Неточные совпадения
Известно ли вам, святейший
отец, как Дидерот-философ явился к митрополиту Платону при
императрице Екатерине.
«Я дочь
императрицы Елизаветы Петровны от брака ее с казацким гетманом (grand hetman de tous les Cosaques [
Отец княжны Таракановой никогда не был казацким гетманом, в это звание избран в 1750 году и утвержден в нем
императрицей меньшой брат его, граф Кирилл Григорьевич.
Замечательно, что она не называет в этом письме ни
отца своего, ни матери и признает себя подданною русской
императрицы.
Твой
отец был обласкан Государем, я имела честь представляться
Императрице, ты получил свое воспитание между лучшими русскими и грузинскими юношами и только в силу своего упрямства ты зарылся здесь, в глуши и не едешь в северную столицу.
Сергей Федорович родился и воспитывался в богатой и родовитой семье, от
отца — генерала эпохи Отечественной войны, и матери — Луниной, фрейлины
императрицы Елизаветы Алексеевны и родной сестры известного декабриста Лунина.
В часы безделья или и бессонные ночи, когда ему приходила охота вспоминать детство,
отца, мать, вообще родное и близкое, он непременно вспоминал и Местечки, странную лошадь, Раббека, его жену, похожую на
императрицу Евгению, темную комнату, яркую щель в двери…
Одновременно с этой сценой из дворца исчез красивый камергер
императрицы Монс де ла Кроа. Его казнили вскоре, как потом узнала Елизавета Петровна. Все стало ясно для нее.
Отец с матерью, однако, примирились. И это примирение предсказал Екатерине вещий сон.
Возрастающее значение его второго сына Эрнста-Иоганна при дворе овдовевшей герцогини Анны Иоанновны Курляндской, впоследствии русской
императрицы, было поворотным пунктом в счастливой перемене судьбы всей фамилии Биронов. Тогда-то
отец и трое его сыновей удачно изменили свою фамилию и из Бюренов (Buhren) сделались Биронами (Biron). Вместе с тем они приняли и герб этой знаменитой во Франции фамилии.
Графиня Наталья Александровна заявила, что она без отрицания исполнит волю
отца купно с волею
императрицы, то есть дала согласие не безусловное, так как волю государыни еще не знала.
Но Екатерине Алексеевне удалось растрогать
императрицу ловкими ответами, слезами и просьбой отпустить ее к родителям. Елизавета Петровна сказала своему духовнику,
отцу Федору Дубянскому, что великий князь не умен, а жена его очень умна. С тех пор имя Екатерины на время исчезло из политической летописи.
Императрица сдержала свою клятву Всевышнему в ночь своего вступления на престол своего
отца — в России была отменена смертная казнь в 1754 году, когда на Западе правительства и не думали об этом. Правда, она сохранилась для политических дел, и работа третьего брата Шувалова в застенках Тайной канцелярии напоминала времена Ушакова и Ромодановского, но тут соблюдалась такая тайна, что сама
императрица Елизавета Петровна мало знала об усердии этого ведомства.
Он подробно рассказал ему историю его рождения и воспитания и окончил сообщением, что по воле
императрицы он теперь получил принадлежащий ему по праву княжеский титул и фамилию его
отца и матери…
Императрица-мать поняла все несчастье; она не находила ни слов, ни слез, чтобы выразить все, ею испытываемое: она оставалась неподвижною. Великий князь встал, вошел в алтарь и переговорил потихоньку с духовником императрицы-матери,
отцом Криницким, который тотчас же направился медленными шагами к своей августейшей духовной дочери и сказал, подавая ей крест...
Императрица Елизавета Петровна рассказывала о погребении своего
отца и надгробном слове Феофана всегда со слезами на глазах.
Суворов-сын уехал позже. Он был послан в Петербург с депешами и, не застав императора в живых, представился
императрице; собственноручным приказом ее 25 августа назначен командиром пехотного Астраханского полка. Он встретился здесь с
отцом, бывшим одним из участников в деле восшествия на престол
императрицы Екатерины II. Вскоре после этого Василий Иванович вышел в отставку и, награжденный пенсией, уехал на жительство в Москву.
Императрица, как мы знаем, с самого начала царствования вступила на путь своего
отца — Петра Великого. Она восстановила значение Сената, который пополнен был русскими членами. Сенат зорко следил за коллегиями, штрафовал их за нерадение, отменял несправедливые их приговоры. Вместе с тем он усиленно работал, стараясь ввести порядок в управление и ограничить злоупотребления областных властей. Но больше всего он занимался исполнением проектов Петра Шувалова.
Стояло начало декабря 1745 года. Василий Иванович хотя и состоял уже в действительной службе, зачисленный в нее вскоре после воцарения
императрицы Елизаветы Петровны, но, по обычаю того времени, только числился в ней, проживая в деревне. Он и теперь прибыл лишь для того, чтобы самому сдать сына и при случае удостоиться чести лицезреть монархиню, дочь его благодетеля и крестного
отца.
Тогда же Григорий Александрович написал
императрице письмо с подробным изложением семейного дела князей Святозаровых и его в нем участия и просил высочайшего ее соизволения на восстановление прав усыновленного дворянина Владимира Андреевича Петровского, дарования ему княжества и фамилии его
отца Святозарова.
В этих сравнительно мелких делах Александр Васильевич обнаружил такую отвагу, быстроту и умелость, что о нем было доведено до сведения главнокомандующего. Бутурлин представил его к награде, донося
императрице, что Суворов «себя перед прочими гораздо отличил».
Отцу его Василию Ивановичу он написал любезное письмо, свидетельствуя, что его храбрый сын «у всех командиров особливую приобрел любовь и похвалу». Действительно, он был везде первый и никакие трудности не устрашили его.
Императрица любила Петербург как создание своего
отца и благоговела перед каждым памятником, напоминавшим великого преобразователя.
— Я не дитя или женщина, чтобы мог быть обманут слухами, — сказал Волынской. — Я имею свидетельства и, если нужно, представлю их: но только самой
императрице. Увидим, что она скажет, когда узнает, что
отец семейства, измученный пыткою за недоимки, зарезал с отчаяния все свое семейство, что другой отнес трех детей своих в поле и заморозил их там…
Наследник ее Петр Федорович был только тезкой великого государя, но далеко не приближался к нему ни одной чертой своего ума и характера. Он был «внук Петра Великого» только по имени.
Императрица Елизавета не могла, конечно, подозревать, что достойной преемницей ее великого
отца на русском престоле будет великая княгиня Екатерина Алексеевна.
По этому поводу все перешептывались и недоумевали, и даже затевали разговор с «власть имущей особой», как будущим посаженным
отцом жениха, и с приближенными
императрицы, но те молчали, отделываясь ответом...
Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухова (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною
отца, которого он почти не знал), — и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей
императрице Марии Феодоровне.
Эта острая выходка имела для него последствием то, что ему велено было оставить Москву и жить в малороссийских деревнях, пожалованных его
отцу Ивану Гавриловичу от щедрот
императрицы Елисаветы Петровны.