Неточные совпадения
Утренняя роса еще
оставалась внизу
на густом подседе травы, и Сергей Иванович, чтобы не мочить ноги, попросил довезти себя по лугу в кабриолете до того ракитового куста, у которого брались окуни. Как ни жалко было Константину Левину мять свою траву, он въехал в луг. Высокая трава мягко обвивалась около колес и ног
лошади, оставляя свои семена
на мокрых спицах и ступицах.
Я не обращал внимание
на ее трепет и смущение, и губы мои коснулись ее нежной щечки; она вздрогнула, но ничего не сказала; мы ехали сзади: никто не видал. Когда мы выбрались
на берег, то все пустились рысью. Княжна удержала свою
лошадь; я
остался возле нее; видно было, что ее беспокоило мое молчание, но я поклялся не говорить ни слова — из любопытства. Мне хотелось видеть, как она выпутается из этого затруднительного положения.
Оставалось пять верст до Ессентуков — казачьей станицы, где я мог пересесть
на другую
лошадь.
Потому что пора наконец дать отдых бедному добродетельному человеку, потому что праздно вращается
на устах слово «добродетельный человек»; потому что обратили в
лошадь добродетельного человека, и нет писателя, который бы не ездил
на нем, понукая и кнутом, и всем чем ни попало; потому что изморили добродетельного человека до того, что теперь нет
на нем и тени добродетели, а
остались только ребра да кожа вместо тела; потому что лицемерно призывают добродетельного человека; потому что не уважают добродетельного человека.
А между тем дамы уехали, хорошенькая головка с тоненькими чертами лица и тоненьким станом скрылась, как что-то похожее
на виденье, и опять
осталась дорога, бричка, тройка знакомых читателю
лошадей, Селифан, Чичиков, гладь и пустота окрестных полей.
Если он не хотел, чтобы подстригали деревья, деревья
оставались нетронутыми, если он просил простить или наградить кого-либо, заинтересованное лицо знало, что так и будет; он мог ездить
на любой
лошади, брать в замок любую собаку; рыться в библиотеке, бегать босиком и есть, что ему вздумается.
Когда же Базаров, после неоднократных обещаний вернуться никак не позже месяца, вырвался наконец из удерживавших его объятий и сел в тарантас; когда
лошади тронулись, и колокольчик зазвенел, и колеса завертелись, — и вот уже глядеть вслед было незачем, и пыль улеглась, и Тимофеич, весь сгорбленный и шатаясь
на ходу, поплелся назад в свою каморку; когда старички
остались одни в своем, тоже как будто внезапно съежившемся и подряхлевшем доме, — Василий Иванович, еще за несколько мгновений молодцевато махавший платком
на крыльце, опустился
на стул и уронил голову
на грудь.
«А там есть какая-нибудь юрта,
на том берегу, чтоб можно было переждать?» — спросил я. «Однако нет, — сказал он, — кусты есть… Да почто вам юрта?» — «Куда же чемоданы сложить, пока
лошадей приведут?» — «А
на берегу: что им доспеется? А не то так в лодке
останутся: не азойно будет» (то есть: «Не тяжело»). Я задумался: провести ночь
на пустом берегу вовсе не занимательно; посылать ночью в город за
лошадьми взад и вперед восемь верст — когда будешь под кровлей? Я поверил свои сомнения старику.
«Наледи — это не замерзающие и при жестоком морозе ключи; они выбегают с гор в Лену; вода стоит поверх льда; случится попасть туда —
лошади не вытащат сразу, полозья и обмерзнут: тогда ямщику
остается ехать
на станцию за людьми и за свежими
лошадями, а вам придется ждать в мороз несколько часов, иногда полсутки…
Между тем я не заметил, что мы уж давно поднимались, что стало холоднее и что нам
осталось только подняться
на самую «выпуклость», которая висела над нашими головами. Я все еще не верил в возможность въехать и войти, а между тем наш караван уже тронулся при криках якутов. Камни заговорили под ногами. Вереницей, зигзагами, потянулся караван по тропинке. Две вьючные
лошади перевернулись через голову, одна с моими чемоданами. Ее бросили
на горе и пошли дальше.
От этих искусных маневров две передние
лошади идут по горбу, а рытвина
остается между ними; если же они и спускаются в нее, то так тихо и осторожно, как будто пасутся
на лугу.
Итак, надо было «скакать», а денег
на лошадей все-таки не было ни копейки, то есть были два двугривенных, и это все, — все, что
оставалось от стольких лет прежнего благосостояния!
Китайцы
остались у нас ночевать. От них я узнал, что большое наводнение было
на реке Иодзыхе, где утонуло несколько человек.
