Неточные совпадения
На третий день,
отпустив пастуха, отправились в середку, но тут ожидало бригадира
уже настоящее торжество.
— Не могу, — отвечал Левин. — Ты постарайся, войди в в меня, стань на точку зрения деревенского жителя. Мы в деревне стараемся привести свои руки в такое положение, чтоб удобно было ими работать; для этого обстригаем ногти, засучиваем иногда рукава. А тут люди нарочно
отпускают ногти, насколько они могут держаться, и прицепляют в виде запонок блюдечки, чтоб
уж ничего нельзя было делать руками.
Алексей Александрович, окончив подписку бумаг, долго молчал, взглядывая на Михаила Васильевича, и несколько раз пытался, но не мог заговорить. Он приготовил
уже фразу: «вы слышали о моем горе?» Но кончил тем, что сказал, как и обыкновенно: «так вы это приготовите мне», и с тем
отпустил его.
— Нет, ты
уж, пожалуйста, меня-то
отпусти, — говорил белокурый, — мне нужно домой.
Герой наш поворотился в ту ж минуту к губернаторше и
уже готов был
отпустить ей ответ, вероятно ничем не хуже тех, какие
отпускают в модных повестях Звонские, Линские, Лидины, Гремины и всякие ловкие военные люди, как, невзначай поднявши глаза, остановился вдруг, будто оглушенный ударом.
«Ежели мы нынче едем, то, верно, классов не будет; это славно! — думал я. — Однако жалко Карла Иваныча. Его, верно,
отпустят, потому что иначе не приготовили бы для него конверта…
Уж лучше бы век учиться да не уезжать, не расставаться с матушкой и не обижать бедного Карла Иваныча. Он и так очень несчастлив!»
— Отчего ж, ты думаешь, будет им добрая защита? — сказали козаки, зная, что Попович, верно,
уже готовился что-нибудь
отпустить.
Квартирная хозяйка его две недели как
уже перестала ему
отпускать кушанье, и он не подумал еще до сих пор сходить объясниться с нею, хотя и сидел без обеда.
Он стоял пред нею в двух шагах, ждал и смотрел на нее с дикою решимостью, воспаленно-страстным, тяжелым взглядом. Дуня поняла, что он скорее умрет, чем
отпустит ее. «И… и,
уж конечно, она убьет его теперь, в двух шагах!..»
Мне надо быть на похоронах того самого раздавленного лошадьми чиновника, про которого вы… тоже знаете… — прибавил он, тотчас же рассердившись за это прибавление, а потом тотчас же еще более раздражившись, — мне это все надоело-с, слышите ли, и давно
уже… я отчасти от этого и болен был… одним словом, — почти вскрикнул он, почувствовав, что фраза о болезни еще более некстати, — одним словом: извольте или спрашивать меня, или
отпустить сейчас же… а если спрашивать, то не иначе как по форме-с!
Гаврило. Да
уж я, Василий Данилыч, все заготовлю, что требуется; у меня и кастрюлечка серебряная водится для таких оказий,
уж я и своих людей с вами
отпущу.
Уж налит.
Шнуровку
отпусти вольнее,
Виски ей уксусом потри,
Опрыскивай водой. — Смотри:
Свободнее дыханье стало.
Повеять чем?
Аркадий танцевал плохо, как мы
уже знаем, а Базаров вовсе не танцевал: они оба поместились в уголке; к ним присоединился Ситников. Изобразив на лице своем презрительную насмешку и
отпуская ядовитые замечания, он дерзко поглядывал кругом и, казалось, чувствовал истинное наслаждение. Вдруг лицо его изменилось, и, обернувшись к Аркадию, он, как бы с смущением, проговорил: «Одинцова приехала».
— Да видишь ли, мы у саечника ведь только в одну пору, всё в обед встречаемся. А тогда
уже поздно будет, — так я его теперь при себе веду и не
отпущу до завтрего. В мои годы, конечно,
уже об этом никто ничего дурного подумать не может, а за ним надо смотреть, потому что я должна ему сейчас же все пятьсот рублей отдать, и без всякой расписки.
Мать его и бабушка
уже ускакали в это время за сто верст вперед. Они слегка и прежде всего порешили вопрос о приданом, потом перешли к участи детей, где и как им жить; служить ли молодому человеку и зимой жить в городе, а летом в деревне — так настаивала Татьяна Марковна и ни за что не соглашалась на предложение Марьи Егоровны —
отпустить детей в Москву, в Петербург и даже за границу.
В виде гарантии я давал ему слово, что если он не захочет моих условий, то есть трех тысяч, вольной (ему и жене, разумеется) и вояжа на все четыре стороны (без жены, разумеется), — то пусть скажет прямо, и я тотчас же дам ему вольную,
отпущу ему жену, награжу их обоих, кажется теми же тремя тысячами, и
уж не они от меня уйдут на все четыре стороны, а я сам от них уеду на три года в Италию, один-одинехонек.
