Неточные совпадения
— Постой, постой! — закричал вдруг
Максим Максимыч, ухватясь за дверцы коляски, — совсем было забыл… У меня
остались ваши бумаги, Григорий Александрович… я их таскаю
с собой… думал найти вас в Грузии, а вот где Бог дал свидеться… Что мне
с ними делать?..
Максим Максимыч стал его упрашивать
остаться с ним еще часа два.
С Максим Ивановичем все время не ладил и кругом ему должен
остался.
И одинокой-то вдовице
оставаться после супруга, подобно как бесприютной ластовице, — не малое испытание, а не то что
с пятерыми младенцами, которых пропитать нечем: последнее именьишко, дом деревянный,
Максим Иванович за долг отбирал.
— Из города эти, двое господ… Из Черней возвращались, да и
остались. Один-то, молодой, надоть быть родственник господину Миусову, вот только как звать забыл… а другого, надо полагать, вы тоже знаете: помещик
Максимов, на богомолье, говорит, заехал в монастырь ваш там, да вот
с родственником этим молодым господина Миусова и ездит…
— К черту уроки! — ответил
Максим с гримасой нетерпения. — Слишком долго
оставаться педагогом — это ужасно оглупляет. Нет, этот раз я не думал ни о каких уроках, а просто очень рассердился на тебя и на себя…
— Куда тебе ехать, сын мой? — сказал он. — Мы все тебя любим, все к тебе привыкли. Кто знает, может, и тебя посетит благодать божия, и ты навсегда
останешься с нами! Послушай,
Максим, не уезжай от нас!
В силу этого изречения, Сергей Мартынович обозвал
Максима «Селярдепарле», и это имя
осталось за ним окончательно.
С Николинькой Борисовым прибыл и его клепер, на котором он ежедневно катался.
Три же девочки
остались в Фатьянове, под надзором мамзели, обучавшей их первоначальной грамоте и французскому языку.
С борисовскими детьми прибыл в Новоселки их дядька, черномазый и кудрявый
Максим, который, принося своим барчонкам утром вычищенные сапоги, непременно выкрикивал: «Петр Петрович», или: «Иван Петрович, извольте вставать, се ляр де парле е декрир корректеман».
— А,
Максим… и котомка
с ним! — скаламбурил Коновалов, увидав меня. — Ну-ка, книжник и фарисей, — тяпни! Я, брат, окончательно спрыгнул
с рельс. Шабаш! Пропиться хочу до волос… Когда одни волосы на теле
останутся — кончу. Вали и ты, а?
Вихорев. Ох,
Максим Федотыч, страшно! Но, во всяком случае, так ли, не так ли, я надеюсь, что мы
останемся друзьями. (Подает ему руку, тот кланяется. Вихорев подвигается к нему.) Влюблен,
Максим Федотыч, влюблен… в Авдотью Максимовну влюблен. Я бы свозил ее в Москву, показал бы ей общество, разные удовольствия… у меня есть имение не очень далеко отсюда. Я думаю, что, выйдя за меня, она нисколько себя не уронит… А главное, мне хочется породниться
с вами,
Максим Федотыч… Ну, и чин у меня…
В одно прекрасное утро оба племянника, по обыкновению, явились в горницу дяди пожелать ему доброго утра. Никита Григорьевич вскоре ушел посмотреть на лошадей, до которых был страстный охотник, а
Максим Яковлевич
остался с Семеном Иоаникиевичем, разговорившись
с ним о необходимости сменить одного из дозорных.