Неточные совпадения
Бригадир понял, что дело зашло слишком далеко и что ему ничего другого не
остается, как спрятаться
в архив. Так он и поступил. Аленка тоже бросилась за ним, но случаю угодно было, чтоб
дверь архива захлопнулась
в ту самую минуту, когда бригадир переступил порог ее. Замок щелкнул, и Аленка
осталась снаружи с простертыми врозь руками.
В таком положении застала ее толпа; застала бледную, трепещущую всем телом, почти безумную.
— Однако надо написать Алексею, — и Бетси села за стол, написала несколько строк, вложила
в конверт. — Я пишу, чтоб он приехал обедать. У меня одна дама к обеду
остается без мужчины. Посмотрите, убедительно ли? Виновата, я на минутку вас оставлю. Вы, пожалуйста, запечатайте и отошлите, — сказала она от
двери, — а мне надо сделать распоряжения.
«Однако когда-нибудь же нужно; ведь не может же это так
остаться», сказал он, стараясь придать себе смелости. Он выпрямил грудь, вынул папироску, закурил, пыхнул два раза, бросил ее
в перламутровую раковину-пепельницу, быстрыми шагами прошел мрачную гостиную и отворил другую
дверь в спальню жены.
Здесь татарка указала Андрию
остаться, отворила
дверь в другую комнату, из которой блеснул свет огня.
Затем я вас проводил до
дверей, — все
в том же, с вашей стороны, смущении, — после чего,
оставшись наедине с Андреем Семеновичем и переговорив с ним минут около десяти, Андрей Семенович вышел, я же снова обратился к столу, с лежавшими на нем деньгами, с целью, сосчитав их, отложить, как и предполагал я прежде, особо.
В первый раз вошла (я, знаете, устал: похоронная служба, со святыми упокой, потом лития, закуска, — наконец-то
в кабинете один
остался, закурил сигару, задумался), вошла
в дверь: «А вы, говорит, Аркадий Иванович, сегодня за хлопотами и забыли
в столовой часы завести».
— Лизавету-то тоже убили! — брякнула вдруг Настасья, обращаясь к Раскольникову. Она все время
оставалась в комнате, прижавшись подле
двери, и слушала.
На лестнице спрятался он от Коха, Пестрякова и дворника
в пустую квартиру, именно
в ту минуту, когда Дмитрий и Николай из нее выбежали, простоял за
дверью, когда дворник и те проходили наверх, переждал, пока затихли шаги, и сошел себе вниз преспокойно, ровно
в ту самую минуту, когда Дмитрий с Николаем на улицу выбежали, и все разошлись, и никого под воротами не
осталось.
Кох
остался, пошевелил еще раз тихонько звонком, и тот звякнул один удар; потом тихо, как бы размышляя и осматривая, стал шевелить ручку
двери, притягивая и опуская ее, чтоб убедиться еще раз, что она на одном запоре. Потом пыхтя нагнулся и стал смотреть
в замочную скважину; но
в ней изнутри торчал ключ и, стало быть, ничего не могло быть видно.
Меж тем комната наполнилась так, что яблоку упасть было негде. Полицейские ушли, кроме одного, который
оставался на время и старался выгнать публику, набравшуюся с лестницы, опять обратно на лестницу. Зато из внутренних комнат высыпали чуть не все жильцы г-жи Липпевехзель и сначала было теснились только
в дверях, но потом гурьбой хлынули
в самую комнату. Катерина Ивановна пришла
в исступление.
При входе Раскольникова Порфирий Петрович тотчас же притворил
дверь,
в которую тот вошел, и они
остались наедине.
— Что ты! Ты куда?
Оставайся,
оставайся! Я один, — вскричал он
в малодушной досаде и, почти озлобившись, пошел к
дверям. — И к чему тут целая свита! — бормотал он, выходя.
Карандышев. Я, господа… (Оглядывает комнату.) Где ж они? Уехали? Вот это учтиво, нечего сказать! Ну, да тем лучше! Однако когда ж они успели? И вы, пожалуй, уедете! Нет, уж вы-то с Ларисой Дмитриевной погодите! Обиделись? — понимаю. Ну, и прекрасно. И мы
останемся в тесном семейном кругу… А где же Лариса Дмитриевна? (У
двери направо.) Тетенька, у вас Лариса Дмитриевна?
