— Я старичок, у меня бурачок, а кто меня слушает — дурачок… Хи-хи!.. Ну-ка,
отгадайте загадку: сам гол, а рубашка за пазухой. Всею деревней не угадать… Ах, дурачки, дурачки!.. Поймали птицу, а как зовут — и не знаете. Оно и выходит, что птица не к рукам…
Неточные совпадения
— Да и загадка-то глупая,
отгадывать нечего.
— Не любишь, миленький? Забрался, как мышь под копну с сеном, и шире тебя нет, а того не знаешь, что нет мошны — есть спина. Ну-ка,
отгадай другую
загадку: стоит голубятня, летят голуби со всех сторон, клюют зерно, а сами худеют.
— Смешон ты мне, Шатушка, с своим рассуждением. Был-то, может, и был, да что в том, что был, коли его всё равно что и не было? Вот тебе и
загадка нетрудная, отгадай-ка! — усмехнулась она.
— У греков, конечно, не было таких остроумных
загадок! — заметил молодой ученый. — У них, например, загадывалось: какое существо, рождаясь, бывает велико, в среднем возрасте мало, когда же близится к концу, то становится опять громадным? Когда кто угадывал, того греки украшали венками, подносили ему вина; кто же не
отгадывал, того заставляли выпить чашку соленой морской воды.
— Ну, уж это не тебе судить! — возразил Максинька и отнесся к гегелианцу. — А какие это у них
загадки были? Такие же, как и у нас: когда загадаешь, так скверно выходит, а
отгадаешь — ничего, хорошо?
— Я эту
загадку могу
отгадать, — вызвался самонадеянно Максинька.
Бригадир. Так, матушка, ай люблю! Вот тебе пословица и
загадка. А ежели хочешь ты, Иван, чтоб я
отгадал ее, так дурак-от выйдешь ты.
Заглянем ли в историю или посмотрим, что вокруг нас делается: везде сфинксовы
загадки, которых и сам Эдип не
отгадает.
— А! на то и существуют на свете
загадки, чтобы их
отгадывать. Вы видите, что мне кое-что известно, и — поверьте слову — я бы никак не стал заводить речь о таких деликатных предметах, как Малая Морская улица, если бы в этом не было самой настоятельной надобности.
— Ух, Кавели, Кавели, давние люди, что нам до них, братцы, божий работнички: их бог рассудил, а насчет неба
загадка есть: что стоит, мол, поле полеванское и много на нем скота гореванского, а стережет его один пастух, как ягодка. И идет он, божьи людцы, тот пастушок, лесом не хрустнет, и идет он плесом не всплеснет и в сухой траве не зацепится, и в рыхлом снежку не увязнет, а кто да досуж разумом, тот мне сейчас этого пастушка
отгадает.