не видно, а земля — пустеет, верхний слой ее как бы скатывается ковром, образуя все новые, живые, черные валы.
Роща редела, отступая
от дороги в поле, спускаясь в овраг; вдали, на
холме, стало видно мельницу, растопырив крылья, она как бы преграждала путь. Самгин остановился, поджидая лошадей, прислушиваясь
к шелесту веток под толчками сыроватого ветра, в шелест вливалось пение жаворонка. Когда лошади подошли, Клим увидал, что грязное колесо лежит в бричке на его чемодане.
Отчего же Ольга не трепещет? Она тоже шла одиноко, незаметной тропой, также на перекрестке встретился ей он, подал руку и вывел не в блеск ослепительных лучей, а как будто на разлив широкой реки,
к пространным полям и дружески улыбающимся
холмам. Взгляд ее не зажмурился
от блеска, не замерло сердце, не вспыхнуло воображение.
Залив Рында находится под 44° 41' с. ш. и 136° 31' в. д.
от Гринвича и состоит из двух заливов: северного, именуемого Джигитом, и южного — Пластун. Оба они открыты со стороны моря и потому во время непогоды не всегда дают судам защиту. Наибольшая глубина их равна 25–28 м. Горный хребет, разделяющий оба упомянутых залива, состоит из кварцевого порфира и порфирита с включением вулканического стекла. Чем ближе
к морю, тем горы становятся ниже и на самом берегу представляются
холмами высотой
от 400 до 580 м.
Круглые, низкие
холмы, распаханные и засеянные доверху, разбегаются широкими волнами; заросшие кустами овраги вьются между ними; продолговатыми островами разбросаны небольшие рощи;
от деревни до деревни бегут узкие дорожки; церкви белеют; между лозниками сверкает речка, в четырех местах перехваченная плотинами; далеко в поле гуськом торчат драхвы; старенький господский дом со своими службами, фруктовым садом и гумном приютился
к небольшому пруду.
Мы посоветовались и решили оставить тропу и пойти целиной. Взобравшись на первую попавшуюся сопку, мы стали осматриваться. Впереди, в 4 км
от нас, виднелся залив Пластун; влево — высокий горный хребет, за которым, вероятно, должна быть река Синанца; сзади — озеро Долгое, справа — цепь размытых
холмов, за ними — море. Не заметив ничего подозрительного, я хотел было опять вернуться на тропу, но гольд посоветовал спуститься
к ключику, текущему
к северу, и дойти по нему до реки Тхетибе.
Опасаясь, что дождь будет затяжным и в палатке придется сидеть, как под арестом, я решил, пока еще сухо, погулять по ближайшим окрестностям, не уходя далеко
от бивака. Я пошел по тропе, протоптанной медведями, но скоро ее потерял; тогда я направился целиною
к соседним
холмам.
Как устаешь там жить и как отдыхаешь душой здесь, в этой простой, несложной, немудреной жизни! Сердце обновляется, грудь дышит свободнее, а ум не терзается мучительными думами и нескончаемым разбором тяжебных дел с сердцем: и то, и другое в ладу. Не над чем задумываться. Беззаботно, без тягостной мысли, с дремлющим сердцем и умом и с легким трепетом скользишь взглядом
от рощи
к пашне,
от пашни
к холму, и потом погружаешь его в бездонную синеву неба».
И вся толпа двинулась за Серебряным и перевалилась через
холм, заграждавший им дотоле неприятельские костры. Тогда новое неожиданное зрелище поразило их очи. Справа
от татарского стана змеился по степи огонь, и неправильные узоры его, постепенно расширяясь и сливаясь вместе, ползли все ближе и ближе
к стану.
Вот и мы трое идем на рассвете по зелено-серебряному росному полю; слева
от нас, за Окою, над рыжими боками Дятловых гор, над белым Нижним Новгородом, в
холмах зеленых садов, в золотых главах церквей, встает не торопясь русское ленивенькое солнце. Тихий ветер сонно веет с тихой, мутной Оки, качаются золотые лютики, отягченные росою, лиловые колокольчики немотно опустились
к земле, разноцветные бессмертники сухо торчат на малоплодном дерне, раскрывает алые звезды «ночная красавица» — гвоздика…
В бескрасочной мутной дали полинявших полей, на краю неба стояла горой синеватая туча,
от неё лениво отрывались тяжёлые клочья и ползли
к городу низко над
холмами.