На реке Санхобе снесло водой несколько фанз; с людьми несчастий не было, но зато там погибло много
лошадей и рогатого скота.
Вечером после ужина мы держали совет. Решено было, что завтра я, Дерсу и китаец-охотник отправимся вверх по Тютихе, перевалим через Сихотэ-Алинь и назад вернемся по реке Лянчихезе.
На это путешествие нужно было употребить 3 суток. Стрелки и казаки с
лошадьми останутся в фанзе и будут ожидать нашего возвращения.
Та к как при ходьбе я больше упирался
на пятку, то сильно натрудил и ее. Другая нога устала и тоже болела в колене. Убедившись, что дальше я идти не могу, Дерсу поставил палатку, натаскал дров и сообщил мне, что пойдет к китайцам за
лошадью. Это был единственный способ выбраться из тайги. Дерсу ушел, и я
остался один.
Днем четвероногие обитатели тайги забиваются в чащу, но перед сумерками начинают подыматься со своих лежек. Сначала они бродят по опушкам леса, а когда ночная мгла окутает землю, выходят пастись
на поляны. Казаки не стали дожидаться сумерек и пошли тотчас, как только развьючили
лошадей и убрали седла.
На биваке
остались мы вдвоем с Дерсу.
В 5 часов мы подошли к зверовой фанзе. Около нее я увидел своих людей.
Лошади уже были расседланы и пущены
на волю. В фанзе, кроме стрелков, находился еще какой-то китаец. Узнав, что мы с Дерсу еще не проходили, они решили, что мы
остались позади, и остановились, чтобы обождать. У китайцев было много кабарожьего мяса и рыбы, пойманной заездками.
Я решил встать
на бивак там, где
остались лошади, а завтра идти к перевалу.
Подкрепив свои силы едой, мы с Дерсу отправились вперед, а
лошади остались сзади. Теперь наша дорога стала подыматься куда-то в гору. Я думал, что Тютихе протекает здесь по ущелью и потому тропа обходит опасное место. Однако я заметил, что это была не та тропа, по которой мы шли раньше. Во-первых,
на ней не было конных следов, а во-вторых, она шла вверх по ручью, в чем я убедился, как только увидел воду. Тогда мы решили повернуть назад и идти напрямик к реке в надежде, что где-нибудь пересечем свою дорогу.
До Лыкова считают не больше двенадцати верст; но так как
лошадей берегут, то этот небольшой переезд берет не менее двух часов. Тем не менее мы приезжаем
на место, по крайней мере, за час до всенощной и останавливаемся в избе у мужичка, где происходит процесс переодевания. К Гуслицыным мы поедем уже по окончании службы и
останемся там гостить два дня.
Владелец заложенных у него
лошадей разорился, часть
лошадей перешла к другим кредиторам, две
остались за долг Стрельцову. Наездник, у которого стояли
лошади, предложил ему оставить их за собой и самому ездить
на них
на призы.
Под конец вечера послышалось
на дворе побрякивание бубенцов. Это за Линдгорстами приехали
лошади. Младшая стала просить у матери, чтобы еще
остаться. Та не соглашалась, но когда подошла Лена и, протянув руки
на плечо матери, сказала, ласкаясь: «Мамочка… Так хорошо!» — та сразу уступила и уехала с мальчиком, обещая прислать
лошадь через полчаса.
Дешерт стал одеваться, крича, что он умрет в дороге, но не
останется ни минуты в доме, где смеются над умирающим родственником. Вскоре
лошади Дешерта были поданы к крыльцу, и он, обвязанный и закутанный, ни с кем не прощаясь, уселся в бричку и уехал. Весь дом точно посветлел.
На кухне говорили вечером, каково-то у такого пана «людям», и приводили примеры панского бесчеловечья…
У Штоффа была уже своя выездная
лошадь,
на которой они и отправились в думу. Галактион опять начал испытывать смущение. С чего он-то едет в думу? Там все свои соберутся, а он для всех чужой.
Оставалось положиться
на опытность Штоффа. Новая дума помещалась рядом с полицией. Это было новое двухэтажное здание, еще не оштукатуренное. У подъезда стояло несколько хозяйских экипажей.
Телега
осталась на дороге, а за ним теперь погнался какой-то рыжий мужик
на захомутанной рыжей
лошади.
Лошади остались зимовать в Николаевске, но так как кормы были дороги, то их продали с аукциона и
на вырученные деньги купили новых в Забайкалье, но эти
лошади оказались хуже прежних, и крестьяне забраковали нескольких.
В деревнях
остаются только
лошади отличные, почему-нибудь редкие и дорогие,
лошади езжалые, необходимые для домашнего употребления, жеребята, родившиеся весной того же года, и жеребые матки, которых берут, однако,
на дворы не ранее, как во второй половине зимы: все остальные тюбенюют, то есть бродят по степи и, разгребая снег копытами, кормятся ветошью ковыля и других трав.
