Неточные совпадения
На Сахалине я застал разговор о новом проектированном округе; говорили о нем, как о земле Ханаанской, потому что на плане через весь этот округ вдоль реки Пороная лежала дорога на юг; и предполагалось, что в новый округ будут переведены каторжники, живущие теперь в Дуэ и в Воеводской тюрьме, что после переселения останется одно только
воспоминание об этих
ужасных местах, что угольные копи отойдут
от общества «Сахалин», которое давно уже нарушило контракт, и добыча угля будет производиться уже не каторжными, а поселенцами на артельных началах.
И вот, в час веселья, разгула, гордых
воспоминаний о битвах и победах, в шуме музыки и народных игр пред палаткой царя, где прыгали бесчисленные пестрые шуты, боролись силачи, изгибались канатные плясуны, заставляя думать, что в их телах нет костей, состязаясь в ловкости убивать, фехтовали воины и шло представление со слонами, которых окрасили в красный и зеленый цвета, сделав этим одних —
ужасными и смешными — других, — в этот час радости людей Тимура, пьяных
от страха пред ним,
от гордости славой его,
от усталости побед, и вина, и кумыса, — в этот безумный час, вдруг, сквозь шум, как молния сквозь тучу, до ушей победителя Баязета-султана [Баязет-султан — Боязид 1, по прозвищу Йылдырым — «Молния» (1347–1402).
Езда зимой на своих, по проселочным дорогам тогдашней Уфимской губернии, где, по целым десяткам верст, не встречалось иногда ни одной деревни, представляется мне теперь в таком
ужасном виде; что сердце замирает
от одного
воспоминания.
Труднее было ему удалить
от себя другое, милое
воспоминание: часто думал он о графини D., воображал ее справедливое негодование, слезы и уныние…. но иногда мысль
ужасная стесняла его грудь: рассеяние большого света, новая связь, другой счастливец — он содрогался; ревность начинала бурлить в африканской его крови, и горячие слёзы готовы были течь по его черному лицу.
Тяжелый сон!
Ужасные во мне
воспоминаньяОстались
от него.
Разумеется, все эти нынешние мои
воспоминания охватывают один небольшой район нашей ближайшей местности (Орловский, Мценский и Малоархангельскии уезды) и отражаются в моей памяти только в той форме, в какой они могли быть доступны «барчуку», жившему под родительским крылом, в защищенном
от бедствия господском доме, — и потом
воспоминания эти так неполны, бессвязны, отрывочны и поверхностны, что они отнюдь не могут представить многостороннюю картину народного бедствия, но в них все-таки, может быть, найдется нечто пригодное к тому, чтобы представить хоть кое-что из тех обстоятельств, какими сопровождалась
ужасная зима в глухой, бесхлебной деревеньке сороковых годов.
Значительно более того, что я помню из тогдашнего времени, как непосредственный свидетель событий, я слышал многое после
от старших, которые долго не забывали ту голодовку и часто обращались к этому
ужасному времени со своими
воспоминаниями в рассказах по тому или другому подходившему случаю.
Все более и более удаляясь
от Петербурга, города, где он пережил столько тяжелых минут и
ужасных треволнений, он даже не думал о возврате на берега Невы. Но те же самые лошади, которые уносили его
от места, полного для него роковыми
воспоминаниями, с каждым часом приближали его к другому, еще более страшному для него месту, месту, где находился его отец.
И тебе давно пора удалиться
от этих
ужасных воспоминаний.