Фифи радостно бросилась вон,
в надежде, что ее поведут гулять, но,
оставшись одна за
дверью, начала скрестись и повизгивать. Княжна нахмурилась, Катя хотела было выйти…
И, взяв Прейса за плечо, подтолкнул его к
двери, а Клим,
оставшись в комнате, глядя
в окно на железную крышу, почувствовал, что ему приятен небрежный тон, которым мужиковатый Кутузов говорил с маленьким изящным евреем. Ему не нравились демократические манеры, сапоги, неряшливо подстриженная борода Кутузова; его несколько возмутило отношение к Толстому, но он видел, что все это, хотя и не украшает Кутузова, но делает его завидно цельным человеком. Это — так.
В ее вопросе Климу послышалась насмешка, ему захотелось спорить с нею, даже сказать что-то дерзкое, и он очень не хотел
остаться наедине с самим собою. Но она открыла
дверь и ушла, пожелав ему спокойной ночи. Он тоже пошел к себе, сел у окна на улицу, потом открыл окно; напротив дома стоял какой-то человек, безуспешно пытаясь закурить папиросу, ветер гасил спички. Четко звучали чьи-то шаги. Это — Иноков.
Он вовлекает
в свои пределы все ценное, здравомыслящее, что
осталось за
дверями Думы.
Обломов
остался один, прикладывал к
двери ухо, смотрел
в щель замка, но ничего не слышно и не видно.
Она, не оборачиваясь, протянула ему назад руку; он схватил ее, поцеловал
в ладонь; она тихо сжала его губы и мгновенно порхнула
в стеклянную
дверь, а он
остался как вкопанный.
Она стремительно выбежала из квартиры, накидывая на бегу платок и шубку, и пустилась по лестнице. Мы
остались одни. Я сбросил шубу, шагнул и затворил за собою
дверь. Она стояла предо мной как тогда,
в то свидание, с светлым лицом, с светлым взглядом, и, как тогда, протягивала мне обе руки. Меня точно подкосило, и я буквально упал к ее ногам.
В мгновение, когда мы
остались одни с Стебельковым, тот вдруг закивал мне на Дарзана, стоявшего к нам спиною,
в дверях; я показал Стебелькову кулак.
Прислуге
оставалось только просовывать
в дверь кончик носа и руку с блюдом.
Когда меня после допроса раздели, одели
в тюремное платье за №, ввели под своды, отперли
двери, толкнули туда и заперли на замок и ушли, и
остался один часовой с ружьем, который ходил молча и изредка заглядывал
в щелку моей
двери, — мне стало ужасно тяжело.
Странное чувство охватило Нехлюдова, когда он
остался один
в маленькой камере, слушая тихое дыхание, прерываемое изредка стонами Веры Ефремовны, и гул уголовных, не переставая раздававшийся за двумя
дверями.
Но Нехлюдов
остался тверд, и
в то время, как лакей и швейцар подскакивали к Нехлюдову, подавая ему пальто и палку и отворяли
дверь, у которой снаружи стоял городовой, он сказал, что никак не может теперь.
Надзиратели, стоя у
дверей, опять, выпуская,
в две руки считали посетителей, чтобы не вышел лишний и не
остался в тюрьме. То, что его хлопали теперь по спине, не только не оскорбляла его, но он даже и не замечал этого.
Когда
дверь затворилась за Приваловым и Nicolas,
в гостиной Агриппины Филипьевны несколько секунд стояло гробовое молчание. Все думали об одном и том же — о приваловских миллионах, которые сейчас вот были здесь, сидели вот на этом самом кресле, пили кофе из этого стакана, и теперь ничего не
осталось… Дядюшка, вытянув шею, внимательно осмотрел кресло, на котором сидел Привалов, и даже пощупал сиденье, точно на нем могли
остаться следы приваловских миллионов.
Привалов кое-как отделался от непрошеной любезности Хины и
остался в буфете,
дверь из которого как раз выходила на лестницу, так что можно было видеть всех, входивших
в танцевальный зал. С Хиной приходилось быть любезным, потому что она могла пригодиться
в будущем.
Конечно, и
в публике, и у присяжных мог
остаться маленький червячок сомнения
в показании человека, имевшего возможность «видеть райские
двери»
в известном состоянии лечения и, кроме того, даже не ведающего, какой нынче год от Рождества Христова; так что защитник своей цели все-таки достиг.