Часам к десяти они ушли далеко. Лес
остался синей полосой
на горизонте. Кругом была степь, и впереди слышался звон разогреваемой солнцем проволоки
на шоссе, пересекавшем пыльный шлях. Слепцы вышли
на него и повернули вправо, когда сзади послышался топот
лошадей и сухой стук кованых колес по щебню. Слепцы выстроились у края дороги. Опять зажужжало деревянное колесо по струнам, и старческий голос затянул...
Раз оставив свой обычный слегка насмешливый тон, Максим, очевидно, был расположен говорить серьезно. А для серьезного разговора
на эту тему теперь уже не
оставалось времени… Коляска подъехала к воротам монастыря, и студент, наклонясь, придержал за повод
лошадь Петра,
на лице которого, как в открытой книге, виднелось глубокое волнение.
Нужно было ехать через Балчуговский завод; Кишкин повернул
лошадь объездом, чтобы оставить в стороне господский дом. У старика кружилась голова от неожиданного счастья, точно эти пятьсот рублей свалились к нему с неба. Он так верил теперь в свое дело, точно оно уже было совершившимся фактом. А главное, как приметы-то все сошлись: оба несчастные, оба не знают, куда голову приклонить. Да тут золото само полезет. И как это раньше ему Кожин не пришел
на ум?.. Ну, да все к лучшему.
Оставалось уломать Ястребова.
Ночь была сегодня темная, настоящая волчья, как говорят охотники, и видели хорошо только узкие глазки старца Кирилла. Подъезжая к повертке к скиту Пульхерии, он только угнетенно вздохнул. Дороги
оставалось всего верст восемь. Горы сменялись широкими высыхавшими болотами,
на которых росла кривая болотная береза да сосна-карлица.
Лошадь точно почуяла близость жилья и прибавила ходу. Когда они проезжали мимо небольшой лесистой горки, инок Кирилл, запинаясь и подбирая слова, проговорил...
Не успели они кончить чай, как в ворота уже послышался осторожный стук: это был сам смиренный Кирилл… Он даже не вошел в дом, чтобы не терять напрасно времени. Основа дал ему охотничьи сани
на высоких копылах, в которых сам ездил по лесу за оленями. Рыжая
лошадь дымилась от пота, но это ничего не значило:
оставалось сделать всего верст семьдесят. Таисья сама помогала Аграфене «оболокаться» в дорогу, и ее руки тряслись от волнения. Девушка покорно делала все, что ей приказывали, — она опять вся застыла.
Ему не дали кончить, — как-то вся толпа хлынула
на него, смяла, и слышно было только, как
на земле молотили живое человеческое тело. Силен был Гермоген: подковы гнул,
лошадей поднимал за передние ноги, а тут не устоял. Макар бросился было к нему
на выручку, но его сейчас же стащили с
лошади и десятки рук не дали пошевельнуться. Перепуганные богомолки бросились в лес, а
на росстани
остались одни мужики.
Он
остался на гумне и хотел прийти пешком, а меня с Евсеичем отправил
на лошади домой.
— Василий, — говорю я, когда замечаю, что он начинает удить рыбу
на козлах, — пусти меня
на козлы, голубчик. — Василий соглашается. Мы переменяемся местами: он тотчас же начинает храпеть и разваливается так, что в бричке уже не
остается больше ни для кого места; а передо мной открывается с высоты, которую я занимаю, самая приятная картина: наши четыре
лошади, Неручинская, Дьячок, Левая коренная и Аптекарь, все изученные мною до малейших подробностей и оттенков свойств каждой.
На следующий вечер он снова явился к карточному столу и поставил
на карту свою
лошадь — последнее, что у него
осталось.
Вопрос этот так и
остался неразрешенным, потому что в эту минуту навстречу нам попались беговые дрожки.
На дрожках сидел верхом мужчина в немецком платье, не то мещанин, не то бывший барский приказчик, и сам правил
лошадью.
Лукьяныч выехал за мной в одноколке,
на одной
лошади.
На вопрос, неужто не нашлось попросторнее экипажа, старик ответил, что экипажей много, да в лом их лучше отдать, а
лошадь одна только и
осталась, прочие же «кои пали, а кои так изничтожились».
Девушка
на мгновение смутилась, вспомнив свою разрозненную посуду, но потом успокоилась. Был подан самовар, и Евгений Константиныч нашел, что никогда не пил такого вкусного чаю. Он вообще старался держать себя с непринужденностью настоящего денди, но пересаливал и смущался. Луша держала себя просто и сдержанно, как всегда,
оставаясь загадкой для этих бонвиванов, которые привыкли обращаться с женщинами, как с
лошадьми.