Кроткий весенний день таял в бледном небе, тихо качался прошлогодний жухлый бурьян, с поля гнали стадо, сонно и сыто мычали коровы. Недавно оттаявшая земля дышала сыростью, обещая густые травы и много цветов. Бил бондарь, скучно звонили
к вечерней великопостной службе в маленький, неубедительный, но крикливый колокол. В монастырском саду копали гряды, был слышен молодой смех и говор огородниц; трещали воробьи, пел жаворонок, а
от холмов за городом поднимался лёгкий голубой парок.
Сжатая рожь, бурьян, молочай, дикая конопля — все, побуревшее
от зноя, рыжее и полумертвое, теперь омытое росою и обласканное солнцем, оживало, чтоб вновь зацвести. Над дорогой с веселым криком носились старички, в траве перекликались суслики, где-то далеко влево плакали чибисы. Стадо куропаток, испуганное бричкой, вспорхнуло и со своим мягким «тррр» полетело
к холмам. Кузнечики, сверчки, скрипачи и медведки затянули в траве свою скрипучую монотонную музыку.
Сгущаясь, сумрак прячет в теплом объятии своем покорно приникшие
к земле белые и красные дома, сиротливо разбросанные по
холмам. Сады, деревья, трубы — всё вокруг чернеет, исчезает, раздавленное тьмою ночи, — точно пугаясь маленькой фигурки с палкой в руке, прячась
от нее или играя с нею.
Недалеко
от мельницы Назарова, на пути реки Боломы, встал высокий
холм — река срезала половину его, обнажив солнцу и воздуху яркие полосы цветных глин, отложила смытую землю в русло своё, наметала острый мыс и, круто обогнув его вершину, снова прижалась
к пёстрому берегу.
Шальная пуля сделала свое дело. Четверо солдат с носилками бросились
к раненому. Вдруг на одном из
холмов, в стороне
от пункта, на который велась атака, показались маленькие фигурки людей и лошадей, и тотчас же оттуда вылетел круглый и плотный клуб дыма, белого, как снег.
Пологий берег
к. юго-западу
от мыса Аку слагается из невысоких
холмов, спускающихся широкими и пологими скатами
к морю и местами переходящих даже в равнины. На этом протяжений в море впадают небольшие речки: Нагача, Ичача, Ича, Уо и река Спасения.
Сначала он страшно обрадовался, что его командируют
к генералу. Юноша помнил прекрасно, что сарай, в котором он оставил раненую девушку, находился всего в какой-нибудь полуверсте
от горы. Стало быть он, служа проводником командируемой туда батарее и доведя артиллеристов до
холма, найдет возможность завернуть по дороге за дорогой раненой. И вот новое разочарование! Капитан Любавин требовал его обратно сюда. И впервые недоброе чувство шевельнулось на миг в сердце Игоря.
В каюте стоял двойственный полусвет. Круглые оконца пропускали его с одной стороны, другая была теневая,
от высоких
холмов. Пароход шел близко
к берегу.
Но таких счастливцев было немного, сравнительно с огромными массами, покрывшими надбережные
холмы, начиная
от Выдубицкого монастыря и Аскольдовой могилы до террас, прилегающих
к монастырю Михайловскому.
Скоро
холмы начинают редеть, и между льдинами показывается темная, стремительно бегущая вода. Теперь обман исчезает и вы начинаете видеть, что двигается не мост, а река.
К вечеру река уже почти совсем чиста
от льда; изредка попадаются на ней отставшие льдины, но их так мало, что они не мешают фонарям глядеться в воду, как в зеркало.
Там же,
к югу
от реки, среди низкого луга, возвышается
холм, насыпанный, по преданию, руками девичьими для царской палатки.
Прямо за речкою, в средине разлившейся широко долины, встал продолговатый
холм с рощею, как островок; несколько правее, за семь верст, показывается вполовину из-за горы кирка нейгаузенская, отдаленная
от русского края и ужасов войны, посещавших некогда замок; далее видны сизые, неровные возвышения
к Оденпе, мызы и кирки.
Для заседателя было ясно, что покойный был убит из ружья, что убийца, шедший
от поселка, поджидал свою жертву на дороге, следовательно знал, что покойный должен идти по ней, и выстрелил, подбежав
к нему спереди, почти в упор, а затем оттащил труп
от дороги
к холму. Оставалось узнать, кто был убийцей и кто убитый.
Невдалеке
от дороги, на берегу, был небольшой
холм, поросший травою. Егор Никифоров осторожно перетащил
к нему раненого и положил его.
И нет уж Минваны…
Когда
от потоков,
холмов и полей
Восходят туманы
И светит, как в дыме, луна без лучей,
Две видятся тени:
Слиявшись, летят
К знакомой им сени…
И дуб шевелится, и струны звучат.