— Значит, она там! Ее спрятали там! Прочь, подлец! — Он рванул было Григория, но тот оттолкнул его. Вне себя от ярости, Дмитрий размахнулся и изо всей силы ударил Григория. Старик рухнулся как подкошенный, а Дмитрий, перескочив через него, вломился
в дверь. Смердяков
оставался в зале, на другом конце, бледный и дрожащий, тесно прижимаясь к Федору Павловичу.
— О, ведь я на мгновение, я войду и просижу
в пальто. Перезвон
останется здесь
в сенях и умрет: «Иси, Перезвон, куш и умри!» — видите, он и умер. А я сначала войду, высмотрю обстановку и потом, когда надо будет, свистну: «Иси, Перезвон!» — и вы увидите, он тотчас же влетит как угорелый. Только надо, чтобы Смуров не забыл отворить
в то мгновение
дверь. Уж я распоряжусь, и вы увидите фортель…
Он ясно и настойчиво передал нам, очнувшись, на расспросы наши, что
в то еще время, когда, выйдя на крыльцо и заслышав
в саду некоторый шум, он решился войти
в сад чрез калитку, стоявшую отпертою, то, войдя
в сад, еще прежде чем заметил вас
в темноте убегающего, как вы сообщили уже нам, от отворенного окошка,
в котором видели вашего родителя, он, Григорий, бросив взгляд налево и заметив действительно это отворенное окошко, заметил
в то же время, гораздо ближе к себе, и настежь отворенную
дверь, про которую вы заявили, что она все время, как вы были
в саду,
оставалась запертою.
(Он так бы и
остался в овине, да заезжий мещанин его полуживого вытащил: окунулся
в кадку с водой, да с разбега и вышиб
дверь под пылавшим навесом.)
Она увидела, что идет домой, когда прошла уже ворота Пажеского корпуса, взяла извозчика и приехала счастливо, побила у
двери отворившего ей Федю, бросилась к шкапчику, побила высунувшуюся на шум Матрену, бросилась опять к шкапчику, бросилась
в комнату Верочки, через минуту выбежала к шкапчику, побежала опять
в комнату Верочки, долго
оставалась там, потом пошла по комнатам, ругаясь, но бить было уже некого: Федя бежал на грязную лестницу, Матрена, подсматривая
в щель Верочкиной комнаты, бежала опрометью, увидев, что Марья Алексевна поднимается,
в кухню не попала, а очутилась
в спальной под кроватью Марьи Алексевны, где и пробыла благополучно до мирного востребования.
Остаться у них я не мог; ко мне вечером хотели приехать Фази и Шаллер, бывшие тогда
в Берне; я обещал, если пробуду еще полдня, зайти к Фогтам и, пригласивши меньшего брата, юриста, к себе ужинать, пошел домой. Звать старика так поздно и после такого дня я не счел возможным. Но около двенадцати часов гарсон, почтительно отворяя
двери перед кем-то, возвестил нам: «Der Herr Professor Vogt», — я встал из-за стола и пошел к нему навстречу.
Одним зимним утром, как-то не
в свое время, приехал Сенатор; озабоченный, он скорыми шагами прошел
в кабинет моего отца и запер
дверь, показавши мне рукой, чтоб я
остался в зале.
Новый мир толкался
в дверь, наши души, наши сердца растворялись ему. Сен-симонизм лег
в основу наших убеждений и неизменно
остался в существенном.
Едва вахмистр с страшными седыми усами, стоявшими перпендикулярно к губам, торжественно отворял
дверь и бренчанье сабли становилось слышно
в канцелярии, советники вставали и
оставались, стоя
в согбенном положении, до тех пор, пока губернатор кланялся.
И, обиженный неблагодарностью своего друга, он нюхал с гневом табак и бросал Макбету
в нос, что
оставалось на пальцах, после чего тот чихал, ужасно неловко лапой снимал с глаз табак, попавший
в нос, и, с полным негодованием оставляя залавок, царапал
дверь; Бакай ему отворял ее со словами «мерзавец!» и давал ему ногой толчок. Тут обыкновенно возвращались мальчики, и он принимался ковырять масло.
