Неточные совпадения
Потом он вспомнил, как он хотел усмирить страсть постепенно, поддаваясь ей, гладя ее по шерсти, как гладят злую собаку, готовую броситься, чтоб задобрить ее, — и, пятясь задом, уйти подобру-поздорову. Зачем она тогда не
открыла ему
имени своего идола, когда уверена была, что это мигом отняло бы все надежды у него и страсть остыла бы мгновенно?
На одной из улиц с ним поравнялся обоз ломовых, везущих какое-то железо и так страшно гремящих по неровной мостовой
своим железом, что ему стало больно ушам и голове. Он прибавил шагу, чтобы обогнать обоз, когда вдруг из-зa грохота железа услыхал
свое имя. Он остановился и увидал немного впереди себя военного с остроконечными слепленными усами и с сияющим глянцовитым лицом, который, сидя на пролетке лихача, приветственно махал ему рукой,
открывая улыбкой необыкновенно белые зубы.
Так и сделалось, и я пробыл на Кавказе более пятнадцати лет и никому не
открывал ни настоящего
своего имени, ни звания, а все назывался Петр Сердюков и только на Иванов день богу за себя молил, через Предтечу-ангела.
Подписанное Егором Егорычем
имя было его масонский псевдоним, который он еще прежде
открыл Людмиле. Положив
свое послание вместе с белыми женскими перчатками в большой непроницаемый конверт, он кликнул
своего камердинера. Тот вошел.
Нимало не медля, отправляется он в трактир, и этим
открывает свое вступление на арену истории. Через полчаса он уже смешивает Ликурга с Солоном, а Мильтиада дружески называет Марафоном. Проходит еще полчаса — и вот даже этот маскарадный разговор начинает тяготить его. Из уст его вылетают какие-то
имена, но не Агриппины Старшей и даже не Мессалины, а какой-то совсем неклассической Машки…
До всенощной ходили осматривать стены, кладбище; лазили на площадку западной башни, ту самую, откуда в древние времена наши предки следили движения, и последний Новик
открыл так поздно
имя свое и судьбу
свою и
свое изгнанническое
имя.
И он рассказал сколько мог вкратце, спеша и волнуясь ужасно, — все. Клавдия Петровна и прежде знала это все, но фамилии этой дамы не знала. Вельчанинову до того становилось всегда страшно при одной мысли, что кто-нибудь из знающих его встретит когда-нибудь m-me Трусоцкую и подумает, что он мог так любить эту женщину, что даже Клавдии Петровне, единственному
своему другу, он не посмел
открыть до сих пор
имени «этой женщины».
Иосиф Делинский, именитый гражданин, бывший семь раз степен-ным посадником — и всякий раз с новыми услугами отечеству, с новою честию для
своего имени, — всходит на железные ступени,
открывает седую, почтенную
свою голову, смиренно кланяется народу и говорит ему, что князь московский прислал в Великий Новгород
своего боярина, который желает всенародно объявить его требования…
В сем состоянии не можем мы ничего о Нем сказать, кроме что Он единственно Себе самому известен: понеже Он никакой твари, какое бы
имя она ни имела, неизвестен иначе, как только как Он
открывает себя самого в шаре Вечности, а вне шара и сверх оного, Он есть для всего сотворенного смысла вечное ничто, цело и совсем скрыт и как бы в
своей собственной неисследимой тайне завит и заключен; так что познание наше о Нем вне бездонного шара мира Вечности есть более отрицательно, нежели утвердительно, то есть мы познаем более, что Он не есть, нежели что Он есть».
— Не трудитесь отгадывать, — отвечал Горданов, — потому что, во-первых, вы этого никогда не отгадаете, а во-вторых, операция у меня разделена на два отделения, из которых одно не
открывает другого, а между тем оба они лишь в соединении действуют неотразимо. Продолжаю далее: если бы вы и уладили свадьбу
своими средствами с другим лицом, то вы только приобрели бы
имя…
имя для будущих детей, да и то с весьма возможным риском протеста, а ведь вам нужно и усыновление двух ваших прежних малюток.
— Вот оно!.. Я забыл, а вы помните… Поэтому-то вы и достигнете
своего; а я с диссертацией-то превращусь в ископаемого, в улитку… И назовут меня
именем какого-нибудь московского трактира… Есть"Terebratula Alfonskii". Ректор такой здесь был. А тут
откроют"Terebratula Patrikewii". И это буду я!
Рыжий глинистый обрыв, баржа, река, чужие, недобрые люди, голод, холод, болезни — быть может, всего этого нет на самом деле. Вероятно, всё это только снится, — думал татарин. Он чувствовал, что спит, и слышал
свой храп… Конечно, он дома, в Симбирской губернии, и стоит ему только назвать жену по
имени, как она откликнется; а в соседней комнате мать… Однако, какие бывают страшные сны! К чему они? Татарин улыбнулся и
открыл глаза. Какая это река? Волга?
Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала —
свое положение в свете и даже
открыл ему
свое имя.
А после обеда он заваливается «отдохнуть». Обыкновенно спит он до вечерних потемок; но на сей раз вскоре после обеда чувствует он, что кто-то тянет его за ногу, кто-то, смеясь, выкрикивает его
имя. Он
открывает глаза и видит
своего товарища Уклейкина, пейзажиста, ездившего на всё лето в Костромскую губернию.