«Зачем я здесь? А если
уж понесло меня сюда, то зачем я не воспользовался минутным расположением адмирала
отпустить меня и не уехал? Ах, хоть бы опять заболели зубы и голова!» — мысленно вопил я про себя, отвращая взгляд от шканечного журнала.
Нехлюдов попросил приказчика
отпустить коров, а сам ушел опять в сад додумывать свою думу, но думать теперь
уже нечего было. Всё это было ему теперь так ясно, что он не мог достаточно удивляться тому, как люди не видят и он сам так долго не видел того, что так очевидно ясно.
Антонида Ивановна тихонько засмеялась при последних словах, но как-то странно, даже немного болезненно, что
уж совсем не шло к ее цветущей здоровьем фигуре. Привалов с удивлением посмотрел на нее. Она тихо опустила глаза и сделала серьезное лицо. Они прошли молча весь зал, расталкивая публику и кланяясь знакомым. Привалов чувствовал, что мужчины с удивлением следили глазами за его дамой и
отпускали на ее счет разные пикантные замечания, какие делаются в таких случаях.
Тот приходил, и Федор Павлович заговаривал о совершеннейших пустяках и скоро
отпускал, иногда даже с насмешечкой и шуточкой, а сам, плюнув, ложился спать и спал
уже сном праведника.
— Страшный стих, — говорит, — нечего сказать, подобрали. — Встал со стула. — Ну, — говорит, — прощайте, может, больше и не приду… в раю увидимся. Значит, четырнадцать лет, как
уже «впал я в руки Бога живаго», — вот как эти четырнадцать лет, стало быть, называются. Завтра попрошу эти руки, чтобы меня
отпустили…
— Что Поляков? Потужил, потужил — да и женился на другой, на девушке из Глинного. Знаете Глинное? От нас недалече. Аграфеной ее звали. Очень он меня любил, да ведь человек молодой — не оставаться же ему холостым. И какая
уж я ему могла быть подруга? А жену он нашел себе хорошую, добрую, и детки у них есть. Он тут у соседа в приказчиках живет: матушка ваша по пачпорту его
отпустила, и очень ему, слава Богу, хорошо.
Последний дворовый человек чувствовал свое превосходство над этим бродягой и, может быть, потому именно и обращался с ним дружелюбно; а мужики сначала с удовольствием загоняли и ловили его, как зайца в поле, но потом
отпускали с Богом и, раз узнавши чудака,
уже не трогали его, даже давали ему хлеба и вступали с ним в разговоры…
Вот я тебе покажу людей!» Во мгновение ока дама взвизгнула и упала в обморок, а Nicolas постиг, что не может пошевельнуть руками, которые притиснуты к его бокам, как железным поясом, и что притиснуты они правою рукою Кирсанова, и постиг, что левая рука Кирсанова, дернувши его за вихор,
уже держит его за горло и что Кирсанов говорит: «посмотри, как легко мне тебя задушить» — и давнул горло; и Nicolas постиг, что задушить точно легко, и рука
уже отпустила горло, можно дышать, только все держится за горло.
— Нет, маменька. Я
уж давно сказала вам, что не буду целовать вашей руки. А теперь
отпустите меня. Я, в самом деле, чувствую себя дурно.
Далеко ли отсюда до города, а
отпустишь, бывало, покойницу Леночку к знакомым вечером повеселиться: «Я, маменька, в одиннадцать часов возвращусь», — а я
уж с десяти часов сяду у окна да и сижу.
— Ишь печальник нашелся! — продолжает поучать Анна Павловна, —
уж не на все ли четыре стороны тебя
отпустить? Сделай милость, воруй, голубчик, поджигай, грабь! Вот ужо в городе тебе покажут… Скажите на милость! целое утро словно в котле кипела, только что отдохнуть собралась — не тут-то было! солдата нелегкая принесла, с ним валандаться изволь! Прочь с моих глаз… поганец! Уведите его да накормите, а не то еще издохнет, чего доброго! А часам к девяти приготовить подводу — и с богом!
После этого я
уже не видал тетеньки Раисы Порфирьевны, но она жила еще долго. Выкормив Сашеньку в меру взрослой девицы, выдала ее замуж за «хорошего» человека, но не
отпустила от себя, а приняла зятя в дом. Таким образом, мечты ее осуществились вполне.
— Это что за новости! Без году неделя палку в руки взял, а
уж поговаривать начал! Захочу
отпустить — и сама догадаюсь. Знать ничего не хочу! Хошь на ладонях у себя вывейте зерно, а чтоб было готово!
Здесь ставят пиявки, отворяют кровь, стригут и бреют Баранов», а
уж тоже козлиную бородку
отпустил и тоже кричит, завивая приказчика из Ножевой линии...
