Неточные совпадения
— Есть. До свиданья, Крафт; благодарю вас и жалею, что вас утрудил! Я бы, на вашем
месте, когда у самого такая Россия
в голове, всех бы к черту
отправлял: убирайтесь, интригуйте, грызитесь про себя — мне какое дело!
У Вусуна обыкновенно останавливаются суда с опиумом и отсюда
отправляют свой товар на лодках
в Шанхай, Нанкин и другие города. Становилось все темнее; мы шли осторожно. Погода была пасмурная. «Зарево!» — сказал кто-то.
В самом деле налево, над горизонтом, рдело багровое пятно и делалось все больше и ярче. Вскоре можно было различить пламя и вспышки — от выстрелов.
В Шанхае — сражение и пожар, нет сомнения! Это помогло нам определить свое
место.
Третий, пятый, десятый и так далее дни текли однообразно. Мы читали, гуляли, рассеянно слушали пальбу инсургентов и империалистов, обедали три раза
в день, переделали все свои дела,
отправили почту, и, между прочим, адмирал
отправил курьером
в Петербург лейтенанта Кроуна с донесениями, образчиками товаров и прочими результатами нашего путешествия до сих
мест. Стало скучно. «Куда бы нибудь
в другое
место пора! — твердили мы. — Всех здесь знаем, и все знают нас. Со всеми кланяемся и разговариваем».
Возмущало Нехлюдова, главное, то, что
в судах и министерствах сидели люди, получающие большое, собираемое с народа жалованье за то, что они, справляясь
в книжках, написанных такими же чиновниками, с теми же мотивами, подгоняли поступки людей, нарушающих написанные ими законы, под статьи, и по этим статьям
отправляли людей куда-то
в такое
место, где они уже не видали их, и где люди эти
в полной власти жестоких, огрубевших смотрителей, надзирателей, конвойных миллионами гибли духовно и телесно.
Черный хлеб, калачи и сайки ежедневно
отправляли в Петербург к царскому двору. Пробовали печь на
месте, да не выходило, и старик Филиппов доказывал, что
в Петербурге такие калачи и сайки не выйдут.
В 1888 г.
в одном из своих приказов (№ 280) генерал Кононович, ввиду того что ни
в Тымовском, ни
в Александровском округах нет уже
места для отвода участков, между тем как число нуждающихся
в них быстро возрастает, предложил «немедленно организовать партии из благонадежных ссыльнокаторжных под надзором вполне расторопных, более опытных
в этом деле и грамотных надзирателей или даже чиновников, и таковые
отправлять к отысканию
мест, годных под поселения».
В Ключевском заводе уже было открыто свое волостное правление, и крепостных разбойников
отправили туда. За ними двинулась громадная толпа, так что, когда шли по плотине, не осталось
места для проезда. Разбойники пришли сами «объявиться».
Сегодня
в четыре часа после обеда Петр Лукич
отправил в дом покойной жены свой ветхий гардероб и книги. Сегодня же он проведет первую ночь вне училищного флигеля, уступая новому смотрителю вместе с
местом и свою радость, свою красавицу Женни.
Он еще завернул раза три к маркизе и всякий раз заставал у нее Сахарова. Маркиза ему искала
места. Розанову она тоже взялась протежировать и отдала ему самому письмо для отправления
в Петербург к одному важному лицу. Розанов
отправил это письмо, а через две недели к нему заехал Рациборский и привез известие, что Розанов определен ординатором при одной гражданской больнице; сообщая Розанову это известие, Рациборский ни одним словом не дал почувствовать Розанову, кому он обязан за это определение.
На судне все разделяли это мнение, и один из пассажиров, человек склонный к философским обобщениям и политической шутливости, заметил, что он никак не может понять: для чего это неудобных
в Петербурге людей принято
отправлять куда-нибудь
в более или менее отдаленные
места, от чего, конечно, происходит убыток казне на их провоз, тогда как тут же, вблизи столицы, есть на Ладожском берегу такое превосходное
место, как Корела, где любое вольномыслие и свободомыслие не могут устоять перед апатиею населения и ужасною скукою гнетущей, скупой природы.