Оставалось умереть. Все с часу на час ждали роковой минуты, только сама больная продолжала мечтать. Поле, цветы, солнце… и много-много воздуха! Точно живительная влага из полной чаши, льется ей воздух
в грудь, и она чувствует, как под его действием стихают боли, организм крепнет. Она делает над собой усилие, встает с своего одра, отворяет
двери и бежит, бежит…
Банкомет взял за плечи барона и вмиг выставил его за
дверь, которую тотчас же запер на крюк. Даже выругаться барон не успел.
Остались: Оська, карманник
в венгерке, пьяная баба, полковница и банкомет. Он подсел к нам.
Собаки опять затихли, и нам было слышно, как они, спутанным клубком, перескакивая друг через друга, опять убегают от кого-то, жалко визжа от ужаса. Мы поспешно вбежали
в сени и плотно закрыли
дверь… Последнее ощущение, которое я уносил с собой снаружи, был кусок наружной стены, по которой скользнул луч фонаря… Стена
осталась там под порывами вихря.
Я поднялся на своей постели, тихо оделся и, отворив
дверь в переднюю, прошел оттуда
в гостиную… Сумерки прошли, или глаза мои привыкли к полутьме, но только я сразу разглядел
в гостиной все до последней мелочи. Вчера не убирали, теперь прислуга еще не встала, и все
оставалось так, как было вчера вечером. Я остановился перед креслом, на котором Лена сидела вчера рядом со мной, а рядом на столике лежал апельсин, который она держала
в руках.
Весь этот вечер проходил оживленно и весело, а для меня
в нем
осталось несколько мелких, почти ничтожных эпизодов, значение которых выделилось даже не сразу, но которые
остались в памяти навсегда. Так, когда играли
в прятки, я наткнулся на кого-то из прятавшихся за
дверью в темноватом углу отцовского кабинета. Когда я приоткрыл
дверь, — передо мной на полу сидела небольшая фигурка, отвернувшая голову. Нужно было еще угадать, кто это.
Лопахин. На дворе октябрь, а солнечно и тихо, как летом. Строиться хорошо. (Поглядев на часы
в дверь.) Господа, имейте
в виду, до поезда
осталось всего сорок шесть минут! Значит, через двадцать минут на станцию ехать. Поторапливайтесь.
Фирс(подходит к
двери, трогает за ручку). Заперто. Уехали… (Садится на диван.) Про меня забыли… Ничего… я тут посижу… А Леонид Андреич, небось, шубы не надел,
в пальто поехал… (Озабоченно вздыхает.) Я-то не поглядел… Молодо-зелено! (Бормочет что-то, чего понять нельзя.) Жизнь-то прошла, словно и не жил… (Ложится.) Я полежу… Силушки-то у тебя нету, ничего не
осталось, ничего… Эх ты… недотепа!.. (Лежит неподвижно.)
Декорация первого акта. Нет ни занавесей на окнах, ни картин,
осталось немного мебели, которая сложена
в один угол, точно для продажи. Чувствуется пустота. Около выходной
двери и
в глубине сцены сложены чемоданы, дорожные узлы и т. п. Налево
дверь открыта, оттуда слышны голоса Вари и Ани. Лопахин стоит, ждет. Я ш а держит поднос со стаканчиками, налитыми шампанским.
В передней Епиходов увязывает ящик. За сценой
в глубине гул. Это пришли прощаться мужики. Голос Гаева: «Спасибо, братцы, спасибо вам».
Свирепая картежная игра с разрешения подкупленных надзирателей, ругань, смех, болтовня, хлопанье
дверями, а
в кандальной звон оков, продолжающиеся всю ночь, мешают утомленному рабочему спать, раздражают его, что, конечно, не
остается без дурного влияния на его питание и психику.
Старик молча поклонился и побежал за ключами. Пока он бегал, ямщик сидел неподвижно, сбочась и поглядывая на запертую
дверь; а лакей Лаврецкого как спрыгнул, так и
остался в живописной позе, закинув одну руку на козлы. Старик принес ключи и, без всякой нужды изгибаясь, как змея, высоко поднимая локти, отпер
дверь, посторонился и опять поклонился
в пояс.
— Нет, а я… — воскликнула Нюра, но, внезапно обернувшись назад, к
двери, так и
осталась с открытым ртом. Поглядев по направлению ее взгляда, Женька всплеснула руками.
В дверях стояла Любка, исхудавшая, с черными кругами под глазами и, точно сомнамбула, отыскивала рукою дверную ручку, как точку опоры.