Столовка была открыта ежедневно, кроме воскресений, от часу до трех и всегда была полна. Раздетый, прямо из классов, наскоро прибегает сюда ученик, берет тарелку и металлическую ложку и прямо к горящей плите, где подслеповатая старушка Моисеевна и ее дочь
отпускают кушанья. Садится ученик с горячим за стол, потом приходит за вторым, а потом
уж платит деньги старушке и уходит. Иногда, если денег нет, просит подождать, и Моисеевна верила всем.
Но меня
уже ждал законоучитель. Он
отпустил одного исповедника и смотрел на кучку старших учеников, которые как-то сжимались под его взглядом. Никто не выступал. Глаза его остановились на мне; я вышел из ряда…
Кажется, это была первая вполне
уже ясная форма, в которой я услышал о предстоящем освобождении крестьян. Тревожное, неуловимое предсказание чудновской мары — «щось буде» — облекалось в определенную идею: царь хочет отнять у помещиков крестьян и
отпустить на волю…
К экзаменам брат так и не приступал. Он
отпустил усики и бородку, стал носить пенсне, и в нем вдруг проснулись инстинкты щеголя. Вместо прежнего увальня, сидевшего целые дни над книгами, он представлял теперь что-то вроде щеголеватого дэнди, в плоеных манишках и лакированных сапогах. «Мне нужно бывать в обществе, — говорил он, — это необходимо для моей работы». Он посещал клубы, стал отличным танцором и имел «светский» успех… Всем давно
уже было известно, что он «сотрудник Трубникова», «литератор».
—
Уж это вы кого другого не
отпускайте, Прасковья Ивановна, а я-то в таких делах ни при чем.
Один просит, чтобы его
отпустили, и клянется, что
уж больше не будет бегать; другой просит, чтобы сняли с него кандалы; третий жалуется, что ему дают мало хлеба.
Ванюха теперь пришед сказывал, что отец
уж отпускает его ко мне в дом.
Нет! Я еще не приказал…
Княгиня! здесь я — царь!
Садитесь! Я
уже сказал,
Что знал я графа встарь,
А граф… хоть он вас
отпустил,
По доброте своей,
Но ваш отъезд его убил…
Вернитесь поскорей!
Я, признаюсь, даже нарочно его от себя
отпущу, как мы
уже и условились по приезде тотчас же разойтись в разные стороны, чтоб удобнее изловить господина Фердыщенка.
Он больше ничего, как ахал и охал, и князь скоро
отпустил его, но все-таки тот попробовал порасспросить о вчерашнем припадке, хотя и видно было, что об этом он
уже знает в подробностях.
Случился странный анекдот с одним из отпрысков миновавшего помещичьего нашего барства (de profundis!), из тех, впрочем, отпрысков, которых еще деды проигрались окончательно на рулетках, отцы принуждены были служить в юнкерах и поручиках и, по обыкновению, умирали под судом за какой-нибудь невинный прочет в казенной сумме, а дети которых, подобно герою нашего рассказа, или растут идиотами, или попадаются даже в уголовных делах, за что, впрочем, в видах назидания и исправления, оправдываются присяжными; или, наконец, кончают тем, что
отпускают один из тех анекдотов, которые дивят публику и позорят и без того
уже довольно зазорное время наше.
Я
уже перестал проситься, и вдруг совершенно неожиданно мать
отпустила меня один раз с отцом и Федором посмотреть на эту охоту.
Из рассказов их и разговоров с другими я узнал, к большой моей радости, что доктор Деобольт не нашел никакой чахотки у моей матери, но зато нашел другие важные болезни, от которых и начал было лечить ее; что лекарства ей очень помогли сначала, но что потом она стала очень тосковать о детях и доктор принужден был ее
отпустить; что он дал ей лекарств на всю зиму, а весною приказал пить кумыс, и что для этого мы поедем в какую-то прекрасную деревню, и что мы с отцом и Евсеичем будем там
удить рыбку.
Бабушка очень неохотно, хотя
уже беспрекословно,
отпускала нас и взяла с отца слово, что мы к Покрову воротимся домой.
Я ничего не читал и не писал в это время, и мать всякий день
отпускала меня с Евсеичем
удить: она
уже уверилась в его усердии и осторожности.
Мы ездили за клубникой целым домом, так что только повар Макей оставался в своей кухне, но и его
отпускали после обеда, и он всегда возвращался
уже к вечеру с огромным кузовом чудесной клубники.
Впоследствии я нашел, что Ик ничем не хуже Демы; но тогда я не в состоянии был им восхищаться: мысль, что мать
отпустила меня против своего желания, что она недовольна, беспокоится обо мне, что я отпущен на короткое время, что сейчас надо возвращаться, — совершенно закрыла мою душу от сладких впечатлений великолепной природы и
уже зародившейся во мне охоты, но место, куда мы приехали, было поистине очаровательно!
На третий день мне так
уже захотелось
удить, что я, прикрываясь своим детским возрастом, от которого, однако, в иных случаях отказывался, выпросился у матери на пруд поудить с отцом, куда с одним Евсеичем меня бы не
отпустили.
Она сказала, что,
отпуская меня, и не воображала, что я сам стану
удить.