Неточные совпадения
У ней из маленького, плутовского, несколько приподнятого кверху носа часто светится капля. Пробовали ей давать носовые платки, но она из них все свивала подобие кукол, и даже углем
помечала, где быть глазам, где носу. Их
отобрали у нее, и она оставалась с каплей, которая издали светилась, как искра.
— У попа-то
отберут? Да кто это
посмеет чужое добро трогать?
—
Отберут, — сумрачно
заметил писарь. — И у попа… У всех
отберут.
— Не я-с говорю это, я во сне бы никогда не
посмел подумать того, — отвечал ей немного уже опешивший Тулузов, — но это могут сказать другие, и, главное, может таким образом понять правительство, которое зорко следит за подобными отношениями и обеспечивает крепостных людей от подобного самоуправства: сын этого Власия, как вы сами видели, не из смирных; грубиян и проходимец великий; он найдет себе заступу, и вам может угрожать опасность, что у вас
отберут ваше имение в опеку.
Он спросил у пришедшего Элдара, где
поместили мюридов, где лошади и не
отобрали ли у них оружие.
— Ах вы, — говорит, — чухонцы этакие: и вы
смеете романтиков не уважать? Какие такие у вас гражданские чувства? Откуда вам свобода возьмется? Да вам и вольности ваши дворянские Дмитрий Васильевич Волков писал, запертый на замок вместе с датским кобелем, а вам это любо? Ну, так вот за то же вам кукиш будет под нос из всех этих вольностей: людишек у вас, это,
отобрали… Что, ведь
отобрали?
Глеб. То-то,
мол.
Отобрать бы: которые в мочку, которые в лежку, опять ежели варенье…
Вначале Егор Тимофеевич читал очень выразительно и хорошо, но потом стал развлекаться свечами, кисеей, венчиком на белом лбу мертвеца, начал перескакивать со строки на строку и не
заметил, как подошла монашенка и тихонько
отобрала книгу. Отойдя немного в сторону, склонив голову набок, он полюбовался покойником, как художник любуется своей картиной, потом похлопал по упрямо топорщившемуся сюртуку и успокоительно сказал Петрову...
Один за другим четыре стакана «кипучего, самого лучшего» выпил Марко Данилыч и, только что маленько освежился, опять принялся торговаться. На сорока восьми рублях покончили-таки… Стали иконы подбирать — и за этим прошло не малое время. Каждую Смолокуров оглядывал и чуть на которой
замечал хоть чуть-чуть видное пятнышко, либо царапинку, тотчас браковал, — подавай ему другую икону, без всякого изъяну. Без малого час прошел за такой меледой, наконец все
отобрали и уложили. Надо расплачиваться.
Ропшин был в поэтическом восторге и, неожиданно посетив Висленева,
отобрал у него взятые тем из библиотеки сочинения Пушкина и долго ходил по своей комнате, тихо скандуя переложение сербской песни: «Не косись пугливым оком; ног на воздух не
мечи; в поле гладком и широком своенравно не скачи».
— Встань, я прощаю и понимаю тебя. Если ты признаешь справедливыми слова мои и держишься того же мнения, что земляки твои
мечем своим не столько защищаются, сколько роют себе гибельную пропасть, то согласись, не должно ли
отобрать у них оружие? Если же они добровольно не отдадут его, то надо вырвать насильно, иначе они, как малые дети, сами только порежутся. Просвети же душу свою спокойствием и надеждой на меня.
— Встань, я прощаю и понимаю тебя. Если ты признаешь справедливыми слова мои и держишься того же мнения, что земляки твои
мечом своим не столько защищаются, сколько роют себе гибельную пропасть, то согласись, не должно ли
отобрать у них оружие? Если же они добровольно не отдадут его, то надо вырвать насильно, иначе они, как малые дети, сами только порежутся. Просвети же душу свою спокойствием и надеждой на меня.
Желающих явилось больше чем нужно. Ударная тройка
отбирала тех, кто был получше в работе. Необходимо было прикрепить к конвейеру и Басю: она и работница была прекрасная, и великолепный организатор в качестве члена тройки, — ее
наметили бригадиром. Но Бася уже не работала на галошах. С большими усилиями, с вмешательством партийной ячейки удалось добиться, чтобы администрация временно освободила ее от хронометража.
Дукач осердился, что тот
смел самовольно сделать такую покупку, и так жестоко побил парня по шее, что она у него очень долго болела и потом навсегда немножко скособочилась; а шапку Дукач
отобрал и повесил на гвоздь, пока ее
моль съест.