Хохол
остался один посредине проулка,
на него, мотая головами, наступали две
лошади. Он подался в сторону, и в то же время мать, схватив его за руку, потащила за собой, ворча...
Через четверть часа докладывают, что
лошади готовы, и я
остаюсь один. Мне ужасно совестно перед самим собою, что я так дурно встретил великий праздник. Зато Гриша очень весел и беспрестанно смеется, приговаривая:"Ах ты постреленок этакой!"Я уверен, что в сердце его не
осталось ни тени претензий
на меня и что, напротив, он очень мне благодарен.
Ну зато, которые оборкаются и
останутся жить, из тех тоже немалое число, учивши, покалечить придется, потому что
на их дикость одно средство — строгость, но зато уже которые все это воспитание и науку вынесут, так из этих такая отборность выходит, что никогда с ними никакой заводской
лошади не сравниться по ездовой добродетели.
— Вот этого-то мы и боимся. Можете себе представить, что мы, как купили
лошадь и обзавелись всем нужным — кофейник спиртовой и еще разные мелочи необходимые, — у нас денег совсем не
осталось, — сказал он тихим голосом и оглядываясь
на своего товарища, — так что ежели ехать назад, мы уж и не знаем, как быть.
— Я, батюшка, сам понимаю и всё знаю; да что станете делать! Вот дайте мне только (
на лицах офицеров выразилась надежда)… дайте только до конца месяца дожить — и меня здесь не будет. Лучше
на Малахов курган пойду, чем здесь
оставаться. Ей Богу! Пусть делают как хотят, когда такие распоряжения:
на всей станции теперь ни одной повозки крепкой нет, и клочка сена уж третий день
лошади не видали.
Она не могла говорить дальше. Евсей взобрался
на козлы. Ямщик, наскучивший долгим ожиданием, как будто ожил; он прижал шапку, поправился
на месте и поднял вожжи;
лошади тронулись сначала легкой рысью. Он хлестнул пристяжных разом одну за другой, они скакнули, вытянулись, и тройка ринулась по дороге в лес. Толпа провожавших
осталась в облаке пыли безмолвна и неподвижна, пока повозка не скрылась совсем из глаз. Антон Иваныч опомнился первый.
— А
на перепутье у Марьи Карповны остановился. Ведь мимо их приходилось: больше для
лошади, нежели для себя: ей дал отдохнуть. Шутка ли по нынешней жаре двенадцать верст махнуть! Там кстати и закусил. Хорошо, что не послушался: не
остался, как ни удерживали, а то бы гроза захватила там
на целый день.
Вдруг
лошадь стала выходить из борозды: прямо перед ее мордой оказалось небольшое, тощее, очевидно недавно посаженное деревцо, с верхушкой, уже наполовину увядшей. Пахарь дернул вожжой, придержал соху, деревцо втянулось под гуж, изогнулось, попробовало вынырнуть меж оглоблей и вдруг сиротливо свалилось, подрезанное железом. Еще около сажени тянулось оно, зацепившись веткой, наконец
осталось на пыльной пашне. Мужик оттолкнул его лаптем и стал вытряхивать лемех.
Помню одну поездку к Подкопаеву в конце октября. Пятьдесят верст от станицы Великокняжеской, раз только переменив
лошадей на Пишванском зимовнике и час пробыв
на Михайловском, мы отмахали в пять часов по «ременной», гладко укатанной дороге. Даже пыли не было — всю ее ветрами выдуло и унесло куда-то. Степь бурая, особенно юртовая, все выбито, вытоптано, даже от бурьяна
остались только огрызки стебля. Иногда только зеленеют оазисы сладкого корня, травы, которую
лошади не едят.
Все казаки взъехали
на двор, а Кирша, не приказав им разнуздывать
лошадей,
остался у ворот, чтоб посмотреть
на проезжих, которых передовой, поравнявшись с постоялым двором, слез с
лошади и, подойдя к Кирше, сказал...
— Вижу, боярин: вон и конь привязан к дереву… Ну, так и есть: это стог сена. Верно, какой-нибудь проезжий захотел покормить даром свою
лошадь… Никак, он нас увидел… садится
на коня… Кой прах! Что ж он стоит
на одном месте? ни взад, ни вперед!.. Он как будто нас дожидается… Полно, добрый ли человек?.. Смотри! он скачет к нам… Берегись, боярин!.. Что это? с нами крестная сила! Не дьявольское ли наваждение?.. Ведь он
остался в отчине боярина Шалонского?.. Ах, батюшки светы!. Точно, это Кирша!