И насилу его высокопреосвященство добились, что он повинился: «Виноват, — говорит, —
в одном, что сам, слабость душевную имея и от отчаяния думая, что лучше жизни себя лишить, я всегда на святой проскомидии за без покаяния скончавшихся и руки на ся наложивших молюсь…» Ну, тут владыко и поняли, что то за тени пред ним
в видении, как тощие гуси, плыли, и не восхотели радовать тех демонов, что впереди их спешили с губительством, и благословили попика: «Ступай, — изволили сказать, — и к тому не согрешай, а за кого молился — молись», — и опять его на
место отправили.
Когда вскоре за тем пани Вибель вышла, наконец, из задних комнат и начала танцевать французскую кадриль с инвалидным поручиком, Аггей Никитич долго и пристально на нее смотрел, причем открыл
в ее лице заметные следы пережитых страданий, а
в то же время у него все более и более созревал задуманный им план, каковый он намеревался начать с письма к Егору Егорычу, написать которое Аггею Никитичу было нелегко, ибо он заранее знал, что
в письме этом ему придется много лгать и скрывать; но могущественная властительница людей — любовь — заставила его все это забыть, и Аггей Никитич
в продолжение двух дней, следовавших за собранием, сочинил и
отправил Марфину послание,
в коем с разного рода экивоками изъяснил, что, находясь по отдаленности
места жительства Егора Егорыча без руководителя на пути к масонству, он, к великому счастию своему, узнал, что
в их городе есть честный и добрый масон — аптекарь Вибель…
Все, разумеется, изъявили на это согласие, и через неделю же Вибель прислал откупщику мало что разрешение от Кавинина, но благодарность, что для своего милого удовольствия они избрали его садик,
в который Рамзаев не замедлил
отправить всякого рода яства и пития с приказанием устроить на самом красивом
месте сада две платформы: одну для танцующих, а другую для музыкантов и хора певцов, а также развесить по главным аллеям бумажные фонарики и шкалики из разноцветного стекла для иллюминации.
— Тела у тебя, Сенька, девять пуд, а череп вовсе пуст! Ну, угощай от избытка, ты богатый, я — бедный! Брат мой,
в отца
место, скоро тебя кондрашка пришибёт, а я встану опекуном к твоим детям,
в город их
отправлю,
в трубочисты отдам, а денежки ихние проиграю, пропью!
Княгиня,
отправив этих гостей, успокоилась. К Патрикею, правда, являлся полицейский узнавать, что за человек живет у них под именем дворянина Рогожина, но Патрикей знал, как обходиться с чиновными людьми: он дал ему двадцать пять рублей и сказал, что это был из их
мест крепостной,
в уме тронутый, но его
в Белые берега к подспудным мощам
отправили.
— Это ресторация,
в которой платят за обед по рублю с человека. Там увидим мы презабавные физиономии: прегордых писцов из министерских департаментов, глубокомысленных политиков
в изорванных сюртуках, художников без работы, учителей без
мест, а иногда и журналистов без подписчиков. Что за разговоры мы услышим! Все обедают за общим столом; должность официантов
отправляют двe толcтыe служанки и, когда гости откушают суп, у всех, без исключения, собирают серебряные ложки. Умора, да и только!
Идет осень. Вода холодеет. Пока ловится только маленькая рыба
в мережки,
в эти большие вазы из сетки, которые прямо с лодки сбрасываются на дно. Но вот раздается слух о том, что Юра Паратино оснастил свой баркас и
отправил его на
место между мысом Айя и Ласпи, туда, где стоит его макрельный завод.
Лучшее сообщение с Берлином тогда представляли пароходы, отправлявшиеся из Петербурга
в Штетин; с ними и ехали за границу. А из пароходов, совершавших эти рейсы, самым удобным и комфортабельным по тому времени почитался пароход «Александр». На нем ездила лучшая публика. По крайней мере все
места в весенних рейсах «Александра» обыкновенно сберегались для особ знатных. На этом пароходе,
в первый его весенний рейс, и назначено было
отправить Николая Фермора с его провожатым.
