Неточные совпадения
На переднем плане, возле самых усачей, составлявших городовую гвардию, стоял молодой шляхтич или казавшийся шляхтичем,
в военном
костюме, который надел на себя решительно все, что у него ни было, так что на его квартире
оставалась только изодранная рубашка да старые сапоги.
И, однако ж, одеваясь, он осмотрел свой
костюм тщательнее обыкновенного. Другого платья у него не было, а если б и было, он, быть может, и не надел бы его, — «так, нарочно бы не надел». Но во всяком случае циником и грязною неряхой нельзя
оставаться: он не имеет права оскорблять чувства других, тем более что те, другие, сами
в нем нуждаются и сами зовут к себе. Платье свое он тщательно отчистил щеткой. Белье же было на нем всегда сносное; на этот счет он был особенно чистоплотен.
— Виноват, — сказал Рущиц, тоже понизив голос, отчего он стал еще более гулким. Последнее, что
осталось в памяти Самгина, — тело Тагильского
в измятом
костюме, с головой под столом, его желтое лицо с прихмуренными бровями…
Обед был подан
в номере, который заменял приемную и столовую. К обеду явились пани Марина и Давид. Привалов смутился за свой деревенский
костюм и пожалел, что согласился
остаться обедать. Ляховская отнеслась к гостю с той бессодержательной светской любезностью, которая ничего не говорит. Чтобы попасть
в тон этой дамы, Привалову пришлось собрать весь запас своих знаний большого света. Эти трогательные усилия по возможности разделял доктор, и они вдвоем едва тащили на себе тяжесть светского ига.
Он мог надеть новый
костюм, завести новую небель, пристраститься к шемпанскому; но
в своей личности,
в характере, даже во внешней манере обращения с людьми — он не хотел ничего изменить и во всех своих привычках он
остался верен своей самодурной натуре, и
в нем мы видим довольно любопытный образчик того, каким манером на всякого самодура действует образование.
Среди общего молчания раздавались только шаги Анниньки и m-lle Эммы: девицы, обнявшись, уныло бродили из комнаты
в комнату, нервно оправляя на своих парадных шелковых платьях бантики и ленточки. Раиса Павловна сама устраивала им
костюмы и, как всегда,
осталась очень недовольна m-lle Эммой. Аннинька была хороша — и своей стройной фигуркой, и интересной бледностью, и лихорадочно горевшими глазами, и чайной розой, небрежно заколотой
в темных, гладко зачесанных волосах.
Валерия и Людмила сшили для себя замысловатые, но живописные наряды: цыганкою нарядилась Людмила, испанкою — Валерия. На Людмиле — яркие красные лохмотья из шелка и бархата, на Валерии, тоненькой и хрупкой — черный шелк, кружева,
в руке — черный кружевной веер. Дарья себе нового наряда не шила, — от прошлого года
остался костюм турчанки, она его и надела, — решительно сказала...
— Она тронула бахрому на груди и продолжала: — Войдя туда, я увидела свой
костюм среди нескольких других;
в общем
оставалось уже немного.
Пока Анна Петровна поселилась у сестры, а Пепко
остался у меня. Очевидно, это было последствие какой-нибудь дорожной размолвки, которую оба тщательно скрывали. Пепко повесил свою амуницию на стенку, облекся
в один из моих
костюмов и предался сладкому ничегонеделанию. Он по целым дням валялся на кровати и говорил
в пространство.
Остальные деньги следовали «по напечатании» и тоже выдавались аптекарскими дозами, причем Спирька любил платить натурой, то есть предметами первой необходимости, как шуба, пальто, сапоги и другие принадлежности
костюма, причем
в его пользу
оставался известный процент, по соглашению с лавочником.
— Да; это у него
костюм такой… Он весь оригинальный: сам золотой, а глаза были изумрудные, — теперь один
остался, но он очень благороден и
в чудака обратился.
Пропустив мимо ушей неумные слова младшего, Артамонов присматривался к лицу Ильи; значительно изменясь, оно окрепло, лоб, прикрытый прядями потемневших волос, стал не так высок, а синие глаза углубились. Было и забавно и как-то неловко вспомнить, что этого задумчивого человека
в солидном
костюме он трепал за волосы; даже не верилось, что это было. Яков просто вырос, он только увеличился,
оставшись таким же пухлым, каким был, с такими же радужными глазами. И рот у него был ещё детский.
Шервинский. Слушаю-с! (Снимает пальто, шляпу, калоши, очки,
остается в великолепном фрачном
костюме.) Вот, поздравьте, только что с дебюта. Пел и принят.
Приметно было, что m-me M* несколько раз порывалась остановить своего неосторожного друга, которому
в свою очередь непременно хотелось нарядить ревнивого мужа
в самый шутовской и смешной
костюм, и должно полагать,
в костюм «Синей бороды», судя по всем вероятностям, судя по тому, что у меня
осталось в памяти, и, наконец, по той роли, которую мне самому привелось играть
в этой сшибке.
Юрик строго-настрого приказал ему мычать и мотать головою на все, что бы ни спрашивал у него гувернер. И Митька, получив барское платье, готов был исполнить всякое приказание своего начальства, лишь бы как можно дольше
остаться в Юркином
костюме.
Он был совершеннейший тип разбогатевшего жида, променявшего свой прародительский засаленный лапсердак на изящный
костюм от модного портного и увешавшего себя золотом и бриллиантами, но и
в этом модном
костюме и богатых украшениях он все же
остался тем же сальным жидом, с нахально-самодовольной улыбкой на лоснящемся лице, обрамленном клинообразный классической «израильской» бородкой,
в черных волосах которой, как и
в тщательно зачесанных за уши жидких пейсах, проглядывала седина.