Неточные совпадения
Этот маленький эпизод доставил мне минуту иронического торжества, восстановив воспоминание о
вере отца и легкомысленном
отрицании капитана. Но все же основы моего мировоззрения вздрагивали. И не столько от прямой полемики, сколько под косвенным влиянием какого-то особенного веяния от нового миросозерцания.
В таком настроении я встретился с Авдиевым. Он никогда не затрагивал религиозных вопросов, но год общения с ним сразу вдвинул в мой ум множество образов и идей… За героем «Подводного камня» прошел тургеневский Базаров. В его «
отрицании» мне чуялась уже та самая спокойная непосредственность и уверенность, какие были в
вере отца…
Но волевые корни позитивизма и гностицизма те же —
отрицание свободного акта
веры, требование, чтобы все вещи стали видимыми и тогда лишь опознанными.
И если свойства эти не противны свободе и не должны вести к принуждению и насилию, то потому только, что свобода входит в содержание христианской
веры, что религия Христа исключительна в своем утверждении свободы и нетерпима в своем
отрицании рабства, насилия и принуждения.
Насилие и принуждение в делах
веры и совести есть подчинение порядку природы и
отрицание порядка благодати.
— Это уж их дело, а не мое! — резко перебил его Марфин. — Но я написал, что я христианин и масон, принадлежу к такой-то ложе… Более двадцати лет исполняю в ней обязанности гроссмейстера… Между господами энциклопедистами и нами вражды мелкой и меркантильной не существует, но есть вражда и несогласие понятий: у нас, масонов, — бог, у них — разум; у нас —
вера, у них — сомнение и
отрицание; цель наша — устройство и очищение внутреннего человека, их цель — дать ему благосостояние земное…
Если в прежнее время, во времена Рима, в Средние века, случалось, что христианин, исповедуя свое учение, отказывался от участия в жертвах, от поклонения императорам, богам, или в Средние века от поклонения иконам, от признания папской власти, то
отрицания эти, во-первых, были случайны: человек мог быть поставлен в необходимость исповедания своей
веры и мог прожить жизнь, не будучи поставлен в эту необходимость.
— Что ты — и все вы — говорите человеку? Человек, — говорите вы, — ты плох, ты всесторонне скверен, ты погряз во грехах и скотоподобен. Он верит вам, ибо вы не только речами, но и поступками свидетельствуете ваше
отрицание доброго начала в человеке, вы отовсюду внушаете ему безнадёжность, убеждая его в неодолимой силе зла, вы в корне подрываете его
веру в себя, в творящее начало воли его, и, обескрылив человека, вы, догматики, повергаете его ещё глубже в грязь.
Перед увлечением неизвестным идеалом, перед обольщением мечты, он трезво остановится, как остановился перед бессмысленным
отрицанием «законов, совести и
веры» в болтовне Репетилова, и скажет свое...
И неужели это будет
отрицание народного достоинства, нелюбовь к родине, если благородный человек расскажет, как благочестивый народ разгоняют от святых икон, которым он искренне верует и поклоняется, для того, чтобы очистить место для генеральши Дарьи Михайловны, небрежно говорящей, что c'est joli; или как полуграмотный писарь глумится над простодушной
верой старика, уверяя, что «простой человек, окроме как своего невежества, натурального естества ни в жизнь произойти не в силах»; или как у истомленных, умирающих от жажды странниц отнимают ото рта воду, чтобы поставить серебряный самовар Ивана Онуфрича Хрептюгина.
Действительность на каждом шагу опровергает такое представление о врачах, и люди от слепой
веры в медицину переходят к ее полному
отрицанию.
Но объединяет их и его главное — глубокое, неистовое
отрицание «лика мира сего», неспособность примириться с ним, светлая
вера в то, что гармония жизни доступна человеку и что она может быть, должна быть добыта.
Но его сближает с коммунизмом крайний активизм,
вера во всемогущество техники, проповедь коллективного, общего дела, вражда к капитализму, проективизм, тоталитарность в отношении к жизни, склонность к регуляции и к планам мирового масштаба,
отрицание теоретической мысли, умозрения, оторванного от практического дела, признание труда основой жизни.
Отрицание первой свободы, свободы в
вере, в принятии истины должно вести к учению о предопределении.
Пять лет тому назад я служил
отрицанию собственности; последней моей
верой было непротивление злу.
Мир католический соблазнился свободой, склонялся к
отрицанию свободы,
отрицанию свободы
веры, свободы совести, к насилию в истине и добре.
Но среди мрачных явлений и недобрых дел, несколько отрадно проявление не совсем угасших чувств и совести,
веры и сознания долга. Дерзость и бесчеловечие не имели границ, но
отрицание долга повиновения не дерзало явно обнаруживаться. Напротив, проявлялось сознание необходимости подчинения и остались нерушимыми благоговейный страх и
вера в святость церкви и верховной власти.
— Я так понимаю, что
вера есть способность духа. Она все равно что талант: с нею надо родиться. Насколько я могу судить по себе, по тем людям, которых видал на своем веку, по всему тому, что творилось вокруг, эта способность присуща русским людям в высочайшей степени. Русская жизнь представляет из себя непрерывный ряд верований и увлечений, а неверия или
отрицания она еще, ежели желаете знать, и не нюхала. Если русский человек не верит в бога, то это значит, что он верует во что-нибудь другое.
Только гораздо позднее я был приведен к необходимости
веры себе и к
отрицанию тех двух страшных обманов, держащих людей нашего времени в своей власти и производящих все те бедствия, от которых страдает человечество: обман церковный и обман научный.