Несколько минут Сергей Петрович простоял, как полоумный, потом, взяв шляпу, вышел из кабинета, прошел залу, лакейскую и очутился на крыльце, а вслед за тем, сев на извозчика, велел себя везти домой, куда он возвратился, как и надо было ожидать, сильно взбешенный: разругал отпиравшую ему двери горничную, опрокинул стоявший немного не на
месте стул и, войдя
в свой кабинет, первоначально лег вниз лицом на диван, а потом встал и принялся писать записку к Варваре Александровне, которая начиналась следующим образом: «Я не позволю вам смеяться над собою, у меня есть документ — ваша записка, которою вы назначаете мне на бульваре свидание и которую я сейчас же
отправлю к вашему мужу, если вы…» Здесь он остановился, потому что
в комнате появилась, другой его друг, Татьяна Ивановна.
— Чудит. К нам не ходит, пренебрегает, что ли, все с рабочими якшался, а теперь и это, должно быть, надоело: просил, чтоб его
в другое
место отправить.
— Тебе бы, матушка Августа, до поры до времени Владычицу-то куда-нибудь
в надежное
место отправить, — молвила Фелицата оленевская. —
В Москву бы, что ли, свезла… Дело общее, до всех доводится… Ради всеобщего спокоя пошли-ка ты ее подальше куда, икону-то… Возьмут
в великороссийскую… всем беда, всем разоренье.
Под именем «канонниц», или «читалок», скитские артели
отправляли в Москву и другие города молодых белиц к богатым одноверцам «стоять негасимую свечу», то есть день и ночь читать псалтырь по покойникам, «на
месте их преставления», и учить грамоте малолетних детей
в домах «христолюбивых благодетелей».
Его тотчас же
отправили в армию, а
место его заступил Иван Иванович Шувалов, брат графа Петра Ивановича [Бантыш-Каменский.
Не без удивления узнал я от него, что газета"New York Tribune"послала его
в Испанию как специального корреспондента. Редакция той же газеты вскоре потом
отправила его отыскивать Ливингстона, что он и выполнил. Упорства и смелости у него достало на такую экспедицию, но
в Мадриде он был совсем не на
месте; но"куражу"не терял и вел себя совершенно по-американски во всем, что относилось к его ремеслу газетчика.
— Тебе легко… стыдить других, когда живешь тут
в городе и этих проклятых дач не знаешь… Еще воды дай… А если бы пожил на моем
месте, не то бы запел… Я мученик! Я вьючная скотина, раб, подлец, который всё еще чего-то ждет и не
отправляет себя на тот свет! Я тряпка, болван, идиот! Зачем я живу? Для чего?
Но больные все прибывали,
места не хватало. Волей-неволей пришлось
отправить десяток самых тяжелых
в наш госпиталь.
Отправили их без диагноза. У дверей госпиталя, выходя из повозки, один из больных упал
в обморок на глазах бывшего у нас корпусного врача. Корпусный врач осмотрел привезенных, всполошился, покатил
в полк, — и околоток, наконец, очистился от тифозных.
Он уговорил Фюренгофа, только для вида, сжалиться над своею пленницею, простить ее и отпустить с ним, будто для свидания с ее сыном,
в Гельмет, откуда обещал, через несколько дней,
отправить в Елисейские поля [Елисейские поля —
место пребывания душ праведных людей после смерти (миф.).] этого опасного для них обоих свидетеля.
Павел Сергеевич, несмотря на то, что был очень терпелив, вышел из себя, составил поставление об аресте и приказал старосте под строгим караулом
отправить преступника
в село, где имел резиденцию, и посадить его
в каталажку [
Место заключения — местное выражение.] при волостном правлении. Пока
в поселке снаряжали подводу под арестанта, он велел подать себе лошадей и уехал. Толстых беспокоить он не решился.
Как Савин вас
в Серединской хозяйничать
отправил, чтобы
место очистить для другой хозяйки
в Рудневе, как вы любили его и любите…
Теперь на
место Петра Федоровича, которого легко можно было или
отправить в Голштинию, или заключить
в какие-нибудь Холмогоры, представлялся наследником не иностранный принц, с детства заключенный
в крепости, с именем которого соединены были все ужасы «бироновщины», а кровь и плоть Петровы.